Журнал опять

В журнале Atlantic Monthly один гарвардский выпускник описал довольно интересный многолетний психологический эксперимент над студентами младших курсов. Дело было давно, около 1960-го года. Студентов отбирали каких поспособнее, притом денег платили почасовым образом - просто благодать, я сам так прирабатывал на психфаке ЛГУ, где, к счастью, не было такого полета и проникновения, как в богатеньком Гарварде.

Коротко говоря, Генри "Гарри" Мюррей, который этот эксперимент затеял, построил его вокруг одного кульминационного эпизода. Испытуемых сперва очень долго (около года) обмеряли и взвешивали всеми доступными способами; выпытывали их сексуальные фантазии и про онанизм; затем незрелых первокурсников просили составить сочинение "о своей философии жизни", притом их честно предупреждали, что им предстоит дискуссия на эту тему "с молодым талантливым адвокатом". Они, может быть, думали, что их на кушетку поместят и будут утешать - того не знали бедняги, что за утешение на кушетке требуется платить, а не наоборот. Когда они приходили в лабораторию по одному для кульминационной дискуссии, их сажали перед односторонне прозрачной стенкой, слепили софитами, обклеивали датчиками, открыто снимали камерой, а специально подготовленный молодой талантливый гебист из-за стекла начинал на них орать и издеваться над теми глупостями, которые они вписали в свое сочинение про философию жизни.

Все было сделано, чтобы поручика Пирогова высечь. Еще целый год после того их таскали (хочется сказать выдергивали), показывали им самих себя в записи и спрашивали: ну как? А? А? - и реакцию записывали (бихевиористы). На весь третий год Мюррей отдал испытуемых своим аспирантам.

Вообще, порядочный-таки фантазер был этот Мюррей. Во время войны он придумал очень похожий тест для проверки профпригодности тех, которые приходили в шпионы наниматься, и главная радость была - довести будущего шпиона до слез и про это сделать запись. Мечтал он также об ускоренном выведении нового человека, более удобного в обращении, а также о мировом правительстве. Промыванием мозгов академически и практически интересовался.

Я хочу обратить внимание публики на то, что высокоталантливых отборных гарвардских стипендиатов, по большей части, кажется, выпускников районных средних школ (а не частных), вот их никто особенно палкой не загонял в эти лаборатории. Мой друг уехал в Магадан... он добровольно... и проч. Никто ведь их как раз не выдергивал, сами ходили, за небольшую мзду, и позволяли выворачивать себя наизнанку.

Возможно, нового-то человека и правда легче вывести относительно мягкими (точечными) методами, не запирая полуфабрикат в клоповник и не тратя, хотя и по небольшой ставке, долгие часы доброго и злого следователей как соавторов сочинения о философии жизни.

Автор нашей обозреваемой статьи, кажется, так примерно и думает. Он полагает, что у Мюррея вместе с прочим Гарвардом даже получилось вывести по крайней мере одного нового человека, Унабомбера, о котором, собственно, и статья. Мы, однако, все-таки сомневаемся, и вот по какой причине: если на Унабомбера надеть очки, то получится в точности ваш покорный слуга, в котором точно нет ничего нового. Впервые на эту аналогию очень громко обратила внимание одна довольно уже к тому времени пьяная дама, с которой я познакомился в баре на Дивижн.

Про Унабомбера и вообще

Так иногда толпы ленивый ум
Из усыпления выводит
Глас, пошлый глас, вещатель общих дум,
И звучный отзыв в ней находит

Баратынский

Очень рекомендую всем журнал Atlantic Monthly. Это вам не баран начхал, не Нью-Йорк Таймс какая-нибудь. Вот упомянутая статья не автором (что с него взять, в Монтане в хижине живет, небось, без канализации, и Честертона-то вон по памяти цитирует), а редакцией исчерпывающе оснащена ссылками прямо на полях: и материалы Мюррея тут есть, и замечания экспертов о том, какой Унабомбер псих, что с нами разговаривать не хочет, и все про него, теперь уже знаменитого, подробности. Ну, или скорее, про него как убийцу. Там, там ссылки, я только коротко скажу природным русским языком, что Унабомбер, если кто не знает, это Theodore Kaczynski, учился он вот в Гарварде, защищался в Анн Арбор, преподавал в Беркли, работ несколько написал (почти все названия содержат слова Boundary functions и написаны примерно за два года, то есть недолго подвизался он - бомбы бросал дольше, за то и любят его). Послал и всячески пристроил шестнадцать штук бомб, живя при этом в щитовом домике в Монтане и выставляя на случайных прохожих капканы по периметру землевладения. Культовая фигура, стало быть. Составил проникновенный Манифест (там, там ссылка) о вреде технологий. Скоро будут опять его судить, он настоял, что в своем уме - предположительно, приговорят, но мы ничего не можем сказать о судьбе его идей, поскольку см. эпиграф.

Автор названной статьи по фамилии Чейз, а по профессии философ - цитирует там Честертона из Ортодоксии: "Поэты не сходят с ума; математики сходят." По памяти цитирует. Настоящая цитата такова: "Poets do not go mad; but chess-players do. Mathematicians go mad, and cashiers; but creative artists very seldom". Посмотрите и остальное рассуждение, оно примечательно и забавно, только м-р Г.К.Ч. не знал, видать, ни шахматистов порядочных, ни уж тем более математиков. Тяжелое это дело - защищать доктрину.

Математика тут, собственно, и ни при чем. Все дело в отсутствии вкуса, которое в сочетании с яркими аналитическими способностями производит сокрушительное впечатление на плохо подготовленного наблюдателя. А без сочетания со способностями - не производит. Кто бы удивлялся академику Фоменко - подумаешь, каких только академиков у нас не бывало для разнообразия - не будь он определенно хорошим математиком. Как же это, человек способен измерить высоты, а такое несет, как слепой, ей-Богу...

А.Н.Колмогоров в ранней юности, когда иные (скажем, пусть американские: не примите за личный выпад) подростки еще гуньку сосут, написал очень, очень примечательную работу о Новгородском землевладении по результатам ценза в XV веке. Доложил в семинаре у Бахрушина. Тот сделал необходимые комплименты, но далеко идущие выводы отверг на том основании, что в исторической науке такие вещи надо доказывать несколькими способами. Колмогоров рассказывал, что эта идея его поразила настолько, что он решил отныне заниматься только такими науками, в которых одного доказательства достаточно. Не верьте, он в этом был не совсем последователен, но он был последовательно велик, и спросите об этом Фоменко, если увидите - то-то завьется ужом.

Продолжение впредь