Проект: девяностые

(Подробней о проекте - здесь)

Ключевые слова: деньги, смерть

Однажды Белов, сидя в гостях, задумчиво сказал:

- Я вот все думаю-думаю... и перед глазами у меня такие весы. И на одной чаше - 200 долларов. А на другой - моя жизнь, жизни моих близких, да и денег до кучи. Не знаю даже, что выбрать...

- Какие 200 долларов?

- Да столько стоит порция пластита, чтобы ее под дно машины Голубкину прикрепить!

Есть все-таки в мире справедливость: 200 долларов остались неизрасходованными, Голубкин жив и бедствует, а Белов, тьфу-тьфу, процветает. Иногда я думаю: это потому, что он так и не сделал тогда выбора.

Имя

E-mail

Места

Последние три дня я болел гриппом. Среди множества навязчивых бредов (в одном из которых я репетировал будущие американские лекции) явился мне Антон Носик и повторил слова, якобы сказанные недавно по ICQ: "Как ты про меня чего напишешь, так либо про наркоту, либо про п**ды". В бреду я пообещал исправиться и даже сказал, мол, все будет хорошо, напишу про другое, про то-то, то-то и то-то. Но сегодня, когда я доковылял до компьютера, я понял, что не все так просто... Я не помню, что я там в бреду собирался написать!

Может быть, про новую повесть его старого соавтора Аркана Карива "Переводчик" - как всем и без меня известно, опубликованную у Мошкова? Или, точнее, про то, что вместе с Носиком у Карива получалось лучше? Кстати, для тех, кто не читал знаменитую "Операцию Кеннеди", написанную вышеупомянутым Арканом К. и Антоном Н. (вовсе не бывшим тогда главной звездой Рунета), - вот ссылка.

И потому я принял ответственное решение: сказавшись больным, я сделаю сегодняшний выпуск гостевым и напечатаю письма, до которых у меня не доходили руки. А в качестве бонуса дам ссылку на опус Сумерка Богов "Сон Темы Лебедева", который я долго не хотел читать, но в конце концов прочел с огромным удовольствием.

Девяностые (Андраник Антанян)

Ну, не знаю, реклама по ящику как явление природы было известно еще в 80-е годы. Был (есть?) такой тов. Познер, который проводил телемосты между Москвой и Нью-Йорком. Во время этих телемостов советские телезрители познакомились на деле с рекламными паузами. Как сейчас помню, рекламировали шоколад "Kit-Cat" и какую-то собачью жратву. Так вот советские телезрители про шоколадки клип восприняли вполне адекватно и вполне охотно в разных жизненных ситуациях простые люди с охотой повторяли слоган "Отдохни, Кит-Кэт" , а с восприятием рекламы собачкиной хавки, насколько помню, были сложности. Народ кричал, вон полмира голодает, а вы тут собачью жратву рекламируете.

Вот что действительно появилось на заре 90-х в городе Москве, чего не было, да и не могло быть - это бабушки-фарцовщицы. Я говорю не про Тишинский рынок. Там они явно тусовались со времен нэпа.

В конце 91-го в Москве была очень большая напряженка с продуктами питания, алкоголем и сигаретами. Последние два пункта продавались по талонам. Одному взрослому жителю столицы полагалось 10 пачек сигарет и какой-то объем кристалловской водки. Про водку не помню, ибо купить ее по талонам было практически нереально, и мы в основном покупали ее у таксистов в таксопарке. Сахар тоже был по талонам, но я его не ем, и поэтому талоны на сахар менял на табачные талоны. А с продуктами питания была такая история. Купить хлеб, молоко и другую необходимую для существования ботву можно было только с самого утра. После обеда ассортимент оскудевал до минимума. Но утром люди обычно идут на работу или просто спят, а пенсионеркам не спится, да и хозяйственность у них повышенная. Вот бабульки стояли по утрам в очередях за хлебом да кефиром, а вечером в подземных переходах продавали младшему поколению втридорога. Параллельно они впаривали москвичам и гостям столицы алкоголь и табачные изделия, которые доставались им благодаря принципу справедливого разделения материальных ценностей. Да и еще одна немаловажная деталь. Бабки вешали себе на шею написанные от руки таблички с ассортиментом.

Так вот. Один мой однокурсник, назовем его Рукзаковым, будучи в непотребно похмельном состоянии, решил хоть как-то исправить ситуацию путем распития сухого вина. Было уже достаточно поздно, в магазинах понятное дело уже ничего не было, и друг мой Рукзаков пошел на Пушкинскую площадь, где не семейки фоткались, а бабушки проходили адаптацию к жестким законам капитализма. Но в этот день отряд старушенций заметно оскудел, и на слабо освещенной площади стояла только одна бабка с транспарантом на пузе. Приятель мой смело подошел к ней и смело спросил: "Мать, у тебя вино есть?" Последовала пауза, после которой тетка зло отрезала: "Я вам не мать, а Валерия Новодворская. А вино вы можете купить в "Елисеевском"!" Рукзаков пригляделся, и впрямь Новодворская, а на табличке вовсе не ассортимент, а довольно связный текст призывающий признать независимость Татарстана. Рукзаков поблагодарил Новодворскую, подписал какую-то петицию и обречено пошел в "Елисеевский", в котором, к своему удивлению, спокойно без очереди купил себе бутылку "Рислинга".

Вторая история произошла чуть позже, но она имеет скорее отношение к филологии, чем к истории повседневности. Знакомая моя, пусть будет ей имя Цокотухина, поздно вечером возвращалась домой. Вышла из метро и направилась на автобусную остановку. Возле остановки крутилась бабка и продавала батоны. К бабке подошел молодой человек и стал торговаться. Мол, сбрось цену. Бабка ни в какую. Торг слишком затянулся. Первой не выдержала бабка и изрекла следующее: "Молодой человек, я вам говорю простым тургеневским языком: "Не ебите мне мозг!". Потенциальный покупатель ретировался.

---

Реклама (Андрей А.)

Вообще-то рекламировать вещи некоммерческие, но нейтральные (а то и симпатичные, как одуванчики) - дело нехитрое.

А вот попробуйте прорекламировать что-нибудь некоммерческое и при этом сильно неприятное! По-моему, задача более сложная и, соответственно, достойная.

С ходу могу предложить:

1) дождливую осень;

2) красный сигнал светофора (доказать, что он лучше, чем зеленый и желтый!);

3) СПИД;

4) старость...

---

Впечатления (shapa)

Этим летом, в пресловутой электричке, возвращаясь из Сергиевого Посада. До Москвы путь неблизкий. Мой друг, одиозный, страстно рвущийся в богему, странно неглупый, седой мальчик 29 лет. Предложенный мною просмотр пейзажей в залапанное окно им не обсуждался. Природа на сегодня - отстой. Она ведь не среагирует на тебя, не запомнит, не заценит. Нужно самому. Что невыполнимо. Не суть.

Поставленная перед фактом отсутствия сообщника и собеседника в дороге нашла союзпечать, стали покупать. Воскресенье - периодика уже прочитана. В результате: я - газету "Кот и Пес", он - с дьявольцой в глазах пуританина, решившего гулять всю ночь, - розово-голубую книжечку типа "Гордая страсть". Надо ли говорить, что я уже через 10 минут пялилась в окно и вступала с соседями в дискуссии о качестве продающихся в электричке носков и тараканьей отравы, постоянно выпрашивая у друга прочитать хоть листочек из такой прекрасной юмористической книги? Надо ли говорить, что последний абзац он дочитал при подъезде к вокзалу? После чего книжка, которой я уже практически перестала интересоваться, была вручена мне со словами: "Ой, а ты не можешь забрать ее и где-нибудь выбросить? Я ее не понесу домой. Ты ведь тоже хотела почитать? Точно! Как раз и прочитаешь!"

Сообразить, как правильно поступить в этой ситуации, я не успевала, и уже через две минуты я читала ее в метро, по пути домой. От комсомольской до краснопресненской мне стало ясно, что я тоже не могу нести эту книгу в жилище. Выхожу, двигаюсь к дому. На моей стороне было время - начало первого ночи, завтра трудовая неделя - людей на улицах предельно мало. Бросить книгу в урну - какая бы она ни была - такого я сделать не могла - не так воспитана папой-библиофилом. Бросить возле метро? Нет, слишком концептуально. Под куст газонов "Киноцентра"? Нет, не видно. На ступеньках? Нет, слишком низко. На парапет? Нет, слишком высоко. На входе в "Музей кино"? Нет, слишком пошло. В результате книга легла на клумбу перед входом в кассы "Киноцентра". Представляете? Ночь, улица, фонарь, безлюдье, клумба и книга? Мне было очень страшно. Первый страх - что я выбрасываю книгу. Второй страх - что меня, выбрасывающую книгу, кто-нибудь увидит. Третий страх - что тот, кто увидит, будет догонять меня и кричать: "Девушка, вы потеряли книгу, да-да, именно вы, именно потеряли, именно "Гордую страсть". Четвертый, самый большой страх - что утром по пути на работу я застану ее на том же месте.

Не застала.

Скажите, кто ее взял???

---

Пинчон (Анатолий Воробей)

Новый симпозиумовский том с переводом "49" дошел до меня только недавно (я живу в Израиле). О его существовании я знал уже давно, и ждал его появления с некоторым страхом; боялся, конечно, что качество перевода будет не ахти.

Тут мне надо быть несколько осторожным, некоторая дипломатичность не помешает, хотя я и не знаю точно, как добиться нужного тона. В конце концов, вы писали в своей рецензии, что помогали "Симпозиуму" редактировать перевод. Но с другой стороны, там же вы писали, что они приняли далеко не все ваши поправки; так что, пожалуй, я могу попробовать прямо сказать вам то, что думаю, и надеяться на понимание.

Сергей, этот перевод ужасен. Он кишмя кишит жуткими, грубыми ошибками. Переводчики откровенно не понимают идиоматический американский язык. На каждой странице наугад - не меньше 2-3 грубых ляпов, сплошь и рядом - полное непонимание контекста, намеков, иронии, междометий, американских реалий, эмоций, размышлений.

Я понял, что дело плохо, когда прочитал первое (первое!) предложение перевода, в котором уже есть грубая ошибка, смотрите:

One summer afternoon Mrs Oedipa Maas came home from a Tupperware party whose hostess had put perhaps too much kirsch in the fondue to find that she, Oedipa, had been named executor [...]

Однажды летним вечером миссис Эдипа Маас вернулась домой с тапперверской вечеринки, где хозяйка, видимо, от души сдобрила фондю бренди, дабы убедиться, что она - Эдипа - назначена распорядителем [...]

В оригинале фраза структурирована так: "whose hostess had put perhaps too much kirsch in the fondue" - одно большое описание, которое здесь заканчивается; слова "to find that..." относятся к Эдипе, а не к хозяйке! Это ведь очевидно, на самом деле: Эдипа возвращается домой и находит там свежепришедшее письмо (о котором говорится в следующем абзаце!), и известие о смерти Инверарити ее потрясает. Во время вечеринки ни Эдипа, ни хозяйка ни о чем подобном не подозревали; фраза о бренди всего лишь невинное указание на то, что в фондю было слишком много алкоголя, а вовсе не указание на то, что хозяйка спаивала Эдипу с целью получить информацию, как в переводе! Все это из-за того, что переводчик не ощущает английское течение предложения: в русском языке в подобной фразе после fondue обязана быть запятая, и, не обнаружив ее, переводчик продолжает описание и включает в него весь следующий кусок [to find that...]; в английском там запятая необязательна, но он этого не чувствует.

В этом же маленьком кусочке - лексическая ошибка: "had put perhaps too much" означает не "видимо, от души...", а "пожалуй...". Разница между "видимо" и "пожалуй" не гигантская, но ощутимая.

И так везде дальше, постоянно, всю книгу. На каждой раскрытой наугад странице я нахожу несколько грубых ошибок и кучу небольших погрешностей. "Just thought I'd drop you a note" означает примерно "вот, подумал, напишу тебе пару слов", а переводится - "подумать только, я отправляю тебе письмо". В баре "The Greek Way" мужик смотрит на Эдипу, пытаясь выяснить, "in drag" ли она, то есть является ли она переодетым под женщину мужиком; перевод - "под кайфом". Метцгер, в первый свой приход к Эдипе, намекает на то, что мать могла воспитать из него гомосексуалиста; переводчик вообще не понимает скрытого контекста и переводит наобум главные фразы диалога. "Let Mucho go first" в первой сцене Эдипы и мужа означает "но пусть он расскажет первым"; переводится - "но сначала дадим Мачо войти". Из общества Питера Лингвида делается общество Жирного Питера (такое общество называлось бы Peter the Linguid, в оригинале же - это фамилия, естественно с коннотацией, но все же фамилия). Я выбираю примеры, раскрывая книгу наугад; их полно на каждой странице. И почему, почему, почему из Мучо сделали Мачо?

Непонятно, что делать с этим чувством жуткого разочарования. Я лет пять, пожалуй, жду, когда же появится русский Пинчон; не для себя - сам-то все равно в оригинале буду перечитывать, - но для друзей, которые не могут в оригинале, и вообще - для окружающего мира. Совершенно необходимо для окружающего мира, чтобы появился хороший, качественный русский Пинчон - и вот... дождались.

Совершенно непонятно, что делать - может, вы посоветуете? Ну что делать с этими людьми, с переводчиками и издателями? Может, послать им гигантский список ляпов и ошибок в их переводе "49" - а приведет ли это к чему-либо, изменит ли что-то; даже если они их примут во внимание, сможет ли это исправить ужасный перевод? Я ощущаю себя совершенно бессильным перед этой накатывающейся волной диких misreading'ов, топорного синтаксиса, примерных переложений тяп-ляп - а что будет дальше? Что эти люди сделают с "Радугой"?

Понятно, кто виноват. Непонятно, что делать.

Имя

E-mail