Перефразируя известную мысль модернистской эпохи: "музей - кладбище культуры", можно предложить инвертированную формулу: "кладбище - музей культуры". Действительно, не с кладбища ли (гробниц, усыпальниц, древних захоронений, погребенных под пеплом городов) брали свое начало крупнейшие коллекции мира, заимствуя у него надгробия, саркофаги, скульптуру, ритуальные предметы и украшения, а также образцы древней письменности и словесности, запечатленные в эпитафиях? Но если классическое кладбище - музей культуры ушедших веков, то виртуальное кладбище становится средством музеефикации современной культуры.

Проект Валерия Савчука Виртуальное кладбище "Новые Литераторские мостки" проблематизирует целый ряд аспектов: политический (протест против прихода на Литераторские мостки "денежных" мешков), культурный (клуб артистической и художественной публики), литературный (возрождение жанра эпитафии), институциональный (кладбище как музей современной культуры), коммуникативный (сетевое сообщество), художественный (акция, эстетизирующая смерть), социальный (потеря самоидентификации в эпоху постмодерна) и др.

Виртуальное кладбище играет ту же роль, что и кладбище реальное, оно провоцирует зрителя на авторефлексию и идентификацию перед лицом вечности. Напоминание о смерти и предложение зрителю написать автоэпитафию становятся катализатором процессов, направленных на дефиницию самого себя. На рубеже веков принято подводить итоги. Попадая в среду склонной к философии художественной публики, зритель/претендент на "захоронение" ощущает потребность к обнажению истинной/желаемой сущности "я".

Используя метафору кладбища, Валерий Савчук инсценирует атмосферу художественного сообщества петербургских интеллектуалов, сложившегося в Галерее "Борей" (впервые "Виртуальное кладбище" было развернуто там в 1994 г.) и на философских семинарах в 103 галерее на Пушкинской, 10. Однако виртуальные "посиделки" на своих "надгробиях" в реальной галерее трансформируются в киберпространстве в репрезентацию интеллектуального, духовно и мистически окрашенного и освоенного, (со)общества Сети. Ведь если Кладбище - "не жизнь", то Сеть - "новая жизнь", то есть - виртуальная жизнь помимо реальной жизни, более того - одновременно, параллельно с реальной жизнью. Виртуальное кладбище, таким образом, становится метафорой "мистической общины", "art community" (Б.Гройс), но существующей в виртуальной реальности.

Уплотненность, скученность на реальном кладбище совершенно разных людей, собранных чужой волей в специально для этого уготованном месте, со своими правилами и порядками, - все это рождает ассоциации с "коммуналкой" Ильи Кабакова. В таком сугубо внешнем, формальном аспекте можно говорить о кладбище как о коммунальной квартире. Если же обратиться к понятию "коммунальное" Б.Гройса (на основе текста Нанси "La communaute desoeuvre"), то коммунальное - "неподконтрольная сторона коммуникации. Это - темная сторона моего тела и моего образа, которую я контролировать не могу, но которую могут контролировать другие, способные тем самым нанести мне ущерб" (Б.Гройс "О коммунальном", 1998). Понятно, что для реального кладбища такая коммунальность уже не грозит, так как там отсутствует коммуникация. Но "коммунальность" Гройса-Нанси не грозит и виртуальному кладбищу, где отсутствует "неподконтрольность" образа человека, которая и рождает "выставленность" человека в коммунальном.

Виртуальное кладбище Савчука эстетизирует смерть, возвращает ее в культурный обиход, в окружение изящной словесности, остроумия и "праздной мозговой игры" (Г.Гессе) творческих личностей. Так было уже не раз. Но в отличие, скажем, от эстетизации смерти в эпоху романтизма виртуальный проект привносит эстетику смерти в саму жизнь, симулирует и "проживает" ее в жизни, делает ее публичной и трансформирует эстетику смерти в эстетику жизни. Здесь нужно заметить, что эстетизация жизни является одной из фундаментальных основ общества постмодерна, когда человек утрачивает не только самоидентификацию, но и чувство реальности, утрачивает веру в прогресс ("конец истории"), веру в незыблемые ранее гражданские, моральные и эстетические идеалы, размытые плюрализмом (продажностью) масс-медиа. В этих условиях виртуальное кладбище становится способом эстетической самоидентификации, способом эстетизации, "музеефикации" собственной жизни.

Перенос "кладбища" в киберпространство привносит "реальное" в "виртуальное" и рождает метафору бессмертия, или, лучше сказать, "внесмертия", перенося и эстетически обживая и обустраивая в Сети "дела земные". При этом кибернетическая эстетика виртуального кладбища (печатные платы вместо участков, мониторы вместо надгробий) одновременно дистанцируется от реального кладбища и утверждает новое сетевое сообщество как новую реальность, лежащую вне традиционных представлений о жизни и смерти. Такому "внесмертию" отвечает и мысль Гройса в его "Диалогах" с Кабаковым о том, что постмодернист "в известном смысле не родился, а следовательно, и не может умереть. Это существование в бесконечности текстовой игры помещено где-то между жизнью и смертью".

Эстетизация жизни ускоряется эстетизацией в Сети. Персональные домашние странички и сайты людей самых разных профессий, часто далеких от артистических кругов, репрезентируют (и эстетизируют!) личности, присваивая себе функции, всегда ранее принадлежавшие художественным институциям. Сетевой человек воспринимает жизнь эстетически, поскольку самим условием его присутствия в Сети является репрезентация: себя, своего проекта, своего окружения, в котором он себя позиционирует. "Покажи свой контекст, и я скажу, кто ты", - эта формула уже сегодня является определяющей при знакомстве с новым сайтом.

Реальное кладбище всегда было символом конечности человека, но и символом его последнего пристанища. "Умирание" старых кладбищ, наслоение и разорение могил приводит к конечности самого кладбища - материализованной памяти об ушедших. Угроза атомной войны и гибели музеев рождает страх окончательной гибели человека. В этих условиях виртуальное кладбище - собрание эпитафий и текстов - возрождает иллюзию на бессмертие в форме "бесконечного текста" (Деррида), иллюзию "на бесконечное существование за пределами личной смерти. Пусть исчезла вера в бессмертие индивидуальной души, но возникла вера в стабильность культуры" (Гройс).

Танатологический характер проекта Валерия Савчука настраивает участников акции на мистический лад, который всегда тонко декорирован иронической (скептической, шуточной) формой автоэпитафий, обусловленной еще и требованиями лаконизма и философичности этого жанра. Этот мистический настрой передается и зрителю и побуждает его к авторефлексии и контакту со "знакомыми могилами". Двойственность, вернее, виртуальность ситуации заключается здесь не только в симуляции "захоронения", провоцирующей автора на искренность ("выставленность"), но и в симуляции "посещения" кладбища, провоцирующего зрителя на "надгробное слово", поминовение или даже эпитафию своему другу. Новая реальность виртуального кладбища в Сети заключается в реальном общении зрителя с "захороненным", которому он может оставить сообщение (привет, эпитафию) и надеяться на ответ с "того света". При этом и сами участники акции много узнают о себе нового и получат возможность репрезентировать себя в параллельную реальность Сети.

Наконец, о "катарсисе" Аристотеля. В древнегреческой трагедии зритель через соучастие и сопереживание выпавших на долю героя ужасов и страданий обретал "очищение от подобных аффектов". Так и "виртуальное кладбище" через симуляцию смерти и самоидентификацию участников акции помогает изживать подобные состояния.

Таким образом, виртуальное кладбище - это и музей, и кибер-община, и часть "бесконечного текста", и область "внесмертия" - сетевое кладбище будущего. "Развейте мой прах по Сети", - такие распоряжения будут оставлять после себя сетевые литераторы, философы, кураторы, художники, программисты. И чем как ни памятниками (эстетизированным "прахом") являются разбросанные сегодня по Сети их статьи, картины, проекты и Web-страницы?

• Наш маленький некрополь - виртуальное кладбище СМИ
• Смерть в Интернет - проект Андрея Травина
• Find A Grave - Могилы знаменитых людей
• The World Wide Cemetery