Емелин, Всеволод

Судьба моей жизни

(автобиографическая поэма)

Заметает метелью
Пустыри и столбы,
Наступает похмелье
От вчерашней гульбы,

Заметает равнины,
Заметает гробы,
Заметает руины
Моей горькой судьбы.

Жил парнишка фабричный
С затаенной тоской,
Хоть и в школе отличник,
Все равно в доску свой.

Рос не в доме с охраной
На престижной Тверской,
На рабочей окраине
Под гудок заводской.

Под свисток паровоза,
Меж обшарпанных стен
Обонял я не розы,
А пары ГСМ.

И в кустах у калитки
Тешил сердце мое
Не изысканный Шнитке,
А ансамбль соловьев.

В светлой роще весенней
Пил березовый сок,
Как Сережа Есенин
Или Коля Рубцов.

Часто думал о чем-то,
Прятал в сердце печаль
И с соседской девчонкой
Все рассветы встречал.

В детстве был пионером,
Выпивал иногда.
Мог бы стать инженером,
Да случилась беда.

А попались парнишке,
Став дорогою в ад,
Неприметные книжки
Тамиздат, самиздат.

В них на серой бумаге
Мне прочесть довелось
Про тюрьму и про лагерь,
Про еврейский вопрос,

Про поэтов на нарах,
Про убийство царя,
И об крымских татарах,
Что страдают зазря.

Нет, не спрятать цензуре
Вольной мысли огня,
Всего перевернули
Эти книжки меня.

Стал я горд и бесстрашен,
И пошел я на бой
За их, вашу и нашу
За свободу горой.

Материл без оглядки
Я ЦК, КГБ.
Мать-старушка украдкой
Хоронилась в избе.

Приколол на жилетку
Я трехцветный флажок,
Слезы лила соседка
В оренбургский платок.

Делал в темном подвале
Ксерокопии я,
А вокруг засновали
Сразу псевдодрузья.

Зазывали в квартиры
Посидеть, поболтать,
Так меня окрутила
Диссидентская рать.

В тех квартирах был, братцы,
Удивительный вид:
То висит инсталляция,
То перформанс стоит.

И, блестящий очками,
Там наук кандидат
О разрушенном храме
Делал длинный доклад,

О невидимой Церкви,
О бессмертьи души.
А чернявые девки
Ох, как там хороши!

Пили тоже не мало,
И из собственных рук
Мне вино подливала
Кандидатша наук.

Подливали мне виски,
Ну, такая херня!
И в засос сионистки
Целовали меня.

Я простых был профессий,
Знал пилу да топор.
А здесь кто-то профессор,
Кто-то член, кто-то корр.

Мои мозги свихнулись,
Разберешься в них хрен -
Клайв Стейплз (чтоб его!) Льюис,
Пьер Тейар де Шарден,

И еще эти, как их,
Позабыл, как на грех,
Гершензон, бля, Булгаков,
В общем авторы "Вех".

Я сидел там уродом,
Не поняв ни шиша,
Человек из народа,
Как лесковский Левша.

Их слова вспоминая,
Перепутать боюсь,
Ах, святая-сякая,
Прикровенная Русь.

Не положишь им палец
В несмолкающий рот.
Ах, великий страдалец,
Иудейский народ.

И с иконы Распятый
Видел полон тоски,
Как народ до заката
Все чесал языки...

Так на этих, на кухнях
Я б глядишь и прожил,
Только взял да и рухнул
Тот кровавый режим.

Все, с кем был я повязан
В этой трудной борьбе,
Вдруг уехали разом
В США, в ФРГ.

Получили гринкарты
Умных слов мастера,
Платит Сорос им гранты,
Ну а мне ни хера.

Средь свободной Россеи
Я стою на снегу,
Никого не имею,
Ничего не могу.

Весь седой, малахольный,
Гложет алкоголизм,
И мучительно больно
За неспетую жизнь...

Но одно только греет -
Есть в Москве уголок,
Где, тягая гантели,
Подрастает сынок.

Его вид даже страшен,
Череп гладко побрит.
Он еще за папашу
Кой-кому отомстит.

Стихи Всеволода Емелина, современного поэта.

Биография: 43 года, до 41 нигде не печатался. Хотя везде свои стихи носил - в "Новый Мир", в "Юность", в "Новую..." и старую, на "Вавилон" Кузьмину, в журнал "Магазин" к Иртеньеву - везде безуспешно: возвращали без комментариев.

Наконец, первые публикации в НГ (что интересно, в "Кулисе и Сцене", а не в "Экс Либрисе") - затем Пирогов прислал его в "Топос", когда мы с Гузелью там слегка заправляли. Нам очень понравилось, мы опубликовали, за что имели выволочку от начальства Топоса - "опять эта водка, водка, водка!"

В настоящий момент пошел резко в гору.

Вступил в "Осумасшедшевшие Безумцы", несколько раз с большим успехом выступал с чтением стихов.

Митьки - издательство "Красный Матрос" - вызвались издать его книжку. Тираж будет готов к ноябрю - ждите объявления о презентации.

Пока же - как в старые времена самиздата - ходит по рукам в виде ксероксов. Центры пропаганды - издательство "7 дней" и телекомпания "Мир" - Максим Белозор и его Оля так полюбили Емелина, что штампуют его безостановочно, с целью раздачи всем знакомым, знакомые тоже ксерят и раздают своим знакомым - и т.д.

Ну и рассылают по электронной почте опять же всем знакомым и друзьям, а те - своим - и проч.

А еще говорят, козлы, что теперь все куплено, схвачено, и чтобы выбиться в люди, нужно бабки, связи и жопу лизать.

Нужно - да.

Может быть.

Но - не всем.

Тем, кто не хочет - не нужно.

В одну Финляндию пришлось отправить 30 экз.

Человек финн, какой-то тамошний филолог, прочитал у Белозора очередную изготовленную тем самодельную книжечку Емелина, восхитился, подумал, посчитал своих знакомых, всякие славистские центры - и сказал, что меньше чем 30-ю экземплярами он ограничиться не может.

Так вот приходит слава: незаметно и втихаря.

Емелин, кстати, о ней даже и не знает.

Это происходит не его стараниями, само собой.

***

Вот еще стихотворение Емелина В. для образца:

Стихотворение написанное на работах по рытью котлована под "Школу оперного пения Галины Вишневской" на ул. Остоженка там, где был сквер

Есть же повод расстроиться
И напиться ей - ей.
По моей Метростроевской,
Да уже не моей

Я иду растревоженный,
Бесконечно скорбя.
По-еврейски Остоженкой
Обозвали тебя.

Где ты, малая родина?
Где цветы, где трава?
Что встает за уродина
Над бассейном "Москва"?

Был он морем нам маленьким,
Как священный Байкал.
Там впервые в купальнике
Я тебя увидал.

Увидал я такое там
Сзади и впереди,
Что любовь тяжким молотом
Застучала в груди.

Где дорожки для плаванья?
Вышка где для прыжков?
Где любовь эта славная?
Отвечай мне Лужков.

Так Москву изувечили.
Москвичи, вашу мать!
Чтоб начальству со свечками
Было где постоять.

Где успехи спортивные?
Оборона и труд?
Голосами противными
Там монахи поют.

Я креплюсь, чтоб не вырвало,
Только вспомню - тошнит,
Немосковский их выговор,
Идиотский их вид.

Что за мать породила их?
Развелись там и тут,
Всюду машут кадилами,
Бородами трясут.

За упокой да за здравие,
Хоть святых выноси!
Расцвело православие
На великой Руси.

Довольно дерзко по нынешним временам.

По нынешним временам за такое привлекают, как за "разжигание религиозной розни", от двух до пяти - см. историю Тер-Оганяна А.С., Мавромати и др.

Интересно, что автор работает плотником в церкви.

- А твои "коллеги" твои стихи читали? - спрашивал я его.

Хихикает:

- Некоторые читали.

- И что говорят?

Хихикает:

- Хихикают.

***

(Л.Соков. "Сталин и Монро", 1992. бум., фотокопия, бронз. краска, гуашь)

Собственно, это соц-арт: Е. - прямой продолжатель тех, кого в 80-е официальная критика называла "поэты-иронисты" и кто на самом деле занимался тем, что в живописи еще с 1960-х получило название соц-арт: игра штампами советской массовой культуры, пересмеивание их, пересочетание их в самых безумных сочетаниях - но не игра ради самой по себе игры, как провозгласили позднее "постмодернисты" (хомо люденс и т.д., и вообще, весь мир - театр, весь мир - игра), а (как и несколько раньше возникший поп-арт) - ради более точного описания советской жизни, и - вскрытия ее глубинных архаических основ.

В живописи это были Комар и Меламид, Кабаков, Соков, Орлов, Косолапов и др.; хорошо бы поставить картинки да - - -

В поэзии - тот же Пригов, Кибиров, Иртеньев, ну, частично и я, автор этих строк, М.Немиров

В роке - "ДК".

Впрочем, еще раньше работать с советскими штампами и клише начали Зощенко и Платонов.

К концу 1980-х соц-арт - и в живописи и в поэзии, казалось, умер, исчерпал себя: и социализма не осталось с его штампами, и слишком разошелся соц-арт в публике в народе: приемы и ходы соц-арта, бывшие откровением в 1960-е - начале 1980-х, перешли в дизайн, обложки журналов (ранняя "Столица", в массовую культуру, в поп- (уже не рок-) музыку и т.д.

Отцы-основатели отошли от соц-арта, стали брезговать, надоело, стали искать иных путей - прямое высказывание у Кибирова и т.д.; утомились-выдохлись (Иртеньев, да он и не такой уж и отец-основатель, он уже поздняя формация соц-арта, уже именно поэт-иронист-юморист); но - массовая культура осталась - хотя и несколько другая - и вот появляется новая генерация авторов, продолжающих это освоение и пересмеивание массовой культуры, теперь уже не советской, а новой: в живописи это Виноградов и Дубоссарский; в поэзии - вот Емелин.

(Владимир Дубосарский и Александр Виноградов)

Скинхедский роман

Ф.Балаховской

Из-за тучки месяц
Выглянул в просвет.
Что же ты не весел,
Молодой скинхед?

Съежившись за лифтом,
Точно неживой,
Отчего поник ты
Бритой головой?

Парень ты не робкий,
И на всех местах
Ты в татуировках,
В рунах да в крестах.

Хороши картинки,
Как видеоклип,
Хороши ботинки
Фирмы "Gettа grip".

Фирма без обмана.
В этих башмаках
Вставки из титана
Спрятаны в мысках.

Чтоб не позабыл он,
С гор кавказских гость,
Как с размаху пыром
Биют в бэрцовый кость.

Почему ты в угол
Вжался, как птенец,
Или чем напуган,
Удалой боец?

На ступеньку сплюнул
Молодой скинхед,
Тяжело вздохнул он
И сказал в ответ:

- Не боюсь я смерти,
Если надо, что ж,
Пусть воткнется в сердце
Цунарефский нож.

И на стадионе
Пусть в любой момент
Мне башку проломит
Своей палкой мент.

Страх зрачки не сузит.
Нас бросала кровь
На шатры арбузников,
На щиты ментов.

Но полковник-сучила
Отдавал приказ,
И ОМОН всей кучею
Налетал на нас.

Возникай содружество
Пламени и льда,
Закаляйся мужество
Кельтского креста.

Чтоб душа горела бы,
Чтобы жгла дотла,
Чтобы сила белая
Землю обняла.

Но бывает хуже
Черных и ментов,
Есть сильнее ужас -
Первая любовь.

Та любовь, короче,
Это полный крах,
Это как заточкой
Арматурной в пах.

Это как ослеп я,
И меня из мглы
Протянули цепью
От бензопилы.

Русская рулетка,
Шанс, как будто, есть.
Ну, а где брюнетка
Из квартиры шесть?

С книжками под мышкой
В институт с утра
Шмыгала, как мышка,
Поперек двора.

С ней, как в пруд подкова,
Я упал на дно,
Не видал такого
И в порнокино.

Тел тягучих глина,
Топкая постель.
Что там Чичоллина,
Что Эммануэль.

Липкие ладони,
Рта бездонный ров.
Вот те и тихоня,
Дочь профессоров.

Называла золотком,
Обещала - съест,
На груди наколотый
Целовала крест.

А потом еврейкой
Оказалась вдруг,
Жизнь, словно копейка,
Выпала из рук.

Любишь ли, не любишь,
Царь ты или вошь,
Если девка юдиш,
Ты с ней пропадешь.

Мне теперь не деться
Больше никуда,
Обжигает сердце
Желтая звезда.

Как один сказали
Мне все пацаны,
Из огня и стали
Грозные скины:

- Ты забыл обиды,
Боль родной земли.
Эти еврепиды*
Тебя завлекли.

Никогда отныне
Пред тобой братва
Кулаки не вскинет
С возгласом - "Вайт па!"

И тебе, зараза,
Лучше умереть.
Пусть вернут алмазы,
Золото и нефть.

Чтоб твоей у нас тут
Не было ноги,
Шляйся к педерастам
В их "Проект О.Г.И."

И убит презреньем,
Хоть в петлю иди,
Я искал забвенья
На ее груди.

Вдруг вломились разом
К ней отец и мать
И, сорвав оргазм нам,
Начали орать:

Прадеды в могиле!
Горе старикам!
Мы ж тебя учили
Разным языкам!

Жертвы Катастрофы!
Похоронный звон!
А тут без штанов ты
Со штурмовиком!

Чтоб не видел больше
Я здесь этих лиц.
Ты ж бывала в Польше,
Вспомни Аушвиц.

Где не гаснут свечи,
Где который год
Газовые печи
Ждут, разинув рот.

Где столб дыма черный
До безмолвных звезд.
Помни, помни, помни,
Помни Холокост!

И не вздумай делать
Возмущенный вид,
Если твое тело
Мял антисемит.

Плакать бесполезно,
Верь словам отца.
Это в тебя бездна
Вгля-ды-ва-ет-ся.

Не гуляй с фашистом,
Не люби шпанье...
В США учиться
Увезли ее.

И с тех пор один я
Три недели пью.
Страшные картины
Предо мной встают.

Сердце каменеет,
Вижу, например,
Там ее имеет
Двухметровый негр.

Весь он, как Майкл Джордан,
Черен его лик.
Детородный орган
У него велик.

А я не согласен,
Слышите, друзья!
Будь он хоть Майк Тайсон,
Не согласен я!

*Евреев-пидарасов в ФСБ сокращенно называют "еврепидами". См. Вяч. Курицын "Акварель для матадора".

(Илья Кабаков)

Собственно, это реализм.

Реалистическое отображение массового сознания - и хаоса, царящего в нем.

Классический соц-арт изображал массовое сознание (и массовый быт советского человека) - соц-арт перестройки - я, например, - сознание и быт совка, вдруг яростно возлюбившего демократию и свободу - но все равно оставшегося совком - Емелин изображает взбаламученное сознание совка, чувствующего себя обманутым произошедшими переменами, и отчаявшегося, и охуевающего, и ностальгирующего по временам совка, и злобящегося - - -

Короче, вся история того, что с нами было от смерти Брежнева через август-91 до самых новейших из деньков:

Последний гудок

(Похороны Брежнева)

Светлой памяти СССР посвящается

Не бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили,
И труп с разрывающим душу гудком
Мы в тело земли опустили.

Серели шинели, краснела звезда,
Синели кремлевские ели.
Заводы, машины, суда, поезда
Гудели, гудели, гудели.

Молчала толпа, но хрустела едва
Земля, принимавшая тело.
Больная с похмелья моя голова
Гудела, гудела, гудела.

Каракуль папах, и седин серебро...
Оратор сказал, утешая:
- "Осталось, мол, верное политбюро -
Дружина его удалая".

Народ перенес эту скорбную весть,
Печально и дружно балдея.
По слову апостола, не было здесь
Ни эллина, ни иудея.

Не знала планета подобной страны,
Где надо для жизни так мало,
Где все перед выпивкой были равны
От грузчика до адмирала.

Вся новая общность - советский народ
Гудел от Москвы до окраин.
Гудели евреи, их близок исход
Домой, в государство Израиль.

Кавказ благодатный, веселая пьянь:
Абхазы, армяне, грузины...
Гудел не от взрывов ракет "Алазань" -
Вином Алазанской долины.

Еще наплевав на священный Коран,
Не зная законов Аллаха,
Широко шагающий Азербайджан
Гудел заодно с Карабахом.

Гудела Молдова. Не так уж давно
Он правил в ней долгие годы.
И здесь скоро кровь, а совсем не вино
Окрасит днестровские воды.

Но чувствовал каждый, что близок предел,
Глотая крепленое зелье.
Подбитый КАМАЗ на Саланге гудел
И ветер в афганских ущельях.

Ревели турбины на МИГах и ТУ,
Свистело холодное пламя.
Гудели упершиеся в пустоту
Промерзшие рельсы на БАМе.

Шипели глушилки, молчали АЭС.
Их время приходит взрываться.
Гудели ракеты, им скоро под пресс,
Защита страны СС-20.

Над ним пол-Европы смиренно склонит
Союзников братские флаги,
Но скоро другая толпа загудит
На стогнах Берлина и Праги.

Свой факел успел передать он другим.
Сурово, как два монумента,
Отмечены лица клеймом роковым,
Стояли Андропов с Черненко.

Не зная, что скоро такой же конвой
Проводит к могильному входу
Их, жертвою павших в борьбе роковой,
Любви безответной к народу.

Лишь рвалось, металось, кричало: - "Беда!"
Ослепшее красное знамя
О том, что уходит сейчас навсегда,
Не зная, не зная, не зная.

Пришла пятилетка больших похорон,
Повеяло дымом свободы.
И каркала черная стая ворон
Над площадью полной народа.

Все лица сливались, как будто во сне,
И только невидимый палец
Чертил на кровавой кремлевской стене
Слова - Мене, Текел и Фарес.

...............................................................

С тех пор беспрерывно я плачу и пью,
И вижу венки и медали.
Не Брежнева тело, а юность мою
Вы мокрой землей закидали.

Я вижу огромный, разрушенный дом
И бюст на забытой могиле.
Не бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили.

***

Кузьмин ругает Е. за то, что похож на Иртеньева.

Ну, да, бывает похож.

Хорошо это?

Теоретически - не очень.

А практически - получается-то зашибись!

И смешно, и зло, и грустно, и горько, и точно, и правдиво - и, в общем, стихотворная хроника всего,

что было с бойцами,
и со страной,
и что было в сердце моем, -

(его, Емелина, - но не одного него, а, не побоюсь этого слова, - в сердцах десятков миллионов).

Ты есть - Иртеньев исписался, исчерпался, устал - - -, а этот строчит, хоть бы хны, и не хуже, а лучше, чем раньше Иртеньев, - ну, значит, он и победил.

А победителей не судят.

***

Кстати, про Храм Христа Спасителя, описанный в стихотворения.

К середине 1990-х чуть ли не личный врагом Тер-Оганяна А.С. - да и вообще всех московских авангардных художников - был пресловутый мэр Лужков.

Церетели расплодил!

Деньги крадет - и в Храм Христа Спасителя несет!

- А ты хочешь, чтобы он крал - и вам, авангардистам, нес? Так я буду против. Уж лучше пускай несет в Храм! - говорил я ему.

Оганян не нашелся, что на это ответить.

Потом нашелся:

- Я хочу, чтобы не крал! - воскликнул он в ярости.

Ну, тут даже друзья-авангардисты, леваки-утописты-мечтатели, расхохотались:

- Ну и загнул. Чтобы мэр - и не крал?!!! В утопизме тоже все-таки нужно хоть чуточку придерживаться законов природы.

***

Не всегда, кстати и смешно.

У Емелина.

Шуточки и смехуечки то и дело переходят в прямое высказывание:

Например:

Колыбельная бедных

Низко нависает
Серый потолок.
Баю - баю - баю,
Засыпай, сынок.

Засыпай, проснешься
В сказочном лесу,
За себя возьмешь ты
Девицу-красу.

Будут твоим домом
Светлы терема,
Мир друзьям-знакомым,
А врагам тюрьма.

Из лесу выходит
Бравый атаман
Девицу уводит
В полночь и туман.

Спит пятиэтажна,
В окнах ни огня,
Будет тебе страшно
В жизни без меня.

Из лесу выходит
Серенький волчок,
На стене выводит
Свастики значок.

Господи, мой Боже!
Весь ты, как на грех,
Вял и заторможен,
В школе хуже всех.

Ростом ты короткий,
Весом ты птенец.
Много дрянной водки
Выпил твой отец.

Спи, сынок, спокойно,
Не стыдись ребят,
Есть на малахольных
Райвоенкомат.

Родине ты нужен,
Родина зовет.
Над горами кружит
Черный вертолет.

Среди рваной стали,
Выжженной травы
Труп без гениталий
И без головы.

Русские солдаты,
Где башка, где член?
Рослый, бородатый
Скалится чечен.

Редкий, русый волос,
Мордочки мышей.
Сколько полегло вас,
Дети алкашей,

Дети безработных,
Конченных совков,
Сколько рот пехотных,
Танковых полков...

Торжество в народе,
Заключают мир,
Из лесу выходит
Пьяный дезертир.

Не ревет тревога,
Не берут менты.
Подожди немного,
Отдохнешь и ты...

Что не спишь упрямо?
Ищешь - кто же прав?
Почитай мне, мама,
Перед сном "Майн Кампф".

Сладким и паленым
Пахнут те листы.
Красные знамена,
Черные кресты.

Твой отец рабочий,
Этот город твой.
Звон хрустальной ночи
Бродит над Москвой.

Кровь на тротуары
Просится давно.
Ну, где ваши бары?
Банки, казино?

Модные повесы,
Частный капитал,
Все, кто в Мерседесах
Грязью обдавал.

Все телегерои,
Баловни Москвы,
Всех вниз головою
В вонючие рвы.

Кто вписался в рынок,
Кто звезда попсы,
Всех примет суглинок
Средней полосы...

Но запомни, милый,
В сон победных дней
Есть на силу сила
И всегда сильней.

И по вам тоскует
Липкая земля,
Повезет - так пуля,
Если нет - петля.

Торжество в народе,
Победил прогресс,
Из леса выходит
Нюрнбергский процесс.

Выбьют табуретку,
Заскрипит консоль.
Как тебе все это?
Вытерпишь ли боль?

Только крикнешь в воздух:
"Что ж ты, командир?
Для кого ты создал
Свой огромный мир?

Грацию оленей,
Джунгли, полюса,
Женские колени,
Мачты, паруса?"

Сомкнутые веки,
Выси, облака.
Воды, броды, реки,
Годы и века.

Где он тот, что вроде
Умер и воскрес,
Из лесу выходит
Или входит в лес.

Или вот примерно то же самое - но здесь все-таки еще и смешно:

Судьбы людские

"Гаврила был".

Н.Ляпис-Трубецкой.

Постойте, господин хороший,
Спросил бездомный инвалид,
Подайте мелочи немножко,
Моя душа полна обид.

Я в жизни претерпел немало,
Мои немотствуют уста,
Отец мой пил, а мать гуляла,
Я из Сибири, сирота.

Я с детства слышал, как кряхтела,
Шипела сладострастно мать,
Под гарнизонным офицером
Скрипела шаткая кровать.

Но как-то ночью пьяный тятя,
Вломившись в избу со двора,
Пресек навеки скрип кровати
Одним ударом топора.

Убив маманю с офицером,
Тела их расчленив с трудом,
Сосватал высшую он меру,
Меня отправили в детдом.

И вот я, маленькая крошка,
В рубашку грубую одет.
Кормили мерзлою картошкой,
Макали носом в туалет.

Там били шваброй и указкой,
Там не топили в холода,
Там я совсем не видел ласки,
А только горестно страдал.

Там лишь в сатиновом халате
К нам в спальню ночью заходил
Заслуженный преподаватель,
Садист и гомопедофил.

Так проходили дни за днями,
Мне стукнуло шестнадцать лет,
Казенную рубаху сняли
И выгнали на Божий свет.

Лишь пацаны мне помогали,
Когда я вышел налегке,
Нашли работу на вокзале,
Пристроили на чердаке.

Но кто-то не платил кому-то,
И, вдруг, ворвавшись на вокзал,
Где я работал проститутом,
Наряд ментов меня забрал.

И врач сказал в военкомате,
Куда привел меня конвой:
- Дистрофик, гепатит, астматик.
И вывод - годен к строевой.

И вот в Чечню нас отправляет
Российский Генеральный штаб.
Дрожи Басаев и Гелаев,
Беги Масхадов и Хаттаб.

Но там в горах за двадцать баксов,
Не вынеся мой скорбный вид,
Меня к чеченам продал в рабство
Герой России, замполит.

Я рыл для пленников зинданы,
Сбирал на склонах черемшу,
Я фасовал марихуану,
Сушил на солнце анашу,

Но что возьмешь с меня, придурка,
Раз обкурившись через край
От непогасшего окурка,
Я им спалил весь урожай.

Ломали об меня приклады,
Ногами били по зубам,
Но в честь приезда лорда Джадда,
Решили обратить в ислам.

В святой мечети приковали
Меня к специальному столу,
Штаны спустили, в морду дали
И стали нервно ждать муллу.

Вошел мулла в своем тюрбане,
Взглянул и выскочил опять,
Крича: - Аллах, отец созданий!
Смотри, да что там обрезать?

Нога чечен пинать устала.
Так и пропала конопля.
Меня прогнали к федералам
Прям через минные поля.

Вокруг меня рвалось, я падал,
Потом уже издалека
По мне ударили из "Града"
Родные русские войска.

А я все полз, все полз сквозь взрывы
И, лишь услышав громкий крик:
"Стой, бля! Стреляю! В землю рылом!"
Я понял, что среди своих.

Неделю мучался со мной
Из контрразведки дознаватель.
Сперва подумали - герой,
Потом решили, что предатель.

Уже вовсю мне шили дело,
Готовил ордер прокурор.
Меня в санчасти пожалела
Простая женщина-майор.

Анализ взяв мочи и кала,
И кровь из пальца и из вен,
Она меня комиссовала
С диагнозом - олигофрен.

Вот полузанесен порошей,
Сижу, бездомный инвалид.
- Подайте, господин хороший,
В моей груди огонь горит.

Но господин в английской шляпе
И кашемировом пальто
Ответил бедному растяпе:
"Ты говоришь щас не про то.

Я - состоятельный мужчина,
А ты сидишь и ноешь тут.
А в чем по твоему причина?
Всему причина - честный труд.

Я тоже видел в детстве горе.
Я не гонял, как все, собак.
Учился я в английской школе,
Чтоб в жизни сделать первый шаг.

И от отца мне доставалось,
Он не миндальничал со мной.
Из-за графы - национальность
Он был тогда невыездной.

Как трудно с пятым пунктом этим,
Пройдя сквозь множество препон,
Мне было в университете
Быть комсомольским вожаком.

И оказаться в моей шкуре
Никто б, уверен, не был рад,
Когда писал в аспирантуре
Я ночью к празднику доклад.

С таким балластом бесполезным
Тебе подобных чудаков
Нам поднимать страну из бездны
Сейчас, ты думаешь легко?

Нам всем и каждому награда
За труд даруется судьбой.
Кончай дурить! Работать надо!
Работать надо над собой!

Служу я в фонде "Трубный голос",
И мне выплачивает грант
Миллиардер известный Сорос,
Когда-то нищий эмигрант.

Не уповал на чью-то милость
И не бросал на ветер слов,
А взял да и придумал "Windows"
Билл Гейтс - владелец "Microsoft".

А разве нет у нас примеров?
Примеры есть, и не один.
Вагит, к примеру, Алекперов,
Да тот же Павел Бородин.

Чем здесь сидеть, словно придурок,
Перебирать гроши в горсти,
Попробуй что-нибудь придумать,
Чего-нибудь изобрести.

От денег толку будет мало,
Но я даю тебе совет,
А так же книгу для начала:
"Как мне освоить Интернет".

Тут господин взглянул на "Ролекс"
И заспешил своим путем,
Чтобы успеть с обеда в офис,
Поправив папку под локтем.

Бродяга подоткнул пальтишко,
Припрятал собранную медь,
Открыл подаренную книжку
И стал "Введение" смотреть.

Так разошлись на перекрестке.
А кто был прав? Поди пойми.
Такие хитрые загвоздки
Жизнь часто ставит пред людьми.

Вообще, я думаю, эти и прочие стихи Емелина охотно взяла бы печать газета "Завтра".

Но чего-то он их туда не понес.

• "Катулл в Японии" - Лев Пирогов о В.Емелине
  Еще стихи В.Емелина:
• "Песни Аутсайдера"
• "Песни Аутсайдера-II"