  |
 |
 |
 |
 |
 |
||||
|
|
|
|
|
|
||||
    |
 |
    |
||
 |
 |
|
||
|
|
|
|
|
   |
||||
|
Выпуск от 16 июня 1998 года
"Про уродов и людей" |
Завершился фестиваль "Кинотавр". Не то за прошедший год я пресытился кино, не то в этот раз программа фестиваля была послабее (или, скажем так, вторичнее - "Большого Лебовски", "Ночи буги", "Умницу Уилла Хантинга" и "Железную пяту олигархии" я уже посмотрел в Москве) - но на этот раз количество фильмов, о которых хотелось бы написать, достаточно невелико и легко влезает в объем одного выпуска "Монокля" (в прошлом году обзор кинотаврических фильмов в "Сеновале" растянулся месяца на два). Возможно, о некоторых фильмах мне и захочется написать позже - но основные эстетические впечатления читатель получит уже сегодня.Для меня основная коллизия "Кинотавра" уже второй год оказывается в том, что многие неглупые и симпатичные мне люди в силу ложно понятого патриотизма продолжают заниматься российским кино. На мой взгляд, подобная специализация неизбежно должна приводить к профессиональной деградации (по счастью, это случается не всегда). Чтобы сделать свою мысль понятнее, предложу читателю представить дегустатора вин, сравнивающего напитки, продающиеся в киосках по цене до 25 рублей. Вне сомнения, он может получать удовольствие от своей работы, но вряд ли ее результаты кому-либо нужны и вряд ли он сможет вернуться к работе дегустатора более качественных напитков. Единственный достойный подход при обсуждении подобных продуктов был предложен одним из моих коллег:
- Если что-то выглядит как говно и пахнет как говно - значит, оно говно и есть.
Как отдельный анекдот можно процитировать ответ одного из собеседников:
- Нет, старик, все не так однозначно.
На мой взгляд - однозначней некуда, и конкурсная программа показала это с максимальной полнотой. Поскольку Валерий Тодоровский был в жюри фестиваля, "Страна глухих" в конкурс не попала, так же как и дебютные фильмы, выделенные в отдельный конкурс, - и потому зрелище отечественного кино, представленного на конкурс, было печально почти до слез. До последнего момента победу прочили "Времени танцора" Вадима Абдрашитова, но все досталось "Дням полнолунья" Карена Шахназарова. Кулуарные дискуссии кипели вокруг "Контракта со смертью" Астархана (см. "Пегас Light" двухмесячной давности) и нового фильма Алексея Балабанова "Про уродов и людей" (см. ниже). На мой взгляд, и то и другое вполне подтверждают поставленный выше диагноз.
Впрочем, грех роптать. В этом году в рамках конкурса "Дебют" было показано четыре (!) достойных картины - "Железная пята олигархии" Баширова, "Змеиный источник" Лебедева, "С днем рождения" Ларисы Садиловой и "Окраина" Петра Луцика. В пандан фильмам было и жюри, названное кем-то из коллег "самым арт-кинематографическим из когда-либо существовавших в России". Его возглавлял Сергей Овчаров ("Небывальщина", "Оно", "Барабаниада"), а кроме него туда вошли поэт Лев Рубинштейн, редактор любимого киножурнала "Сеанс" Любовь Аркус, красавица актриса Оксана Фандера и режиссер-документалист Виктор Косаковский. Все призы (включая приз журнала "Сеанс" и ФИПРЕССИ) получила Садилова, которую я, к сожалению, не видел, а заметку об "Окраине" читатель может прочесть ниже.
Что касается дел зарубежных, то главным событием должна была стать британская ретроспектива, а стали несколько фильмов, связанных с Востоком, - конкурсная "Голубая рыбка" японца Йосуке Накагава, внеконкурсный "Кундун" Мартина Скорсезе и "Фейерверк" Такеши Китано. Впрочем, рецензии на эти фильмы мы прибережем для другого раза, а сегодняшний выпуск завершим рассказом о короткометражных фильмах, в которых тоже не было недостатка на "Кинотавре".
Вот уже второй год подряд картина Алексея Балабанова оказывается фильмом, вызывающим бурные дискуссии критиков и зрителей. Между тем "Брат" и "Про уродов и людей" совсем не похожи друг на друга: первый - образец редкого в России почти чистого "жанра", второй - очередная стилизация под сюжеты и стиль начала века, вряд ли предполагающая массовую продажу на видеокассетах и растаскивание на цитаты.Оба фильма были в Каннах, хотя и вне основного конкурса, и это, вероятно, не случайно. Дело в том, что в обоих случаях Балабанов выбирает тему, находящуюся в фаворе у западной критики и зрителя. В первом случае вслед за Джоном Ву и Люком Бессоном он рассказывает историю киллера с чистой душой, во второй повествует о нелегких буднях порнобизнеса. На этот раз ему не повезло: "Про уродов и людей" оказался в программе показов "Кинотавра" в опасном соседстве с "Ночами буги", которым проиграл по всем статьям.
Поклонники "Уродов..." могут возразить, что сравнение неправомерно, поскольку, в отличие от Пола Томаса Андерсона, Балабанов снимал не ретрофильм, а стилизацию или, если угодно, притчу, с нарочито мелодраматичным сюжетом и условными характерами - Чистая Совращенная Девушка, Совращенная Мать Семейства, Любящий Отец, Злодей-немец, Злодей-русский, Интеллигент-доктор, Коварная Горничная (две штуки) и Влюбленный Художник. Вероятно, финал (Чистая Девушка сама просит ее выпороть, Влюбленный Художник становится порнографом, Злодей-немец уплывает на льдине, словно какой-то четвероногий герой Сеттон-Томпсона) должен был деконструировать привычную мелодраматическую схему. Последнее, возможно, было бы интересно, если б подобное не было сделано сто раз до Балабанова - от "Жюльетты" де Сада до "Ночного портье" Кавани.
Это было бы еще полбеды, если бы Балабанов не попытался - довольно неудачно - соединить в одном фильме две разные стилизации. Если сюжет и стилизован под немые фильмы, то изображение стилизовано под фотографии начала века. К этому добавляется третья эстетика - игра актеров, сориентированная на советское кино о дореволюционном прошлом (редкое исключение - Виктор Сухоруков, довольно умело изображающий шарж на "Носферату" Мурнау). Эти три эстетики не взаимодействуют в фильме, а чисто механически накладываются друг на друга - но чтобы заметить это, надо знать немое кино и старую фотографию несколько лучше, чем большинство зрителей, готовых поверить в то, что стилизация формально совершенна.
Как я уже писал, "Брат" напоминал средней руки независимый американский боевик - "Про уродов и людей" производит впечатление фильма, снятого провинциалом Данилой Багровым, приехавшим в Питер на стареньком паровозе и опрометчиво променявшим пистолет на кинокамеру.
Жили на свете два сценариста - Петр Луцик и Алексей Саморядов. Писали они, разумеется, сценарии к фильмам, и хотя фильмы получались вроде неплохие - "Дюба-дюба", "Дети чугунных богов", "Лимита" - те, кто читал сценарии, говорили, что сценарии были куда лучше. Само собой, друзьям-сценаристам был указан путь в режиссуру.К сожалению, заветную мечту удалось осуществить только одному из них: Алексей Саморядов нелепо и трагически погиб несколько лет назад. Петр Луцик уже в одиночку снял "Окраину" по совместному с покойным другом сценарию.
Моя отдекларированная выше нелюбовь к российским фильмам базируется на уверенности в том, что чаще всего то, что пытаются сделать отечественные режиссеры, давно и лучше сделано на Западе. "Окраина" (так же как и "Пята олигархии") - тот редкий пример, когда подобный фильм нигде, кроме как в России, появиться не мог бы. Черно-белая, стилизованная под фильм о гражданской войне роанд-муви под музыку из "Воскресения" и "Чапаева", завершающаяся уничтожением всех высоток города Москвы как обителей сил зла, не могла бы присниться самому независимому из независимых американских режиссеров. Да и какое дело американскому режиссеру до русского национального характера, показанного с любовью и ужасом.
Несколько крестьян решили выяснить, кто отобрал у них землю в процессе перестройки, и, вооружившись допотопными ружьями и едва ли не дуэльными пистолетами, отправились "беседовать по-тихому" с бывшим Председателем, кооператором, обкомовцем, а потом - с "Человеком в Кабинете", сильно смахивающим не то на Ельцина, не то на Черномырдина. Всех победили и землю вернули.
Подобная заявка могла бы навести на мысль, что перед нами политический фильм или очередное стебалово - но ничуть. Это новая сказка, очередное "Кому на Руси…", но только снятое человеком, впитавшим в себя советское кино двадцатых - семидесятых годов, Джима Джармуша, Эмира Кустурицу и всех-всех-всех.
Это смешной и страшный фильм. Палач утешает сознавшегося во всем кооператора, объясняя, что два поломанных ребра - это не страшно, скоро заживет; председателя макают в ледяную прорубь и случайно упускают, когда пытаются перехватить из руки в руку ("Рука заледенела совсем!"); а глядя на высотку, герои говорят:
- Народу больно много. Всех не перестреляешь. Но ничего - ты в рукав нож спрячь, а я в рот бритву возьму - прорвемся.
Но в отличие от какого-нибудь "Контракта со смертью", "Окраина" вовсе лишена любования жестокостью. Просто у Луцика на этот раз такие герои: люди все больше добрые и душевные, но очень решительно настроенные. А что детей на растопленную печку нельзя сажать - это им не объяснили, наверное. Зато сам режиссер это хорошо знает - и это еще одно, что резко отличает его от коллег, то и дело заставляющих меня чувствовать себя моралистом.
"Окраина" - это сказка, а любой читавший сказки не только в детской книжке с картинками помнит, насколько они жестоки и безжалостны. Не дай Бог, чтоб такая стала былью.
Когда к середине фестиваля я начал уже уставать от трех-четырех фильмов в день, организаторы порадовали меня двумя программами короткометражных фильмов. Первая представляла французские ленты, большинство из которых были премированы на международных фестивалях и сняты настоящими профессионалами, известными в мире кино. Вторая - короткометражки учеников нью-йоркской киношколы, представленные Борисом Фруминым.Честно говоря, во второй половине фестиваля нет ничего приятнее коротких фильмов, не требующих концентрации внимания на протяжении полутора часов (каких уже по счету за день!). Тем более что обе программы порадовали профессионально снятыми фильмами, временами вызывающими сильные эмоции, которые не в силах поддерживать требуемое время полнометражный фильм. Достаточно назвать французскую ленту "Желтое", где напряжение исподволь возрастает, заставляя зрителя едва ли не с ужасом ждать развязки простой истории про родителей и девочку, прячущуюся в поле желтых цветов, или американскую "Поездку", служащую как бы ироническим контрапунктом к недавнему "Развороту" Оливера Стоуна. Даже сорокаминутная и неспешная "На расстоянии взгляда" молодого американца Ямамото неожиданно захватывает зрителя, начинающего ощущать тревогу и волнение за судьбы дюжины школьных друзей, проходящих перед его глазами.
Достойной параллелью к двум этим программам стал чешский фильм "Пуговичники" (Buttoners, неудачно переведенный как "Застежки), удостоенный приза в Роттердаме и удачно прошедший в Берлине и Торонто сборник из полудюжины сюрреалистических новелл, в конце концов оказывающихся связанными друг с другом. Набросаем сюжет: 6 августа 1945 года японцы в маленьком городке Кокура ругают свою вечно дождливую погоду, не зная того, что из-за высокой облачности американское командование отдает бомбардировщику приказ сменить цель и вместо этого самого городка разбомбить другой - Хиросиму. Спустя пятьдесят лет пражский таксист подвозит пару, которая может заниматься любовью только в движущейся машине, а также благопристойную семейную чету. Он не знает, что отец семейства страдает странной манией - зажав ягодицами искусственную челюсть, он любит таким способом откусывать пуговицы с обивки сидений. А тем временем его дочь вместе со своим женихом на полузаброшенной ж/д ветке уничтожают перед свадьбой ключи от квартир бывших любовников девушки и становятся свидетелями самоубийства. Чтобы успокоиться, они отправляются на дискотеку, но на обратном пути…
В этом фильме нетрудно разглядеть влияние "Ночи на земле" Джима Джармуша, "Призрака свободы" Луиса Бунюэля и, в особенности, "Узников сладострастья" Яна Шванкмайера с его исследованием "негенетальной эротики" - но даже некоторая вторичность не помешала ленте чешских кинематографистов оставаться одним из самых забавных и запоминающихся впечатлений фестиваля.
 |
 |
 |
