Максим Амелин, лауреат литературной премии "Антибукер" за 1998 год, известен среди прочего как переводчик Катулла. Вдохновенно и адекватно теперешним реалиям русского языка передавший колкости и скабрезности латинского классика.
Также известен Максим как поклонник, отчасти продолжатель дела Сумарокова. Подборка его стихотворений в "Новом мире" собственно так и называлась "За Сумароковым с победною оливой".
Что, в общем, не удивительно, если учитывать опыт Тимура Кибирова, Д.А. Пригова, коньковской поэтической школы. Поэзия XVIII века сейчас в большой чести на российском Парнасе. Ее технические приемы - продуктивны, "аура" притягательна. Вопрос только в богоданной способности к подобному стилистическому "отыгрыванию". И здесь у Максима Амелина все в порядке:
Забавно и показательно также, что большим расположением со стороны Максима пользуется граф Хвостов - в своем роде "поэт для поэтов". Расположением, правда, особым:
Для самого Максима Амелина таким цветником стала поэзия XVIII-XIX вв. - источник частого цитирования, аллюзий и т.д. В этой связи не случайно название сборника - "в раздел "Dubia" у классиков обычно включают тексты, чья атрибуция может вызывать по тем или иным причинам сомнения". Или - такое программное стихотворение:
P.S.: Поклонникам литературного постмодернизма в его рафинированном варианте рекомендуем приложение к сборнику - "ЭРОТИЧЕСКИЙ ЦЕНТОН, составленный из стихов и полустиший эпической поэмы Михаила Хераскова "Россияда" в подражание Дециму Магну Авсонию".
Жиль Делез (1925 - 1995) - имя, которое в среде российских интеллектуалов служит чем-то вроде пароля и бронзовеет еще при произнесении. Жиль Делез классик, авторитет, а знакомство с его "шизоанализом" - немалая веха в истории отечественного философствования. Да и не только отечественного. В частности, Мишель Фуко утверждал: "Возможно, придет день, когда нынешний век будет назван веком Делеза".
Поэтому всякое издание работ французского философа заведомо успешно и с коммерческой точки зрения, и с позиций общего имиджа издательства. На этот раз на русский переведены комментарии Делеза к эпопее Пруста "В поисках утраченного времени". Хотя комментариями этот текст можно назвать только с известной долей условности. По сути, перед нами вариации на тему возможной "аналитики знака и текста как таковых". Лишь генерируемые авторским интересом к романам Пруста.
Многие из содержательных мотивов, фигурирующих на страницах книги, уже знакомы читателям "Логики смысла" и других переводившихся у нас работ Делеза. Тем занимательней их взаимоотношения с текстом одного из самых известных сочинений 20 века.
Оригинальность делезовского подхода стоит продемонстрировать на следующем примере. По Делезу, Пруст - не явный, но последовательный платоник. Среди прочих к этому тезису приводит такое рассуждение: "Итак, сущность в любви воплощается в первую очередь в законах лжи, во вторую же - в секретах гомосексуальности: ложь не была бы общностью, выражающей сущность в основных и показательных аспектах, если бы не соотносилась бы с последней как с утаенной истиной. Все обманы организуются и вращаются вокруг сущности как вокруг своего центра. Гомосексуализм - истина любви".
Ни больше, ни меньше.
В подробностях этой герменевтической интриги предлагаем читателям разобраться самим. Также рекомендуем задуматься над возможным смыслом и актуальностью процитированной фразы Мишеля Фуко. Странный получается жупел у проходящего столетия.
В сборник включены также две статьи Делеза - "По каким критериям узнают структурализм" и "Мистерия Ариадны по Ницше". На последних страницах приведена библиография основных его работ.
При жизни Даниила Хармса (1905 - 1942) было издано лишь два его стихотворения: "Случай на железной дороге" и "Стих Петра Яшкина". Даже те, кто входил в литературные круги тогдашнего Ленинграда, имели представление о нем прежде всего как о прозаике. В том числе, А.А. Ахматова.
В конце 80-х - 90-х Хармса издавали много, часто и разным калибром. Тем не менее, и в этих случаях имелся либо преимущественный интерес к прозе, либо чисто количественные приоритеты. Поэтому 600-страничный гилеевский сборник, включающий избранные поэтические произведения самого известного из обэриутов, можно назвать уникальным. Составляют его стихотворения, поэмы и драматургия, тщательно отобранные среди солидного корпуса творческого наследия Хармса. За пределами сборника оставлены многочисленные незаконченные вещи (наиболее интересные из них включены в Приложения), а также те, которые сам автор считал неудачными и которые часто несут соответствующие пометы (например: "Вариации не удались. Сюжет неясен и плохо выражен").
Кроме того, издание включает режиссерскую версию пьесы "Елизавета Бам" с ремарками и рекомендациями автора касательно ее постановки, а также дошедшие до нас фрагменты "Комедии города Петербурга" - наиболее монументального из начинаний Хармса.
Издание снабжено вступительной статьей составителя - Михаила Мейлаха, и обширными примечаниями. В оформлении книги использованы известные до сих пор только специалистам рисунки поэта.
Русскоязычному читателю скандинавская историко-литературная традиция известна в основном по изданиям "Эдды", исландских саг и скальдической поэзии. Теперь у него есть шанс познакомиться с классическим произведением шведской средневековой литературы. "Хроника Эрика", составленная в 20-е годы XIII в. неизвестным автором, считается одним из наиболее достойных образчиков шведских рифмованных хроник.
Перед нами оснащенное бойкой рифмой и суровой патетикой повествование об истории династии шведских конунгов - Фольгунов - с момента ее основания в середине XIII в. до вступления на трон Магнуса Эрикссона в 1319 году. Хроника названа по имени отца Магнуса Эрикссона, герцога Эрика, который является ее главным героем.
Произведения такого рода обычно имели утилитарное назначение - удачливый завоеватель (держатель) власти считал своим долгом заказать придворному литератору эпопею, в которой фиксировались бы подвиги государя и его клана, а также живописались зверства и подлости их противников.
Однако в случае "Хроники Эрика" вдохновение и социальный заказ, видимо, счастливо совпали. По крайней мере, она одновременно и вошла в хронику шведского государства и была включена в личные альбомы аристократов наряду с популярными тогда литературными произведениями.
Среди строго литературных особенностей произведения стоит отметить крайнюю динамичность повествования и довольно ограниченный набор часто повторяющихся рифм. Что, думается, ничуть не смутит натасканного в минимализме современного читателя. С другой стороны, в таком формальном приеме можно увидеть намек на понимание истории как процесса более циклического, нежели линейного. А можно и не увидеть.
Помимо текста хроники, впервые переведенного на русский язык полностью, издание включает научные комментарии, генеалогические таблицы династии Эрика Святого, а также статьи "Хроника Эрика" и исторические реалии шведского средневековья" и "Литературные и языковые традиции "Хроники Эрика" - на наш взгляд, не менее занимательные, чем само произведение.
Поиск книг в магазине "о3он":