Disconnected Urbanism

Перевод Линор Горалик

Между понятием местности и реальностью мобильных телефонов существует связь. И это не радует. Местности уникальны, - по крайней мере, мы склонны этому верить, - и мы стремимся воспринимать их как приглашение к деталям и продобностям. Мобильные телефоны есть нечто прямо противоположное. Кусочек географии делает свою работу, подстрекая нас к тому, чтобы мы ощутили связь с ним, связь, подобную брачной, исключающую все прочие связи. В Париже вы надеетесь погрузиться в его "парижскость", ощутить, что каждый гуляющий по Монпарнасу, принадлежит Парижу - и никакому иному месту! - так же полно и нераздельно, как фонарные столбы, киоски, фасад ресторана "Brasserie Lipp". Это то, чего мы хотим от всякого города, от любой местности. Когда вы в лесу, вам хочется испытать "эмоцию леса"; на пляже - единения с песком и прибоем.

Испытать эти чувства становится все трудней и трудней, - не потому, что нет уникальных мест, и не потому, что города все больше походят друг на друга. Все это так, но здесь не будет очередной тирады о монокультуре и подобии городов и пригородных ландшафтов. Даже если местность, где вы находитесь, сохранила красочность, особость и способность даровать жизни определенный контекст, ее воздействие уже не так всеохватно, как бывало прежде. Вам больше не удается забыть о существовании иных мест. Технологии стали тому причиной довольно давно - помните времена, когда ответа на письмо в Европу приходилось ждать две недели? А теперь, когда нужно отослать факс, мы недовольны, потому что факс занимает куда больше времени, чем электронное письмо.

Но из-за способности врываться в жизнь в любой миг, в любом месте мобильные телефоны изменили чувство местности сильнее, чем факсы, компьютеры и мейл. Когда вы идете по улице и говорите по мобильному телефону, вы вне опыта городской жизни. Вы в неком ином месте - где-то на другом конце телефонного провода. Вы здесь, но не здесь. (Это отзывается названием мемуаров Лиллиан Росс о ее жизни с Уильямом Шоном - "Здесь, но не здесь".) Сегодня это все в большей мере применимо едва ни не к каждому человеку на любой улице любого города. Вы либо говорите по телефону, либо он просто с вами, но как только он зазвенит, вы из реального пространства переноситесь в виртуальное.

Это важно, так как улица есть безусловное публичное пространство, а ходьба по ней - основополагающий урбанистический опыт. Всех нас, - разных людей, живущих разными жизнями, - соединяет плавильный котел города. Но что если половина присутствующих где-то не здесь, - то есть они здесь лишь физически, а в остальных смыслах - нет? Вы вовсе не на Мэдисон-Авеню, если держите у уха маленькую вещичку, притянувшую вас к человеку, что находится в Омахе.

Оскорбление, публично наносимое мобильными телефонами, не во внезапно врывающемся звонке, - хоть он и может привести в бешенство, нарушив ваш покой. Оно в том, что телефон, даже не издающий звонка и используемый с обдуманным благоразумием, делает общественное место менее общественным. Он превращает бульвардье в изолированного индивида, фланера - в уединенную личность. И значение улицы как общественного места вдруг сходит на нет.

Не знаю, что хуже: потеря ощущения прогулки по улице замечательного города как изумительного коллективного опыта, - или сглаживание различий между непохожими местами. Но эти культурные потери взаимосвязаны, и в обеих главную роль сыграли мобильные телефоны. Вчера я перезвонил приятелю, живущему в Хартфорде. Он оставил мне сообщение, что гостит у сына в Нью-Орлеане, и, когда я перезвонил ему на мобильный - код города 860, Хартфорд, - он ответил мне из Талахасси. Когда-то код города имел географический смысл: он очерчивал строго определенное место планеты; он становился частью вашего "я". Телефонный номер был признаком того или иного места. Теперь же код города - всего лишь набор из трех цифр; если он как-то и связан с местом, то только с местом вашего телефонного узла. Сегодня код города больше всего напоминает автомобильный номер. Движение по нисходящей началось с концом старых телефонных коммутаторов, в полном смысле слова связанных с тем или иным местом - RHinelander 4 и BUtterfield 8 в верхней восточной части города, CHelsea 3 - в центре, UNiversity 4 - на Morningside Heights, - и заканчивается в безличных кодах вроде 917 или 347, означающих любое место в Нью-Йорке - или вообще любое место.

Разговоры по мобильным телефонам все чаще начинаются с вопроса: "Ты где?" - и ответ может варьироваться от "у бассейна" до "на Мадагаскаре". Я не тоскую по временам, когда оплата разговоров зависела от расстояния, но это благотворным образом усиливало наше чувство различия мест. Сегодня же звонок в дом напротив и звонок из Нью-Йорка в Калифорнию или даже в Европу ничем не отличаются друг от друга. Они равноценны, потому что для телефона они одинаковы. Любая местность равна другой. Все они стали просто узлами единой сети - к чему мы, люди, все ближе и ближе.