10 часов утра, вторник.
Машина испортилась в 210 милях от Нью-Йорка. Беспомощно дрейфуем в тумане. Пришлите буксирное судно как можно скорее. Через каждые шестьдесят секунд даем один длинный гудок, за ним один короткий.
Капитан
Письмо было свернуто в трубочку, обернуто непромокаемой бумагой, адресовано Пароходному обществу и прикреплено к нижней стороне перьев хвоста.

Эрнест Сетон-Томпсон, "Арно"

Самое главное в таком письме - конечно же, сам голубь. Голова должна быть непременно выпуклая, правильной округлой формы либо слегка приплюснутая. Спина - широкая и ровная. Пигостиль и его сустав должны быть со всех сторон покрыты перьями (если кто-то пытается всучить вам голубя с лысым пигостилем - гоните в шею обоих). Грудь - широкая и мощная. Взгляд - осмысленный. Осанка - благородная. Ну, дальше понятно.

Каждый, кто носился по комнате с дробовиком за влетевшей в форточку утренней корреспонденцией, пытался выгнать свежее сообщение из-под дивана, вдыхал ноздрями едкий аромат перьев и птичьего помета, промахивался и расшибал башмаком вазу тонкого фарфора, сворачивал пойманной наконец птахе шею и чувствовал при этом, как маленькое живое сердечко продолжает тихонько колошматиться, скажет вам, отдышавшись как следует: вот это - настоящее. Вот это - персонификация в полный рост. Вот тут - живое человеческое общение. А все эти ваши солдатские треугольнички, все эти гражданские штампы на серийных конвертах, шестизначные аналоговые дрожащие индексы и криво наслюнявленные марки - суррогат и массовое производство. И пятна смешанной с портвейном спермы на пожелтевших листках, которые вы между рыданиями храните в жестяной коробке из-под печенья, - это не "трогательно", а неаккуратно, за это руки отрывать нужно. Плюс неумение отличить турмана от карьера. Плюс неспособность вырвать прикрытым от солнца ладошкой взглядом из кружащей в лазоревом небе стаи своего любимца - по тому, как ложится на крыло и срывается к земле знакомая тень. Плюс отсутствие голубятен. Про стиль посланий и говорить неудобно: ни один голубятник не смог бы начать свое сообщение со слов: "Милая, дорогая Мариночка. Пишу Вам второпях, так как известие, которое я должен Вам сообщить, не терпит отлагательств..." - потому что каждое лишнее слово уменьшало шансы голубя долететь до адресата. Ограничение формата.

Впрочем, были и другие минусы: отсутствие международных стандартов на проделываемые в голубятнях дырки для входа и выхода птиц (известны случаи, когда некоторые особо жирные французские голуби не могли пролезть в ряд голубятен, расположенных под Эдинбургом), отсутствие минимально необходимой квалификации пользователей (некоторые идиоты могли, например, привязать к одному голубю стопку книг общим весов в три с половиной фунта), большая (до 50% на расстояниях в 60-70 км) доля потерь пакетов, чудовищные затраты на возню с яйцами и обучение молодняка. Вдобавок голуби обычно умели летать только в одном направлении, поэтому установка двунаправленного голубиного сообщения влетала в копеечку, не говоря уже о невозможности прямых массовых рассылок. Все это приводило к тому, что "бутылочники" - то есть приверженцы бутылочной почты - издевались над голубятниками при любом удобном случае.

"А если он сдохнет и не долетит? А если долетит, но бумажка от хвоста оторвется? А если у вас аллергия на пух? А на яйцах кто сидеть будет? А если, мать вашу, под рукой нет обученного голубя?" - язвили они, обмениваясь между собой запечатанными в бутылки посланиями. По традиции бутылки для почтовых сообщений отбирались исключительно из-под алкогольных напитков. Такой подход решал сразу несколько проблем. По бутылке можно было вполне точно определить социогафические характеристики автора. По качающейся на волнах пробке - догадаться о теме сообщения. Если верить историкам, люди культурные писали друг другу обычно в бутылках из-под хорошего игристого, в то время как пролетариат запечатывал безграмотные призывы к всеобщему бунту в ту тару, где раньше плескались портвейн или пиво. Ценители коньяка, как обычно, не понимали нужд поклонников мадеры и с трудом разбирали почерк последних. Опять же, навеселе человек реже тратил драгоценное время на сочинение и отправку всякой ерунды; а если уж все-таки отправлял, послания отличались легкостью и оптимизмом - даже когда речь в них шла о кораблекрушении или истощении запасов спиртного. Стиль, опять же. Персонификация. Дорогой сердцу аромат осени 1674-го. Но не ваш птичий помет. И не ваши простреленные в шести местах журавлики.

Оглядываясь назад, мы понимаем, что пользователям конкурирующих технологий не суждено было услышать друг друга. "Голубятники" не получали бутылочной почты, так как работали с почтой в голубятнях - среди птичьего гомона, хлопанья крыльев, говна и пуха. Бутылки с издевательствами и насмешками до них попросту не доходили. В свою очередь, упавших в море голубей обгладывали рыбы, и опухшие от беспробудного пьянства "бутылочники" так и не узнали, куда именно рекомендовали им засунуть свои бутылки "голубятники". Третьи лица неоднократно пытались соединить эти две технологии, но ни научить голубей летать с привязанной к хвосту бутылкой, ни запихнуть гордую птицу с царственной осанкой внутрь стеклобутылки у них не получилось.

Разумеется, умерли и те, и другие.

Первых, скорее всего, доконала идея создания бесплатной голубиной почты. "Милостивый Государь! Вчера мы снова подверглись нападкам и побоям наших акционеров. Считаю целесообразным и полезным закончить дальнейшие изыскания. С прискорбием вынужден признать, что они обходятся чрезмерно дорого, не умеют доставлять корреспонденцию и уже загадили все памятники в городе", - говорилось в предсмертной записке зачинателя одного такого проекта. Вторые почти наверняка скончались от цирроза печени. Каждое утро ответить на дюжину сообщений - это четыре красного по ноль семь, полтора литра столового вина, пара игристого, бенедиктин и арманьяк, и ни о каком здоровье речи тут быть не может.

Время шло. Технологии межчеловеческого общения совершенствовались все быстрее и быстрее. Наступил 1945 год.

Многие помнят черно-белую газетную фотографию с "Катюшей": один из ее снарядов украшен неровной, выведенной от руки белой надписью "НА БЕРЛИН". Кто это писал, кому и с какой целью? Разумеется, отправлять врагу сообщение, написанное пусть даже очень крупными буквами, - занятие малоперспективное и просто глупое: враг его вряд ли прочитает. Человек устроен так, что когда на него сверху падает начиненной взрывчаткой снаряд, он не станет щуриться, пытаясь разглядеть, что же на этом снаряде написано. Тогда - зачем? Может, для Берлина выпускались одни снаряды, для Варшавы - другие, и при отправке боеприпасов в разные горячие точки на них ставили точный адрес, чтобы случайно не перепутать? Оказывается, все было не так.

В самом начале февраля 1945 года 248-я Краснознаменная Одесская стрелковая дивизия прорвала немецкую оборону на Висле, освободила Варшаву, форсировала Одер и на его западном берегу захватила города Гросснойендорф и Ортвиг. Немцы ожесточенно сопротивлялись.

Ее звали Мария. Его звали Ганс. Так получилось, что они почему-то очень любили друг друга. Продолжая воевать друг против друга. Как заметил один мой знакомый, их отношения были похожи на огромный распустившийся тополь, вывернутый с корнем во время сильной грозы: - в том плане, что вот вам сразу и либидо, и мортидо.

Связи не было: часть радиостанций была разбита, оставшиеся работали на несовпадающих частотах. Никаких телефонов и телеграфов, никакой почты. Кругом орудовали снайперы, свистели пули, гремели взрывы.

В конце концов, Мария нашла выход. По ночам она вытаскивала из ракет заряды, обходила батарею "катюш" с ведром краски, старательно выводила на каждом снаряде белые буквы, складывающиеся в персонифицированное письмо, от которого нам остались лишь два странных слова. Вот полный текст этого послания:

"ЗДРАВСТВУЙ, ДОРОГОЙ ГАНС! Я ОПЯТЬ НЕ СПАЛА ВСЮ НОЧЬ: СМОТРЕЛА НА ВСПАХАННОЕ СНАРЯДАМИ ПОЛЕ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. КОГДА-НИБУДЬ ВСЕ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ, Я СМОГУ ВЗЯТЬ ТЕБЯ ЗА РУКИ, ПОСМОТРЕТЬ В ГЛАЗА И СКАЗАТЬ ЭТИ ЖЕ СЛОВА, КОТОРЫЕ ЧЕРЕЗ ЧАС ОГНЕННЫМ ДОЖДЕМ ПРОЛЬЮТСЯ НА БЕРЛИН. ИЛИ ПОЗВОНИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ. ИЛИ ОТПРАВИТЬ ТЕЛЕГРАММУ. ИЛИ НАПЕЧАТАТЬ ИХ В ГАЗЕТАХ. ИЗВИНИ, ЧТО НА ЭТОТ РАЗ ПОЛУЧИЛОСЬ ТАК КОРОТКО - КОНЧАЮТСЯ СНАРЯДЫ. ПРОЩАЙ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. МАРИЯ".

Что на это ответил Ганс, мы не знаем. Его уже нет. И говорить о нем плохо я не стану.

Зато жива еще та сволочь, которая ходит по улицам, включает электронно-вычислительный комплекс, запускает бездушный текстовый редактор и пишет душещипательно, слезоточиво, долго про то, как прошла эпоха, и электронное письмо - не письмо вовсе, и что Маша сообщалась с Дубровским посредством дупла, и это дупло можно было потрогать и сохранить, дупло было живое и теплое, а теперь одни бэст регардс в аутлуке, а это дрянь, и прошла эпоха, и нет той марки с зубчиками за четыре копейки, с синим самолетиком, и засушенную маргаритку с Mail.Ru не отправишь, и прошла эпоха засушенных маргариток, совсем, бля*ь, прошла, практически безвозвратно, и нету никакой персонификации, повывели ее всю вместе с кляксами и неровным почерком с наклоном влево, и не осталось больше солдатских треугольников, которые пахли кровью, и пеплом, и порохом, и лесами, и никто больше не напишет никогда химическим карандашом на спинах немытых мальчиков, как в "Гиперболоиде инженера Гарина", а какие были мальчики, но прошла эпоха, кончилась, и нет ее больше, а есть только этот ваш спам, и это ваше ICQ, и эти ваши вирусы, и эта ваша Анна Курникова заразная, и это перечитывается, правится, сохраняется, зазиповывается, приаттачивается и отправляется из Москвы в Москву через Тарту сквозь Лейбова для РЖ.

Тему неперсонифицированности опубликованных в РЖ статей опускаю. Я сейчас о другом.

Мне кажется, Роман, что писать тебе про чарующий перестук клавиш пишущей машинки не на пишущей машинке - некрасиво и нечестно. И про чудесный клочок с неровным почерком нужно писать тебе обязательно на клочке и всенепременнейше неровным почерком, чтобы и ты порадовался, и девочки в РЖ не расслаблялись. Если про чудесный клочок в шестом "Ворде" писать и по электронной почте статью отправить, потом стыдно будет. И когда про солдатский треугольник в "Ворде" - это нехорошо, а вот если ту же статью в окопе под Грозным написать и отправить тебе, Роман, в тыл с отрядом карателей - это военный подвиг получится, да и гражданский тоже.

Только вряд ли кто тебе так персонифицированно напишет.

И не потому, что прошла эпоха. Просто снаряда подходящего под рукой нет.