www.russ.ru Шведская лавка # 52

Выпуск подготовил Роман Ганжа

Александр Чудаков. Ложится мгла на старые ступени: Роман-идиллия
Михаил Шишкин. Всех ожидает одна ночь: Роман, рассказ
Филип Дик. Убик: Роман
Банана Есимото. Кухня: Маленький роман; Тень при лунном свете: Рассказ
Чак Паланик. Бойцовский клуб: Роман

Каким бы ни был первоначальный цвет и узор портьер, теперь они стали бледно-желтыми и очень ветхими. Прикосновение пальца, не говоря уже о бризе, означало бы их настоящую гибель, о чем говорили волокна, устилавшие паркет. Эти занавеси лысели, и на некоторых складках виднелись широкие проплешины, словно ткань ощущала, что круг ее бытия замкнулся, и возвращалась в свое дотканное состояние. Наверно, и наше дыхание было слишком фамильярным, но все лучше свежего кислорода, в котором, как и в истории, ткань не нуждалась. Речь шла не о тлении, не о распаде, но о растворении в прошедшем времени, где твой цвет и расположение нитей не имеют значения, где, узнав, что с ними может случиться, они перестроятся и вернутся, сюда или куда-то еще, в ином обличье. "Простите, - словно говорили они, - в следующий раз мы будем прочнее". <...>

Всю дорогу хватало потусторонности; тут ее стало через край. Хозяин и мои спутники где-то отстали; я был предоставлен самому себе. Повсюду лежала пыль; цвета и формы всего окружающего смягчались ее серостью. Инкрустированные мраморные столы, фарфоровые статуэтки, кушетки, стулья, сам паркет. Ею было припудрено все, иногда, как в случае бюстов и статуэток, с неожиданно благотворным эффектом: подчеркивались рты, глаза, складки, живость группы. Но обычно ее слой был толстым и густым; более того, окончательным, будто новой пыли уже не было места. Жаждет пыли всякая поверхность, ибо пыль есть плоть времени, плоть и кровь, как сказал поэт; но здесь эта жажда прошла. Теперь пыль проникнет в сами предметы, подумал я, сольется с ними и в конце концов их заменит. Это, разумеется, зависит и от материала; попадаются довольно прочные. Предметам не обязательно разрушаться: они просто посереют, раз время не прочь принять их форму, как оно это уже сделало в веренице пустых комнат, где оно настигало материю.

Иосиф Бродский. "Fondamenta degli incurabili"

Александр Чудаков. Ложится мгла на старые ступени: Роман-идиллия. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. - 512 с. - (Оригинал). Тираж 5000 экз. ISBN 5-224-03217-2

Александр Чудаков (1938) окончил филологический факультет МГУ, там же защитил обе диссертации. Автор пяти книг и более двухсот статей по истории русской литературы от Пушкина до Чехова. Живет в Москве. Роман "Ложится мгла на старые ступени" был опубликован в трех последних номерах журнала "Знамя" за 2000 год и вошел сначала в лонг-лист премии Аполлона Григорьева за тот же год, а затем в шорт-лист Букера-2001.

"Мгла..." - рассказ о детстве и взрослении человека по имени Антон Стремоухов. Детство Антона проходит в далеком городке Чебачинске, в Северном Казахстане. Население Чебачинска в основном составляют ссыльнопоселенцы: "такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть нигде". Веками взращиваемый культурный слой, в одночасье выкорчеванный из родной почвы и перенесенный в дикую глухомань, на границу Леса и Степи, удивительный островок "старой России", место причудливого сплава высокого знания, которое "существует не для чего, а для самого себя", и натурального хозяйства "эпохи позднего феодализма", в котором "выращивали и производили все": из сахарной свеклы вытомляли патоку, из картошки делали крахмал, из конопли плели веревки, из щелочи и животного жира варили мыло, сами пекли хлеб, сами дубили кожи, сами изготовили медицинский градусник и мохнатый зонт из телячьей шкуры.

Здесь, в скудно обставленном интерьере детства, берет начало маниакальная сосредоточенность героя на предметном мире, особая чувствительность, внимательность к естественному порядку вещей. На с. 380 поставлен точный диагноз: "мания наилучшего предметоустройства мира", неприятие вещного неустройства, нежелание смириться с естественным старением вещей, твердая уверенность в том, что любой обломок, любой старый гвоздь или кусок жести для чего-нибудь сгодится. Любая вещь обладает своим предзаданным местом во вселенском порядке, своим полюсом притяжения, к которому она неизменно стремится. Мировая гармония, вечное возвращение, отрицание прогресса, - вот лейтмотивы натурфилософии Антона Стремоухова. Современный мир беспредметен, это царство фантомов, "визуальных образов без содержательного наполнения", чудовищных диссонансов в организации окружающей среды. Так, плуг соответствует земле, находится с ней в гармонии, а трактор - нет. Приглушенные, земляные цвета соответствуют глазу, а кричащие, "кислотные" - нет. Однако Антон верит, что история движется по кругу, утраченное единство мира будет восстановлено, вернутся старые, забытые, но никогда не умиравшие вещи, раскроются зловонные бездны городских свалок, и заживо погребенные пластиковые стаканчики, использованные батарейки, ржавые гвозди засверкают неземным блеском, закружатся в небесном хороводе, осуществляя свое истинное предназначение.

Тем более загадочной выглядит характеристика, данная герою на с. 405 - 408: человек, "по уши погруженный в слово", для которого мир не имеет невербального существования, вещи не обладают предметной телесностью, - они звучат "целостностью слова", причем не отдельного слова, а всего словесного мира целиком, упорядоченного таким образом, что форма является единственным подлинным содержанием. Антон - "человек звука", "человек мычания", "человек глоссы". Налицо противоречие с тем, что сказано в предыдущем абзаце. Противоречие, впрочем, мнимое. Ключ к загадке обнаруживается на с. 499: "Он стал скрывать, что не может смотреть фильмы с недавно умершими актерами, нечто противоестественное ощущая в том, что комедийные трюки выполняет человек, которого уже нет, как можно смеяться? Странно, но пластинки он воспринимал спокойно; голос - то было что-то другое, иная, бестелесная субстанция, им говорит душа". Итак, образ и голос. Образ - преходящее, телесное, становящееся. Образ немотствует. Голос - не только душа человека, но и душа вещи, выраженная в звучащем слове. Идеально упорядоченный предметный мир, о котором грезит Антон, - это мир слова, мир вечных, бестелесных вещей, мир форм, мир идей. Вот почему "Мгла..." - это роман об интеллигенции. Слово это означает "понимание", "идея", но также и "умение", "искусство". Современный человек ориентирован на чувственное познание, он не умеет понимать, он сам изгнал себя из обиталища вечных идей, поселившись в пустыне воображаемого, щедрого на красочные миражи. Забытое искусство восхождения от чувственного образа к умопостигаемой идее, - именно ему, в конечном счете, посвящена книга Александра Чудакова.

Цитата: Раньше транссубъектный мир был устойчив. Форма глиняного горшка не изменялась тысячелетьями; бюро с ломоносовского времени не сильно отличалось от аналогичного предмета 1913 года. Но все чаще наш современник не может понять назначение не только старинной вещи, но и предмета даже в скудном отечественном хозяйственном магазине.

Вещная смена в западных странах фантастически быстра, а разнообразие приобретает размеры чрезвычайные. У человека все смелее отнимают вещи привычные и любимые. Уже вошла в обиход выбрасываемая пластиковая посуда, на очереди трансформирующаяся надувная мебель, которая сегодня худее, завтра полнее. Прицеливаются на архитектурный облик города в целом - есть проекты микрорайонов, где планировка меняется в зависимости от сезона (угловое смещение улиц летом в сторону прохладных ветров). Предполагается устроить предметный мир меняющимся во всех его элементах. Это приблизительно то же самое, как если б человек всю жизнь куда-то ехал, смотря в окно вагона. В дороге можно провести месяц, год. Но возможно ль ехать всю жизнь, глядя на принудительно новые пейзажи?

Взрыв на Западе вещной ностальгии, интереса к предметам быта 40-50-летней давности, китч - это тоска по твердоостойчивой вещи прошлого.

Михаил Шишкин. Всех ожидает одна ночь: Роман, рассказ. - М.: Вагриус, 2001. - 300 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-264-00695-4

Михаил Шишкин родился в 1961 году в Москве. С 1995 года проживает в Швейцарии. Роман "Взятие Измаила" был удостоен премии Букер-Smirnoff за 2000 год. В том же году в цюрихском издательстве "Pano Verlag" вышел написанный им литературно-исторический путеводитель "Русская Швейцария" - путеводитель по русской культуре и русской истории. Книга вышла на русском языке, но распространяется только в Швейцарии. Роман "Всех ожидает одна ночь" был впервые опубликован в 1993 году в журнале "Знамя".

"Ночь" - роман о смерти. Форма романа - мемуары, "история жизни" провинциального помещика Ларионова, и, казалось бы, смерть играет в жизни этого пожилого, одинокого человека роль развязки, последней черты, к которой неуклонно стремится его пустое, неприметное существование, некогда наполненное событиями и свершениями. Смысл истории и судьба России обязаны направлять рассказ о жизни любого русского (а тем более дворянина) первой половины XIX века. Однако чтобы в конце этого рассказа наступила развязка, необходимо, чтобы в начале было нечто завязано. Выясняется, что в жизни Александра Ларионова ничего завязано не было. "Мозаика рассыпалась, растерялась, целой картинки все равно не получится", - пишет Ларионов о своем прошлом. Жизнь как-то не цепляет, не захватывает героя, не вызывает в нем удивления, волнения, страсти. Холодная отстраненность, отвращение, "наводящая ужас пустота", - вот модус его бытия. Юношей Ларионов был убежден, что он способен что-то сделать, - в своей жизни, в жизни своего полка, в жизни целого государства. Но жизнь обходится без Ларионова: "Дело в том, что все это делалось как-то само собой, помимо меня, независимо от моих усилий. В заведенном порядке я был ни при чем". Пассивный зритель театра теней, узник платоновой пещеры, герой испытывает странную усталость: "Вещи самые простые и очевидные требовали от меня теперь невероятных усилий". Он словно не может удержать мир от сползания в хаос, ведь что такое хаос, если не чуждый, непонятный, не опознаваемый в качестве такового порядок... И в этом необъяснимом сцеплении событий, словно в кривом зеркале, Ларионов с ужасом видит самого себя: "Я будто отделился от себя, от своего тела, оставшегося на диване, и смотрел на все со стороны". Итак, все завязано помимо Ларионова, он исключен из жизни, не способен внести в нее собственный порядок и, тем самым, осмыслить, оправдать ее. С самого начала Ларионов существует в смерти, в разладе, когда ничего не сходится, когда нет точки опоры, нет цели, нет смысла, нет свободы, нет любви.

Цитата: Нет, оставлю поскорей детство, ибо что есть для мира чьи-то детские воспоминания, если не ложь. Спросите любого, было ли у него в жизни что-нибудь счастливое, безмятежное, и он, конечно, вспомнит свою повозочку, свою няньку, свою матушку, укутывающую его беличьим одеяльцем, вытряхнет из заветного мешочка свои, ему лишь одному драгоценные стеклышки, будет перебирать их без устали.

Читать воспоминания о чьем-то детстве - что выслушивать рассказы слепца о том, как представляет он себе Божий свет. Так и грязная вонючая изба, в которой люди живут в мерзости и пьянстве, как скоты, вспоминается кому-то как островок счастья и душевного покоя. И пусть будет вокруг него с первого крика лишь рабство да хмельное мычание, а все не вытряхнуть ему из заветного мешочка, как ни тряси, ничего, кроме разноцветных стеклышек - и будет это во всей его жизни единственный свет и покой.

Филип Дик. Убик: Роман / Пер. с англ. А.Лазарчука. - СПб.: Амфора, 2001. - 263 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-94278-083-8

Филип Кинред Дик (Philip K. Dick, 1928 - 1982) - знаменитый американский писатель-фантаст, автор более тридцати романов. Активно, обильно и регулярно переводится на русский язык. Андрей Лазарчук - известный литератор, автор знакомых читателям РЖ книг "Все, способные держать оружие..." и "Штурмфогель". Роман "Убик" (Ubik, 1969) считается вершиной творчества Дика.

"Убик" - это метафизически точное и адекватное описание состояния сознания на границе жизни и смерти. По сюжету романа, такое состояние, получившее название полужизнь, научились фиксировать и растягивать на многие годы, пока тело, замороженное в особых условиях, хранит в себе остатки нервной деятельности. В состоянии полужизни человек способен общаться с соседями по морозильной установке и испытывать общие с ними ощущения, ничем не отличающиеся от ощущений живого человека. Иногда в морозилку попадает сознание-паразит, питающееся психической энергией соседей и тем самым ускоряющее процесс их окончательного распада. В этом и состоит интрига романа: в виртуальную реальность полужизни попадает группа полумертвых людей, однако реальность эта оказывается не сертифицированным местом обитания, предоставляемым фирмой-поставщиком услуг, но ловушкой, своеобразной паутиной, сетью, раскинутой хищником по имени Джори. Силы Джори не беспредельны, поэтому созданный им мир начинает разрушаться. Фантастические картины разложения составляют большую часть объема книги. Суть происходящих процессов в том, что вещи, состоящие из тела и души (или идеи), начинают избавляться от своих многочисленных телесных оболочек, восходя к первоначальной форме. Так, автомобиль, исчерпав все вариации модельного ряда за последние сто лет, превращается в колымагу с паровым двигателем, та - в карету, телегу... Мир стареет на глазах, возвращается одежда из натуральных материалов, кожа, "невыразимо приятная" на ощупь, деревянные шкафы уставлены антиквариатом, кладовые полны бесценных продуктов, не содержащих искусственных добавок... Умирание сопровождается все возрастающим наслаждением, прервать которое - и тем самым сохранить герою полужизнь - способен только "Убик"...

Цитата: Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей? Ведь если распад - то на составные части? А телевизоры не производят из старинных радиоприемников... Получается, прав был Платон, когда говорил об "идеях вещей", наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею радио, ее сменит что-то еще - это как кадры в киноленте... в любом предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое - затаившись в глубине - продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост последующих форм исчезает почему-либо... Мужчина - это продолжение не мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так давно...

Банана Есимото. Кухня: Маленький роман; Тень при лунном свете: Рассказ / Пер. с яп. А.Кабанова. - СПб.: Амфора, 2001. - 186 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-94278-215-6

Банана Есимото (Banana Yoshimoto) родилась в 1964 году в Токио. "Тень при лунном свете" (Moonlight Shadow) - литературный дебют, а "Кухня" (Kitchen, 1987) - второе произведение писательницы. Одноименный сборник, изданный в 1988 году, побил рекорды популярности. С тех пор все ее книги становились бестселлерами, и не только в Японии, но и в других странах. Особенно Банана полюбилась почему-то итальянцам. Из переводческих работ А.Кабанова известны "Фурю Сидокэн-дэн", "Поэзия "пяти монастырей"", "Сексуальная жизнь в Древнем Китае" Роберта ван Гулика, а также несколько повестей о судье Ди.

"Кухня" повествует об умении жить несмотря на постоянное присутствие смерти. Смерть задает тон повествования с самого начала: у героини умирает бабушка, благодаря чему она встречает героя, у которого погибает отец. "Я продолжала жить с постоянным ощущением, что когда-нибудь умру". Единственное, что дает героине силы сопротивляться окружающей смерти, - это искусство приготовления пищи. Дело в том, что кулинария - один из немногих видов деятельности, в котором от нас действительно что-то зависит. В процессе приготовления пищи наше присутствие необходимо, иначе порядок будет нарушен и пища не приготовится так, как следует. Повар постоянно существует в активном режиме, он удерживает от падения в бездну небытия свой маленький космос, именуемый "кухней". Понятно, почему героиня допускает отклонения от рецепта, влияющие на цвет и форму конечного продукта: важно не внешнее сходство с картинкой в поваренной книге, важно то, раскрыта ли сущность блюда, его душа, выраженная во вкусе. "Готовя по рецепту морковный ампон, я чувствовала, как моя душа проникает в него". Именно в такие моменты героиня испытывает необыкновенную радость жизни, ведь жизнь - это и есть выход за пределы, распространение себя вовне, проникновение в гущу косной материи. Жить - значит оставлять следы, а в блюдах, приготовленных героиней, несомненно присутствует частица ее души, - крохотное зернышко, упавшее в благодатную почву. Героиня дарит себя миру, и потому смерть, подкравшаяся так близко, обходит ее стороной. Ну а что касается прочего, отсылаю Вас, дорогой читатель, к Леви-Стросу, - уж он-то знал толк в хорошей кухне.

Цитата: Пока он заваривал чай, я обернулась и пристально оглядела кухню. Мягкий ковер на дощатом полу, добротные шлепанцы Юити... Необходимый минимум кухонных принадлежностей... Помимо прочего, имелась сковорода "Сильверстоун" и машина немецкого производства для очистки овощей. Даже ленивая старушка с большим удовольствием будет чистить овощи на такой машине. Освещенные лампой дневного света тарелки терпеливо дожидались своей очереди, поблескивали стаканы. Если присмотреться, то оказывалось, что, несмотря на кажущийся беспорядок, все странным образом находилось на нужном месте. Имелись и особенные вещи, например фарфоровые пиалы, тарелки для гратена, огромные блюда, две глиняные пивные кружки, - все было безупречным. С позволения Юити я открыла маленький холодильник и заглянула туда. Все было тщательно расставлено, никаких объедков. Я оглядывалась вокруг, удовлетворенно кивая. Хорошая кухня. Я полюбила ее с первого взгляда.

Чак Паланик. Бойцовский клуб: Роман / Пер. с англ. И.Кормильцева. - М.: ООО "Издательство АСТ", 2001. - 345 с. - (Мастера. Современная проза). Тираж 3000 экз. ISBN 5-17-011847-3

Чак Паланик (Chuck Palahniuk) - молодой американский писатель, ставший знаменитым после экранизации романа "Бойцовский клуб" (Fight Club, 1999). Из переводческих работ Ильи Кормильцева читателям РЖ известны "Садовник" Косинского, "Лабиринт" ван Гулика, "Тимбукту" Пола Остера и роман Ника Кейва с труднопроизносимым названием.

Сюжет "Бойцовского клуба" незамысловат. Одному парню надоедает комфортное существование в уютном интерьере, обставленном мебелью IKEA, и он устраивает бунт. Сначала - вечерние сборища, на которых клерки и менеджеры дубасят друг друга, получая огромное удовольствие от боли, затем - тайный заговор, проект уничтожения цивилизации и возвращения в первобытное состояние. Позже выясняется, что у парня раздвоение личности и суицидальные наклонности.

Речь, в общем, идет о современном варианте духовной аскезы, преодоления материальности мира и собственной телесности. В начале повествования мы застаем героя в состоянии потребительской лихорадки: "вещи <...> становятся твоими хозяевами". "Мне нравилась моя мебель. Вся - светильники, кресла, ковры - я жил этим. Это был я сам". Почему герой вдруг решает круто изменить свою жизнь? Это невозможно объяснить какими-то внешними причинами и обстоятельствами. Так или иначе, отныне единственная его насущная потребность - это постоянное подтверждение своего присутствия в мире. Ведь в предметах интерьера сам человек отсутствует. Более того, самого человека невозможно обнаружить даже в его собственном теле. Точнее, в его обычном, развалившемся в кресле и завернутом в мягкий халат теле. Если же заставить тело постоянно испытывать боль, то постепенно за истязаемой, истончаемой, разрываемой на части телесной оболочкой проступит бессмертная душа. Искусству непосредственного, плотного проникновения в сущность вещей герой обучается на протяжении всего романа. Дело это трудное: "Бессонница делает все вокруг очень далеким: копией, снятой с копии, которая, в свою очередь, снята с копии. Ты не можешь ничего коснуться, и ничто не может коснуться тебя". Постижение предметного мира: освоение свалок, мыловарение, натуральное хозяйство... Закономерный итог - отрицание цивилизации, забывшей о том, что у вещей, в частности, у человека, есть еще и душа, а не только телесная оболочка, которую можно использовать и выбросить (с. 107). Вернется опасный, дикий, бесконечно близкий, безотходный мир, мир, в котором вещи суть то, что они есть, а не то, чем они кажутся. Окончательный мир, где вещи будут рождаться в муках и погибать только один раз. В романе Паланика подобный "проект революции в Нью-Йорке" изображается симптомом умственного расстройства. В другие времена здесь обнаружили бы бесспорные симптомы святости.

Цитата: - Представь себе, что ты сажаешь редиску и картошку возле пятнадцатой лунки заброшенного поля для гольфа. Или охотишься на лосей в сырых лесах на склонах каньона вблизи от развалин Рокфеллер-центра, или собираешь корнеплоды возле каркаса Космической Иглы, наклонившейся под углом в сорок пять градусов. Мы распишем фасады небоскребов и превратим их в наши гигантские тотемы и вампумы. Каждый вечер то, что уцелело от человечества, будет собираться в пустых зоопарках и запираться в клетках, чтобы не подвергнуться нападению медведей, диких кошек и волков, которые будут по ночам взирать на нас через прутья решеток. <...>

- Представь, - говорит Тайлер, - лося, бредущего мимо разбитых витрин супермаркета и гниющих куч красивых платьев и фраков на плечиках. Мы будем носить одну одежду из кожи, которой нам хватит на всю жизнь, и карабкаться по стволам лиан толщиной с руку, которые обовьют небоскребы. Как в сказке о Джеке и волшебном горошке. Вскарабкаешься выше крон влажного леса, а там воздух такой чистый, что можно рассмотреть крошечные фигурки людей, молотящих зерно и раскладывающих полосы кабаньего мяса вялиться на протянувшейся на тысячи миль и раскаленной августовским солнцем пустой восьмирядной скоростной автостраде.

В предыдущих выпусках

Сводный каталог "Шведской лавки"



Шведская полка \| Иномарки \| Чтение без разбору \| Книга на завтра \| Периодика \| Электронные библиотеки \| Штудии \| Журнальный зал