Идеология возникает в начале 1920-х - Трубецкой, Карсавин, еще кое-какие люди - и в течение этих 1920-х имеет - среди эмиграции - некоторый вес.
В СССР в 1960-е возрождается Савицким и Гумилевым.
И чем далее, тем - - -, и сейчас - см. в начале.
Сейчас, собственно, это уже почти официальная идеология.
Одна из главных их идей, евразийцев: Запад - Европа, а теперь и Америка - вечный и непримиримый враг России и русских, и вообще мы с западной культурой и цивилизацией ничего общего не имеем (то что приобрели в Петербургский период - наносное, от которого один вред), а мы - азиаты, все что в нас есть глубинно-внутреннего - от азиатов.
Поэтому монгольское иго для нас было благо, да и ига никакого не было, а был дружественный союз дружественных народов против Запада.
И советский коммунизм, дескать, был этим хорош - не тем, что коммунизм, а тем что всемирная антизападная сила, дающая возможность под своим знаменем объединиться антизападным силам всего мира, от Китая и Индонезии до Анголы, Никарагуа и Кубы.
И надо и сейчас так: дружить со всем Югом и Востоком - Третьим Миром - против Запада, который нужно бы - жаль, руки пока коротковаты, - вообще уничтожить, ибо он есть главная в мире база и сила самого Сатаны.
Теория совершенно высосанная из пальца и беспрерывно опровергаемая самой жизнью: никогда никакой любви русские люди к Третьему миру и его представителям не питали, именуя их исключительно чурками, чучмеками, черножопыми и полагая нахлебниками на своей трудовой русской шее:
популярная песенка 1960-х, наглядно это демонстрирующая.
Чтобы не повторяться.
Да и сейчас: самые оголтелые антиамериканисты и антизападники - скинхеды - руководствуются отнюдь не идеологией братания с угнетенным Югом и Востоком, а напротив - идеология их - расистская и более-менее гитлеристская, - она имеет именно что ультрапрозападнические корни (нацизм, ККК, "уайт пауэр" и проч.), и заняты эти скинхеды прежде всего тем, что ловят и бьют именно этих представителей угнетенного Западом Третьего мира и, якобы, естественных друзей и союзников России.
Хотя что касается того, что мы - не менее азиаты, нежели европейцы, и что глупо это скрывать и этого стыдиться, а напротив, нужно этим гордиться и это в себе даже и культивировать, - с этим я совершенно согласен.
Вопрос: Как же так получилось, что крохотная Палестина играла такую роль в истории?
Ответ: оказывается, на самом деле их, евреев, было очень до фига.
"Словарь Античности" (М. 1992, пер. с нем.), в статье "Диаспора" сообщает:
"Из 60 млн. чел., проживавших к началу н.э. в Римской империи, приблизительно 10 процентов составляли евреи.
Доля евреев на востоке Римской Империи была особенно велика: так, в Сирии и Египте в некоторые периоды проживало около 1 млн. евреев (в Александрии они заселяли две пятых города)".
Аналогичная история с греками.
На карте Греция - пятачок, тьфу.
На деле же они уже к VIII веку до нашей эры расплодились настолько, что заселили всю южную Италию, и Сицилию, и побережья Малой Азии, и Северное Причерноморье и проч. и проч.
(И, кстати, появились в Италии и начали заселять ее на несколько веков раньше, чем из-за Альп пришли латины - римляне. Так во всяком случае утверждает Моммзен.)
И все продолжали плодиться и плодиться до такой степени, что их хватило, чтобы завоевать и заселить всю Персидскую Империю, вплоть до Индии.
И потом Восточная Римская Империя - она же Византия - была населена именно греками, а не кем-нибудь еще.
В русской поэзии XX века евреи играли, конечно, определяющую роль: Бурлюки, Лифшиц, Мандельштам, Пастернак, Сельвинский, Багрицкий, Кирсанов, Евтушенко, Бродский, Высоцкий. Пригов? Не интересовался его генеалогией, но если есть в нем еврейская примесь - не удивлюсь.
Многие люди очень из-за этого переживают и пытаются выстроить альтернативную историю русской поэзии, куда включать только по принципу "чистоты русской крови".
Бедненькая у них история выходит: один Есенин да всякий третий сорт типа Рубцова, Тряпкина, Ю.Кузнецова и проч.
Теоретически они могли бы попытаться присвоить себе обэриутов, которые как раз все были сплошь чистые русаки, да обэриуты для них уж совсем - - -
Да ничего.
То есть можно конечно придумать себе "Россию, которую мы потеряли" и жить в мифической ней, какая она была бы без 17 года, без евреев и без всего остального.
(Пародией на именно такой тип мышления является, на мой взгляд, "Роман" В.Сорокина.)
А по мне - да, дали евреи копоти в первой трети века, но все это уже быльем поросло, и все они теперь:
и еврейский компонент - неотъемлемая составная часть русской культуры во всех ее проявлениях, от блатной музыки до самоей поэзии, пытаться вырвать их из которoй - рвать по живому.
Так я полагаю.
Евтушенко, Евгений
Я бужу на заре
своего двухколесного друга
Мать кричит из постели:
"На лестнице хоть не трезвонь!"
Я свожу его вниз.
По ступеням он скачет
упруго.
Стукну шину ладонью -
и сразу подскочит ладонь!
Я небрежно сажусь -
вы посадки такой не видали!
Из ворот выезжаю
навстречу воскресному дню.
Я качу по асфальту.
Я весело жму на педали.
Я бесстрашно гоню,
и звоню,
и звоню,
и звоню...
за Москвой петуха я пугаю,
кривого и куцего.
Белобрысому парню
я ниппель даю запасной.
Пою коричневый квас
в пропылившемся городе Кунцево,
привалившись спиною
к нагретой цистерне квасной.
Продавщица сдает
Мокрой мелочью сдачу.
Свое имя скрывает:
"Какие вы хитрые все".
Улыбаясь: "Пока!"
Я к товарищу еду на дачу.
И опять я спешу,
и опять я шуршу по шоссе.
Он сидит, мой товарищ,
и мрачно строгает дубину
на траве,
зеленеющей у гаража.
Говорит мне:
"Мячи вот украли...
Обидно..."
И корит домработницу:
"То тоже мне страж...
Хороша!"
Я молчу.
Я гляжу на широкие, сильные плечи.
Он о чем-то все думает,
даже в беседе со мной.
Очень трудно ему.
На войне было легче.
Жизнь идет.
Юность кончилась вместе с войной.
Говорит он:
"Там душ.
Вот держи,
утирайся".
Мы по рощице бродим,
ругаем стихи и кино.
А потом за столом,
на прохладной и тихой террасе,
рядом с ним и женою
тяну я сухое вино.
Вскоре я говорю:
"До свидания, Галя и Миша".
Из ворот он выходит,
жена прислонилась к плечу.
Почему-то я верю:
он сможет,
напишет...
Ну, а если не сможет,
я думать о том не хочу.
Я качу!
Не могу я с веселостью прущей расстаться.
Грузовые в пути
догоняю я махом одним.
Я за ними лечу
в разреженном пространстве.
На подъемах крутых
прицепляюсь я к ним.
Знаю сам,
что опасно!
Люблю я рискованность.
Говорят мне,
гудя напряженно,
они:
"На подъеме поможем,
дадим тебе скорость,
ну, а дальше уже,
как сумеешь, гони".
Я гоню что есть мочи!
Я шутками лихо кидаюсь.
Только вы не глядите,
как шало я мчусь, -
это так, для фасону.
Я знаю,
что плохо катаюсь.
Но когда-нибудь
я хорошо научусь.
Я слезаю в пути
у сторожки заброшенной,
ветхой.
Я ломаю черемуху
в звоне лесном,
и, к рулю привязав ее ивовой веткой
я лечу
и букет раздвигаю лицом.
Возвращаюсь в Москву.
Не устал еще вовсе.
Зажигаю настольную,
верхнюю лампу гашу.
ставлю в воду черемуху.
Ставлю будильник на восемь,
и сажусь я за стол,
и вот эти стихи
я пишу ...
1955
Талантливо?
Талантливо.
Глуповато?
И это есть.
Плохо это?
Нет, в данном случае - хорошо.
Это Буколическая поэзия наших дней (с оттенком только что (в смысле, в 1955 году) прочитанного Евтушенкой Хемингуэя) - а в буколической поэзии некая глуповатость есть обязательная составляющая.
Которая ее не только не портит, а придает ей шарм.
Или:
Разговорились люди нынче.
От разговоров этих чад.
Вслух и кричат, но вслух и хнычут,
и даже вслух порой молчат.
Мне надоели эти темы.
Я бледен. Под глазами тени.
От этих споров я в поту.
Я лучше в парк гулять пойду.
Уже готов я лезть на стену.
Боюсь явлений мозговых.
Пусть лучше пригласит на сцену
меня румяный массовик.
Я разгадаю все шарады
и, награжден двумя шарами,
со сцены радостно сойду
и выпущу шары в саду.
Потом я ролики надену
и песню забурчу на тему,
что хорошо поет Монтан
и возлюбуюсь на фонтан.
И, возжелавши легкой качки,
лелея благостную лень,
возьму я чешские "шпекачки"
и кружку с пеной набекрень.
Но вот сидят два человека
и спорят о проблемах века.
Один из них кричит о вреде
открытой критики у нас,
что, мол, враги кругом, что время
неподходящее сейчас.
Другой - что это все убого,
Что ложь рождает только ложь
и что, как б ни эпоха,
неправдой к правде не придешь.
Я закурю опять, я встану,
вновь удеру гулять к фонтану,
наткнусь на разговор другой...
Нет, - в парк я больше ни ногой!
Все мыслит: доктор медицины.
что в лодке сетует жене,
и женщина на мотоцикле,
летя отвесно по стене.
На поплавках уютно-шатких,
в аллеях, где лопочет сад,
и на раскрашенных лошадках, -
везде мыслители сидят.
Прогулки, вы порой фатальны!
Задумчивые люди пьют,
задумчиво шумят фонтаны,
задумчиво по морде бьют.
Задумчивы девчонок челки,
и ночь, задумавшись всерьез,
перебирает словно четки,
вагоны чертовых колес...
1955
То же самое.
Да жаль, мало у него такого.
Ибо Евтя буколической поэзией ограничиваться не желал, а науськиваемый советской критикой и воспитанием, все норовил быть агитатором-трибуном-главарем, а также и мыслителем, а также и поэтом "беспощадной искренности".
Тут наружу лезла уже не милая глуповатость, а самая махровая глупость самодовольного ("бесстрашно искреннего!") совка, и вот это - а это 90, если не 99, процентов сочиненного Е. - читать теперь совершенно невозможно.
Вряд ли это его персональная вина. Вознесенский, Марлен Хуциев, Окуджава, прочие, прочие, вплоть даже и самого Венички Ерофеева тоже - - -
Потому что очень трудно, будучи совком, живя всю жизнь в совке, совковые книги читая, совковой морали придерживаясь - суметь это в стихи - не пускать.
Нужно было или на фиг бежать, пока не пропитало до мозгов костей, - Лимонов, Бродский, Соколов, др., - или быть совершенным внутренним диссидентом - лианозовцы, - или уж полным циником, который - - -
Ни на то, ни на другое, ни на третье у всех этих шестидесятников ярости не хватило, и вот - - -
И результат: Евтушенко, человек, который (из тех, кто является сочинителями стихотворений) имел в XX веке самое большое количество прижизненной всенародной славы (настоящей славы, а не популярности среди ценителей), - ну, может быть, деля первое место с Высоцким, - уже сейчас находится в полном забвении и презрении; фамилию и морду лица, конечно, все помнят, но чтобы кто-нибудь читал его стихи - из представителей нынешних поколений, я имею в виду, тех, кому меньше сорока...
И далее, я думаю, будет более.
Прецедент имеется: сумасшедшая прижизненная слава Надсона - и через двадцать лет одна фамилия, притом переполненная негативными коннотациями.
Ну, вот я пару стихотворений и воспроизвел.
Ради справедливости; чтобы показать: кое-что в Евтушенке все-таки было.
***
Тем более что если уж совсем по справедливости, то вообще-то Е. должен быть признан одним из немногих людей, внесших одну из очень важных и полезных формальных новаций в русскую поэзию.
Он изобрел "корневую "рифму", когда рифмуются начала слов, а не их концы.
В приведенном стихотворении "Парк":
тени - темы,
стены - сцене,
медицины - мотоциклу,
вреде - время,
фонтаны - фатальны,
и проч., и проч.
Может, изобрел и не лично Е., но регулярно и систематически везде и повсюду стал ее применять именно он.
И с его подачи так стали в 1960-е рифмовать абсолютно все, и чуть ли не в обязательном порядке - "это так современно!" - и такая рифма стала одним из зримых символов ранних (1955 - 1964) шестидесятых.
"Враг - враль", например, у Ахмадулиной, и проч.
Сейчас мода ушла, а рифма - осталась.
Я например - вполне охотно так при нужде рифмую, находя подобную рифму ничем не хуже любой другой.