---

Отповедь Лехе Андрееву и гостевая книга Блока. - "Только они и найдут там выборку слов для нежности своего тела. Неплохо помнили крестьяне самые скабрезные или парадоксальные места, вроде описаний распутства Катьки и шествия Христа"

---

О приоритетах

Какого, как выразилась однажды спортивный комментатор Анна Дмитриева, когда ее любимец, известный своим артистизмом американский теннисист, опрометчиво вышел к сетке, - какого смысла было это делать? Похоронил тихонько проект, казалось бы, и почивай на лаврах себе.

Но нет. Не дают отдыхать. Злой Леха Андреев, например, норовит лавры из-под боку вытащить. Он теперь какую-то колонку ведет, со скептическим уклоном, и там, гад, пишет:

Лейбов всегда умудряется написать о том же, что и я, только позже. Напишу я про применение баннеров для пользы народа - и Лейбов тут как тут. Или замечу я вдруг, что спам - это новое дыхание русской литературы - и не проходит и полгода, как из далекого Тарту уже открывают Музей Спама. А то бывает, он вообще целых пару лет подождет. Скажем, я напишу про гостевую книгу "Тенет" как новый жанр словесности - а Лейбов сидит и ждет, хитрый. Потом то же самое напишет, а самую главную ссылку на меня не поставит - типа, за давностию лет. Но любят все равно его, а не меня. Потому что он культурный, и профессор притом. Тарту, все дела.

И правильно, Леха, и так будет с каждым, кто себя неверно позиционирует; но главное-то ты и позабыл; главное-то это вот что: "Нового вообще ничего не бывает". (Эта апофегма была украдена мною в 1996 году у А.Андреева, сетевого поэта, впервые произнесшего ее в 1975 году в частной беседе.)

И вот, собственно, в виде подтверждения этого простого тезиса, ну и для развлечения публики, я и оставил потрепанные дерзким Андреевым лавры и выпускаю в свет эту самую сегодняшнюю "Ссылку", посвященную всем участникам гостевых книг литературного конкурса "Тенета-2000" и целиком состоящую из обширной выписки.

---

Наши публикации: гостевая книга Блока

Адриан Митрофанович Топоров был великий человек. Он дожил почти до ста лет (даты смерти я не нашел, так что, кто знает, может быть, жив?), был селькором, долгое время учительствовал на Алтае в коммуне "Майское утро", писал книги и статьи, играл на скрипке в городе Николаеве и в год читал по 300 бесплатных лекций.

Если кто-нибудь полагает, что я его выдумал, то напрасно.

В книгах Адриан Митрофанович описывал свой уникальный опыт. Будучи учителем в "Майском утре", он читал крестьянам вслух различные произведения: от Джека Алтаузена до Генриха Гейне и от Пушкина до Демьяна Бедного. Затем Топоров предлагал крестьянам высказаться и стенографировал отзывы. Получившиеся гестбуки Адриан Митрофанович издал в 1930 году, причем многие из обсуждавшихся писателей живо отреагировали на крестьянскую критику, так что условие интерактивности было соблюдено.

Книгу Топорова заклеймили напостовцы и высоко оценили Горький и Вересаев. К сожалению, материалы двух невышедших томов "Крестьян о писателях", как сообщает автор предисловия к изданию 1982 года, были уничтожены в Курске фашистами.

Фашисты - вообще, гады. Еще хуже, чем Леха.

Но и сохранившаяся и переизданная часть впечатляет. Я приношу искренние благодарности акад. Т.Н.Степанищевой, указавшей нам на этот бесценный источник по истории литературных гостевых книг. Фрагмент, который я цитирую, посвящен поэме Блока "Двенадцать". Если кто-нибудь скажет, что это - не тенетовский гестбук, то я спрошу, а что же это тогда?

---

А.Топоров. Крестьяне о писателях. - М., 1982. С. 217-230.

А.Блок ДВЕНАДЦАТЬ

(Читано 1 августа 1929 г.)

Стекачев М.И. Написано это живо, образно. Чувствуется, что это революция... снег... февраль. Настроение хорошее дается, но как-то мало народу в книге, всего двенадцать революционеров или кого... Не знаю: к чему двенадцать? Видно, так: просто пошли двенадцать героев. Кто-то о революции беспокоится, а между этими тут и солдатня. Только вся Февральская революция недостаточно выражена. Никакой цели у двенадцати не видно. Просто кусочек какой-то. Наверное, Блок в двенадцати революционерах какой-то символ дал. Догадываться надо. Точного определения никакого нет. Зря он (автор. - А.Т.) Иисусом Христом кончил. Надо бы кончить каким-нибудь революционным призывом.

Ломакин Т.Н. (перебивая Стекачева). С богом-то ему нечего бы и соваться.

Стекачев М.И. Есть у Блока образные сравнения. Старый мир сравнивается с кобелем.

Блинов Е.С. Какая-то революционная мешанина. Все тут есть, но я не знаю, хорошо это или плохо.

Ломакин Т.Н. Темно это все сказано.

Стекачев И.А. (обращается с вопросом к Ломакину). Ты отгадал, кто такие были двенадцать? Я там был (И.А. Стекачев участвовал в революционном перевороте в Ленинграде. - А.Т.) во время революции - и то не знаю, кто это двенадцать.

Лихачев С.П. Сам автор не знает, что это такое написано. А потом я думаю, что это двенадцать политических арестованных.

Ломакин Т.Н. Здесь объяснены двенадцать, но только какими-то заковырками и задними углами. Раз это революционный стих, то нужно, чтобы его понимал каждый.

Блинов Е.С. Оно там-то (то есть во время переворота. - А.Т.) не так все переплеталось, как в стихе.

Лихачев С.П. Стих по тому времени написан. Была сумятица, и стих такой же. Только насчет ясности худо.

Бочаров Ф.З. Если бы стих был понятный, то о нем сегодня кто-нибудь да говорил бы, а то никто. (Бочаров сам прочел "Двенадцать". - А.Т.) Я вчера не был на читке, не слыхал, что за стих. А если бы он хороший был, то о нем кто-нибудь говорил бы мне.

Блинов Е.С. Если бы сейчас не записывали отзывы, то я о нем и не думал бы, как будто его и не было!

Сусликов Т.И. Здесь все туманно смешалось.

Лихачев С.П. Здесь все предметы (? - А.Т.) автором взяты, но не полно охвачены.

Стекачев М.И. Конец плохой.

Блинов Е.С. (смеется). Да начала нет и середка никудышная.

Лихачев С.П. При чтении этого стиха в голове как будто метель, как будто дорогу ищешь. Ветер прыгает...

Носов А.М. В бурном стихе - достоинство. Потому что если описывать бурное волнение и стих сделать спокойным, то плохо выйдет.

Лихачев С.П. Я так понимаю: днем лучше ездить, чем ночью.

Носов М.А. Товарищ Лихачев, на хорошей лошади и ночью нипочем.

Стекачев М.И. Вяткин описывал поход Ермака. Вот какая буйная вещь описывается - и вон каким плавным стихом! У В.Гюго описан стих про расстрелянных. Стих очень спокойный, а читаешь его - и на душе очень неспокойно.

Лихачев С.П. Шибко много автор шуму наделал. Буржуй-то что? Стоял, что ли, все время на углу?

Стекачев И.А. (шутит). Ушел теперь.

Ломакин Т.Н. Прошумел автор этим стихом, как орел над цыплятами. Взял автор хороший кусок глины. Из него бы можно было хороший гончарный горшок сделать. А он ничего не мог. И кринку не мог. Скомкал. Как градовая туча - рассыпалась вся. И бесполезно. (Мне. - А.Т.) Спроси: кто помнит стих? Сонные сидели... большинство. Вот Фурманов описывает Чапаева!! Будешь читать! И очень хорошо тебе там все вливается в башку.

Зубков М.А. Я бы сказал что-нибудь, да забыл стих. Наверное, спал. Иисуса Христа помню. А больше - нет. Раньше богу ему молился - вот как! Ну и помню. Ну, потом помню еще "тра-та-та-та!".

Бочарова М.Т. Мне кажется, Катька (в поэме. - А.Т.) вовсе ни к чему. То ли она какая героиня была?! Никто! Ни к чему она там лепилась! Какую она там роль играла?!

Зубков М.А. Катьку просто солдатня передавала друг другу.

Бочарова М.Т. Иисуса Христа автор как-то шибко печально свел. Если бы он Иисуса Христа не приплел, то ничего не было бы. А то - печально.

Блинов Е.С. Пускай хоть кто пишет, хоть Блок, хоть шкив, а только не нравится мне "Двенадцать". У меня от "Двенадцати" остался шурум-бурум. Не ею люди восторгаются, а Блоком. Будто что он хаос революционный в ней описал. И это будто бы так оно и есть. Но можно бы хаос описать и лучше. А это ("Двенадцать". - А.Т.) для меня не искусство, а чепуха. Что ты сделаешь ему, если человек не понимает?! Может быть, кому и нравится "Двенадцать", но я этому не виноват. Читал я поэм по моей учебе порядочно, и многие даже наизусть запоминал. А на многие и не обращал внимания, наподобие вот этой. А Иисус Христос действительно так себе приплетен. Если бы Блок сказал, что Христос померк, - это бы еще как-нибудь сюда приплелось, а "в венке из роз" - это уж шибко торжественно!! Я понимаю так, что в этом стихе насмешка над революцией. Он (автор. - А.Т.) ее не возвысил, а унизил. Я вижу в стихе что-то померкающее, а не начинающее. Есть люди, говорят, что будто бы иной раз сами авторы не могут ответить, что они хотели изобразить в своих сочинениях. Так было дело с Гауптманом. Насчет "Потонувшего колокола". Гауптман ответил, что "Колокол" можно только почувствовать, а не объяснить. Но и про Блока с этой поэмой, наверное, так же думаю! А между прочим, в ней ни объяснить, ни чувствовать некого. В стихе шибко такой связности нету. У некоторых авторов стихи прямо-таки сами говорятся. Только смотри строчки. Я революцию знаю лучше, чем в "Двенадцати". И поэтому "Двенадцать" для меня - ничто. Хоть бы тринадцать их было, хоть бы сколько! Эти двенадцать - загадка. И никому ее не отгадать. Может быть, кто-нибудь и будет говорить: "Я ее отгадал", - но все равно это неверно будет. Другой может эдак разгадывать поэму, а третий - эдак. И конца-краю не будет разгадкам, и все они будут неверны. Я бы спросил этого Блока: для чего он писал поэму? Никто не скажет, для какого смыслу она нужна человечеству. Ну, разве можно эту поэму сравнить с книгой "Десять дней, которые потрясли мир" Джона Рида?! Там действительно видишь всю картину всех событий, а Блок заметил одну Катьку и провозился с ней, как будто бы революции и не было. А будто подул ветер - и все. У Джона Рида - очерки, а я в них картину вижу. У Блока - поэма, художественное произведение, а я картин не видел. Слова я слышал из поэмы, а картины никакой не видел. А при чтении художественного произведения должны тебе видеться - близко ли, далеко ли - картины в воображении, через которые произведение остается в памяти. Там уж ты помнишь не слова, а картины. Иногда прочтешь хорошую книгу, забудешь автора и действующих лиц, а картины сами по себе остаются в голове. Конечно, в деревне принято не гневаться на всякую плохую книгу. Человек прочтет ее, забросит и никому не говорит про нее. Думаю, что и "Двенадцать" ожидает такая же участь в деревне. А попадись она мне - прочел бы, чтобы найти хоть одно хорошее зернышко, но ничего бы я из нее не выбрал...

Стекачев И.А. Так-то стих подходящий... образами, революцией, бурдомагой-то этой. Было так: кто за Катькой, кто пиджак со стены при обыске снимал... часы там... Чувств почти никаких у меня нет. Не главное взято из революции. В Ленинграде во время революции подъем-то не такой был, как в поэме. Мне кажется, что Блок - теперешний революционер, стал революционером после свержения царя (смеется).... Мне эта поэма ничего не дает. Молодым, может быть, даст. И духу революционного нисколько не придает она. Может, оттого что она хуже действительности, которую я видел... Стих не музыкальный. Как-то он колыбает. Если колыбает, там музыкальности нет. Но я не говорю, что не надо этот стих деревне. Может быть, кому-нибудь на свежую голову он и даст что-нибудь, а мне? (Раздумывает. - А.Т.) ...Идут двенадцать, опять двенадцать. Почему двенадцать?! Там тысячи шли, когда на Балтийском вокзале объявили об аресте царских министров. Народ шапки кидал - ух как!!! Ух и народу было!!!

Шитиков Д.С. Вчера вечером я пришел из школы и сам прочел "Двенадцать" на скорую руку. И стиль мне как будто понравился. Я раздумлял и прикладывал его к старым стихам. Мне думалось о цифре "двенадцать". И придумал я: это, наверное, как у Пушкина в сказке о царе Салтане. Эти двенадцать, сначала думалось мне, еще не разобравшись с делом, были те, которых Лебедь Гвидону высылала... Это про легкий стиль говорю. Потом я стал еще раз читать "Двенадцать". Думаю: дай проверю, может быть, у Блока стиль хуже, чем у Пушкина. Прочел я второй раз - и нашел я там совсем не то! Хотел бы я пятью словами обо всей поэме сказать, но?.. Эта поэма с буржуазной и мещанской идеологией. Но пятью словами, конечно, нельзя объяснить все принципы поэмы. Первые две строки как будто по существу. А дальше примазывает автор старуху и Учредительное собрание. Старуха ругает большевиков, а глядит на плакат Учредительного собрания (ко мне. - А.Т.). Я сейчас эту мешанину выведу до тонкости. Потом прямо начинается с богов. Пущай поэма написана в 1918 году, в первые месяцы революции. Какой же Блок поэт, какой же он автор, если он не знает происхождение женщины?! (???!! - А.Т.) Если в 1918 году нужен был поэтам дух красноармейский, то зачем тут Блок бога уклепал?! Ведь в восемнадцатом году в армии люди были совсем безбожники. Если они и говорили о боге, то только для смеху, а не серьезно. И автору нечего было в тогдашнюю поэму вклепывать буржуазные предрассудки.

Если здраво рассудить, то проституции в поэме не должно бы быть. Пущай оно так и было, но мораль не нужна в книгах. Каждый знает про проституцию... Блок опаскудил женщину. Я не хочу этого! Он бы вместо проститутки показал нам красную сестру. А то что?.. Есть в поэме песни. Я их слыхал - слыхал и переслыхал! Через эти-то песни я и подумал сначала, что стиль в поэме хороший. Автор меня просто обманул. И потом - редакция хорошо обделала, обточила поэму, точки и запятые поставила - три вперед, три назад. Это для того, чтобы при диспуте свернуть можно было куда угодно (то есть истолковать произведение в желательном смысле. - Л.Т.). А вот я читал книгу Бебеля о женщине, он говорит: эти самые поэты раскрашивают женщину, что будто изумрудные у нее там зубы и что она для мужчины вроде самого драгоценного вещества, и что авторы пишут романы для натравливания мужчин на женщин. Вот вся эта мараль изложена и в "Двенадцати". Взять "Песнь о великом походе" Есенина. Там ты видишь, как генералы сжимали Петроград в кольцо, чувствуешь замашки холопов, там впечатление дается на человека. А тут? Я прочел с большой прилежностью, чтобы узнать, к чему даже все точки - и нашел, что действительно поэма - сложное бряканье!.. Как Доронин в "Земле подшефной" дуру пер-пер - и ничем не заключил. Только обозлил читателей: хорошую девку сделал развратницей. Никакого политического смысла я не взял от Блока. Художество отделано в "Двенадцати" куда лучше, но оно никчемушнее. Конечно, Блок ученик был старых классиков.

Блинов Е.С. (нетерпеливо перебивая Шитикова). При чем тут классики? Они все революционнее Блока писали...

Шитиков Д.С. Но Блоку-то непростительно писать распутность в восемнадцатом году! Ведь у него все равно, что у Есенина сказано: о сисястых, о грудастых, про мерина, про кобылу... Для разврату эта книга в народе читателя найдет. Пример. Вот дай ее нашим ученикам пятой группы, что они там найдут? Только они и найдут там выборку слов для нежности своего тела (? - А.Т.). Последние строчки "Двенадцати" не мог я ни к чему определить. То ли это буржуазия убегала со Христом? Кто тут идет державным шагом? Черт его знает, что такое! Конечно, выражение "снежной россыпью жемчужной" - это уж очень красивое выражение!! Жемчужина - драгоценнейшее вещество! А про Христа я не пойму философию. Дай это передовому человеку - и тот не растолкует...

Блинов Е.С. (смеется). Значит, большевиков ведет Христос?!!

Шитиков Д.С. Я углублялся, хотел понять всякую нотацию, но ни черта! В деревне эта "Двенадцать" будет для посмешища...

Блинов Е.С. Не пойму, для чего она написана! Кричат о ней, как о большом произведении, а о письме Демьяна Бедного красноармейцам никто не говорит. Оно было написано - не знаю когда, а в двадцатом году я его читал. На желтенькой бумажке, на газетной. Для воодушевления трудящегося человека надо дать ему прочесть про бал в ратуше Виктора Гюго и Демьяново письмо красноармейцам - вот тут-то у человека разгорится революционный пыл! У Гюго (в названном стихотворении. - А.Т.) бедняк стоит под окошком и видит, как богатые блестят в зале своими нарядами и как гремит у них оркестр, а он жалостно сказал: с ихней пуговки одной я мог бы надолго изменить свой рок... (Цитата сделана наизусть, вероятно, не точно. - А.Т.) Вот от таких-то стихов человеку перевоспитание! А с "Двенадцати" ни революционного, ни какого другого перевоспитания никто не возьмет. Зря о ней шумят. Я бы советовал такие бесполезные вещи не писать и не шуметь о них. Никто из шумящих о ней никому не докажет, что в ней есть глубокие мысли.

Шитиков Д.С. (просит меня. - А.Т.). Напиши, что мы читали седьмое издание "Двенадцати". Это - чтобы знали, что мы читали ее с точным убеждением. Я сначала при чтении "Двенадцати" горел, как самовар, а при втором чтении потух... Просто осел. "Двенадцать" как георгин - хороший, а пустой. Пчела летит на него и думает: "Наверное, тут меду много". А подлетит - там пусто. Так и я пустым остался от "Двенадцати". А народные песни в поэме - известны. Везде они прошумели, протрубили.

Бочаров Ф.З. Захватил Блок что-то революционное, но сам Аллах тут ничего не поймет! Даже и те не поймут, кто революцию делал. Там никакой связи нет. Если бы революция шла так, как она описана, то ее или же бы разбили, или до сих пор никакого порядка не было бы. Что к чему строится тут? "Трах-тах-тах-тах-тах!" А к чему? Неизвестно. Вот у Зазубрина "трах!" (в "Двух мирах". - А.Т.) сразу показано, к чему... "Двенадцать" вроде как из лоскутьев собрана из каких-то. Не за что в ней прицепиться. Затяжки нет никакой, чтобы можно было читать. Отрывки. Мелочи. Иное углубляет тебя при чтении, а тут - нет. Что там революционного дано? Ничего. Я думаю, что ее никто не читает, а просто говорят о ней, оттого что ее Блок написал. Ни одного слова, которое задело бы за нутро! Эту читаешь, как все равно баб слушаешь, когда они каждая свою "поэму" читают. Около них сидишь - и ни черта не понимаешь... До двенадцати никак ведь не доберешься. Автор их что-то все около Учредительного собрания крутил. Никакого революционного чувства в "Двенадцати", ни огня у самого Блока революционного не было, когда он писал ее. Никогда она никого не тронет, хоть кому прочти! Хоть кто ее хвали, хоть сам Луначарский - не соглашусь с ним никогда! Если она Луначарскому хороша, то пускай он ее и читает! Если такими поэмами мы будем "поднимать" дух революционный, то нас всякая шпана разобьет (раздумывает. - А.Т.).

Зубков П.С. У крестьян есть загадка: две головы, один хвост, шесть ног, две задницы - что это? Так и эти двенадцать - неизвестно что?

Бочаров Ф.З. (рассмартивает обложку поэмы). Стоит 25 копеек. Черт его знает! Раньше такие по три копейки ходили. (Продолжая рассматривать обложку.) Работа художника Замирайло... Какие-то колючки. (Ко мне. - А.Т.) Эта книжка принадлежит к барабанной музыке. Там и тут ничего не поймешь. Если бы ты не сказал, что она (поэма. - А.Т.) революционная, да если бы в ней не было Учредительного собрания - и никто бы не подумал, что она революционная.

Бочарова П.Ф. Пустяки одни. Неохота слушать. Я поняла тут ково-то, но только дальше слушать не стала.

Зубкова В.Ф. Ее читали еще в прошлом году. И тогда, и теперь она мне не понравилась. Что там понравится-то? Я ее так-то помню, но... сброд какой-то. Почему это революцию не понять, если она толком описана? А тут какая-то Катька с белыми зубами. Зачем она нам нужна?! Складу никакого. Как борона. Над чем тут волноваться. Никакого места не нахожу в стихе, чтобы там чувства какие-либо были или наука какая. Нисколь бабы деревенские не станут ее читать. Совсем не нужна она.

Зубков П.С. Я ничего не понимаю в "Двенадцати" (шутит, смеясь и глядя на меня. - А.Т.). Отсюда ты можешь заключить, что я гениален, как Блок. Если сказать, что я понял что-нибудь, то люди могут назвать меня дураком. Что же тут важного? Проститутки, что ли?!

Блинов Е.С. А буржуй на самом деле не как пес паршивый. Он еще поглаже нас.

Зубков П.С. Нет, тут видишь, не в этом смысле сказано. Про душу буржуя говорится.

Бердов Н.П. Поэму "Двенадцать" считают первой. Я тоже смотрю так. Только в том случае, когда ей скомандуют "кругом!" (?! - А.Т.) Все сбито в кучу: бог, черт, пес шелудивый, Учредительное собрание, истинный революционер и проститутка. Никакой ясности. Я так и не понял, что автор хотел сказать в этой поэме. Если он ее писал только для себя, то на кой черт отдавал в печать?! Если писал для народа (только не в кавычках), то нужно бы хоть маленько разделить всю эту братию... по их квалификации. Правда, есть довольно меткие сравнения, как то: пес шелудивый оказался на одинаковых правах - по желудку и шкуре - с буржуем. Это - метко! А вот в заключение - откуда-то выполз Христос из белых роз! Прется цел и невредим, даже пуля не берет. К чему он там - черт его знает! Если он (автор. - А.Т.) хотел сравнить революцию с Христом, то опять не подходит. Революция вышла из боя порядочно помятой. Да и сравнений бы нашлось, сколько хочешь, кроме Христа, так это одно к другому не вяжется. Христос выдуман, а революция - действительность. Притом автор, по-видимому, хотел воспеть в лице двенадцати героев - революцию. В особенности Петруху. Парень идет на битву с врагом пролетариата, не щадя своей жизни, а то сразу повесил нос, распустил сопли из-за какой-то Катюхи, которая была постельной принадлежностью всех кому не лень! Такие нюни, плачущие из-за девчат, тогда не воевали, а сидели на печи и считали последние дни жизни подыхающих с голоду тараканов.

Лихачев С.П. Буржуи и в то время действительно прятались. Суматоха!!

Сусликов Т.И. Нет, не на перекрестках, а в углы они забивались.

Лихачев С.П. (про песню солдат). Это - как в "Коньке-Горбунке". А вообще-то читать как-то неловко. Блок описывает двенадцать солдат. Они тогда были, как хулиганы. Я говорил, что это хулиганы - так и есть... Может быть, этот стих - для ученых, а для меня он - голый. Легонькие в нем слова. Пустотой в нем пахнет. Блок, наверное, сам не видел революцию. Заразился Блок карандашом - и давай писать, что под руку попадет, лишь бы время скоротать.

Хорохордин П.А. (возражает Лихачеву). Нет, дружок, не от скуки он писал, а хотел революцию в конфуз вдарить. А потом - не мог как следует сообразить опровергнуть революцию - и написал что попало.

Сусликов Т.А. (о разговоре Катьки с Ванькой). Ревнует ее Ванька к офицеру.

Хорохордин П.А. (недоуменно). Значит, офицер Катьку застрелил?!

Сусликов Т.И. Неизвестно, кто убил Катьку.

Лихачев С.П. По-моему, хулиганы.

Сусликов Т.И. Да кто это "трах-тах-тах-тах!!"-то делал?!

Хорохордин П.А. Ванька! Он простонародье. Это его лихач, наверное, подстрелил. Насбирал лихач, значит, шайку - и на Ваньку! И убил эту Катьку. Они же (? - А.Т.) не войсковые ребята были!.. Деревенские и городские, чо ли? Неизвестно, из-за чего стреляли.

Джейкало Ф.Ф. Нет, тут не Ванька застрелил... А удирали от кого? Черт его знает!

Хорохордин П.А. Нет, Ваньке хорошего кота нагнали. Я так понимаю: собралась шайка - и давай Ваньку за Катьку бить, прижимать в тесном месте... Надо черт знает какую голову, чтобы ее (поэму. - А.Т.) понять!

Сусликов Т.И. Да и понимать-то нечего! Кто убил Катьку - и то узнаешь только в конце. Хорошо, что она (поэма. - А.Т.) недолгая, а то бы под конец забыл то, что непонятно было сначала.

Лихачев С.П. Хороший человек думать о ней не будет.

Хорохордин П.А. Как?!! На что же она написана?! Надо таких субъектов (имеет в виду автора поэмы. - А.Т.) одергивать, чтобы они писали понятное. Сначала Блок про революцию плохо писал, а потом, видно, его кто одернул: неладно, мол, так - он тогда стал описывать революцию мало-мало подходяще... С налету-то ее (поэму. - А.Т.) не сразу разберешь. А взять бы ее подержать бы с месяц - разбирать непонятные слова и описывать. И написал бы я целую книгу. Тут ведь без малого весь свет заведен...

Бочаров А.Я. А ни к чему не сведен.

Хорохордин П.А. Есть пишут - хоть не разберешь, но не перескакивают во всякие стороны, а все идет у них по дистанции. А Блок с бардака перебросился к сельскому хозяйству, потом на военную или революционную сторону. Вот и пойми тут!

Пушкина А.Т. Двенадцать - это солдаты. Видать: идут. Винтовки у них складно описаны. Хорошо! Видать не так же просто революция досталась! Стих хоть не охваченный, а существительный. Есть фразы чудные, серьезные и выразительные! По стиху видать - кипела революция!!! А старуха по-старушьи и судит: она флаги не понимает.

Титова А.С. Мне так мстит, что местами есть слова подходящие. Про старуху неверно. Хоть какая бы ни была старуха глупая, она не определила бы флаг на портянки, а определила бы на что-нибудь другое. Старые давношние люди ситцевые портянки не ладят. Уж скорей рубаху или платок... Местами в стихе как будто и начнет трогать тебя, а потом вывернется слово, которое и смешает тебя.

Хорохордин П.А. Мнения эти слова перебивают.

Титова А.С. Всю революцию по этой книжке нельзя понять. Деревенские ее не разберут: скажут, что кого-то из нас продергивают... Слова есть ладные, а потом переверт пойдет. А потом одно с другим смешается - и худо. Как хорошая пища с плохой смешается. Помню, раз мы у Микиты Ивановича молотили. Сварили нам суп хороший!! Потом кашу подали, а она из нечищеной картошки. Весь аппетит и отпал! Отшибло!

Лосев И.М. (к Титовой). Так ты книжку к этому применяешь?

Титова А.С. Ага.

Лосева П.В. Этот стих - где тебя заденет, а где вдруг сразу отобьет. У нас деревенская была революция - и то вспомнишь - страшно! А то в городе революция описана, а не чувствительно!

Хорохордин П.А. Да, да! Городскую революцию не с деревенской сверстать.

Бочаров А.И. От этого стиха нельзя большого требовать. У него же объем очень маленький!

Хорохордин П.А. (горячо возражает Бочарову). Объем маленький?! Но ведь есть стихи объемом маленькие, а охвачено в них все, как в кольцо, аккуратно.

Бочаров А.И. Это же тень революции набросана. Только...

Хорохордин П. А. Но и тень должна быть ясная!

Бочаров А.И. Набросок сделан ладно, но не добавлено зажигательного. Буржуй, пес, Катька, поп - это все заметки справедливые, но ядра военного нет! Духу! Мало взято в ней. Разве из буржуя, попа, старухи и двенадцати солдат состроишь всю революцию?! Это - очень маленькая картинка! Вроде как озерко среди тайги колышется волнами, а силы в нем нет. Здесь - клочок революции. Не хватает у Блока того, чтобы внутри у читателя завязывалась язва.

Хорохордин П.А. Можно с этим стихом разобраться, но в месяц. Списать слова, из тех слов еще раз списать, чтобы им мозга хорошо придать, - и тогда, может быть, что-нибудь поймешь. Блок описывал так: дескать, сначала революция под вид проституции была, а потом в дальнейшем повернул. Революция мало-мало подходящей стала. И писатель начал писать про боя. Но нет здесь полностью ни революции, ни проституции.

Сусликов Т.И. (раздумывая). Главное дело, впереди с кровавым флагом... К чему этот кровавый флаг?! Ведь кровавый флаг - революция! И тут же Христос... Блок против революции... Запутанная вещь.

Бочаров А.И. Блок, по-видимому, изобразил революцию так. Иисус Христос переносил свои тяжести и карания, так и революция, дескать, под вид того кровавого течения.

Заугольников Д.Ф. (мне). Я во время чтения глядел на тебя и думал: тебе ее неохота было читать. Почему? Потому, что ты вроде как подходящий читалыщик, читал "Двенадцать" - и все как-то она не клеилась. Я бы ее до краю не дочитал. И никогда бы я до краю читать не стал. Течет, как вода, и никакого следу не остается.

Хорохордин П.А. (нетерпеливо перебивая Заугольникова). Нет, несправедливо! Она, как половодье, перевалами идет.

Заугольников Д.Ф. Остается у меня в голове один лохматый пес. Это подходит к буржую. Как "Инвалида" читали (стихотворение Андрея Хуторянина. - А. Т.), я все понимал и думал про него. (Мечтательно. - А.Т.) "Басовая, шмелиная струна"... А про этот стих нигде не вспомнишь: ни в горе, ни в радости. Плохой стих я и критиковать не умею. К нему прицепиться не за что. За что ни возьмешься - оно отрывается. Думаю, что едва ли кто из наших слушателей похвалит эти "Двенадцать".

Бочаров А.И. Убийство Катьки прошло мимо, как старуха дряхлая. Набросана картина хорошо, но потом военного зажигания не было. Стих погиб во вьюге...

Заугольников Д.Ф. (продолжая)... Я допризывник седьмого года. Я вот иду в Красную Армию. Этот стих ко мне должен бы быть подхож сейчас по чувству. Если бы стих этот был хорош, то мне бы думалось о службе: что будет там? Но... он не поражает меня. По теме стих должен бы быть ужасный, а ужасти в нем нет. Боязнь или жалость должна бы быть в нем, а тут вьюга одна.

Хорохордин П.А. (в глубоком раздумье). Там (то есть в поэме. - А.Т.) есть барыня, которая поскользнулась. Нужно было тут так написать. При буржуазии барыне жилось хорошо, а при Советской власти ей стало плохо, скользко. Она и пала. Значит, буржуи промазали все. Вот так бы надо написать. А то непонятно: не то Блок защищает барыню, не то как?!

Джейкало Ф.Ф. В стихе все изображенное видно. Но нет того, чтобы тебя волновало, чтобы ты сам пошел за революцию. А есть стихи и рассказы - от них сам бы встал и пошел на то дело, какое описывается.

Чусовитин В.М. (случайный гость). Если бы вы сами провели революцию, то стих вас взволновал бы. Я делал революцию на опыте, и меня стих волнует. Зачитали его, а я подумал: "А, вот оно! Так! Так!"

Джейкало Ф.Ф. Это так, но поджигательного нет... А что правда, то правда... Название вроде как неподходящее. Про двенадцать совсем мало сказано.

Стекачев Т.В. Если бы для нас этот стих читали первым, то он понравился бы лучше, а то уж их перечитали много и лучше этого... Не так чтобы гладко и сильно натяпал, но хорошо. Схвачено метко. Большого чувства нет. Все же напоминание о революции есть.

Стекачев И.А. С Катей - драма, а не чувствуешь ее.

Заугольников Д.Ф. Можно бы и без Кати.

Носов М.А. Всякое было: кто с Катей, а у кого из носа капит. Эта каша была наша. Дивиться надо! (? - А.Т.)

Титов П.И. У нас церковь жгли партизаны - так же было,

Зубков П.С. Церковь жгли, все тащили оттуда. Не верили в бога.

Носов М.А. Нестериха - богомолка, и то стащила покрывало с престола.

Афонин Н.В. Написано в стихе все сущее, но ничего трогательного у читателя не остается. Пожалуй, не расскажу ее другому человеку. Забывается она на память... Катюха - это да!! Как ее между солдатами-то водили и передавали! Это бывает. Я видал революцию на факте... Слушал я рассказ - видел рев, а потом - с концом! Не рекомендую я ее (поэму. - А.Т.) деревне по ее (поэмы. - А.Т.) энергии сложности. Не увлекательная она. Кабы она постройней была, она бы пошла в деревне. Надо бы ее сложить так, чтобы она увлекала. Вот мне приходилось читать, как восстание болгар против турок было. Ну, там интересно читать!.. Мы сейчас работаем шесть человек плотников - и наутро после читки "Двенадцати" я ни одному не сказал о ней. И даже она на память мне утром не пришла! А про елементы (алименты. - А.Т.) мы поговорили и утром, и днем. (Говорит о рассказе С.П.Подъячева "Доходная статья". - А.Т.) Тот сложней как-то написан.

Тубольцев Н.Т. Написано в стихе хоть не все про революцию, а так, как бывало. Но антиресу к стиху у крестьян не будет: не занозливый он.

Стекачев Т.В. Ветер изображает революцию. Старушка убивается - это тоже имеет смысл. Попу - уж известно - плохо при революции. Как волк, он, крадучись, идет. А "бац - растянулась барыня" - это уж я не понимаю. "Тяни, подымай!" Это не к революции. Проститутский смысл тоже приплетен так себе... Может быть, тогда все так было заодно: проституция и Учредительное собрание. Тут все как-то мешается: слово про революцию, а потом о проституции. Не сразу поймешь, что к чему. Говорится: огни, огни, огни. Ну, во время революции огни тушили.

А кому это надо бубновый туз на спину?! То ли эти двенадцать вели каких арестованных, что ли?! Много раз поминается "без креста". Не могу понять, к чему это "без креста"... И Ванька с Катькой, и революция - все собрал Блок, что только видел. А этому "тра-та-та" я тоже смысла не могу придать. "Как пошли ребята"... - это скороговорка хорошая. "Господи, благослови!" - говорится солдатами впросмешку. Мы тоже много раз бога в шутку поминаем... Про Катьку надо бы раз помянуть, а она везде в стиху влеплена. То ли она кружилась по всей революции?! Не знаю я: хвалить ли автора за Катьку или нет? (Недоумевает.) Есть в "Двенадцати" кое-где подобные (то есть хорошие. - А.Т.) фразы: про старуху, буржуя, про плакат, про Учредительное собрание. (Долго раздумывает.) Может быть, автору нужно было все перепутать? Но, думаю, "Двенадцать" многим не понравится. Тут и суп, и каша вместе. Что еще о ней сказать? Нечего! Может быть, кто-нибудь и похвалит ее.

Зайцев А.А. Кабы так революция начиналась, как у Блока, так ее бы раздавили. Отдельные люди из русских могут все в себе соединять: убивать, развратничать и богу молиться. Всю гадость, ханжество и хулиганство эти люди могут делать. Только здесь хорошая сторона у Блока. "Впереди Иисус Христос" - это вот что значит: хулиган идет убивать - и тоже Христу молится. Из-за этого же Христа он сотне человек глотки перервет, и сам же этого Христа будет материть, как только может в голову прийти. Это может быть, но я против того, что так может действовать вся русская нация. Про отдельные личности это верно, а про весь народ - нет. Если бы весь народ был такой хулиган, то никакой революции не было бы и Россия жила бы в первобытном состоянии, как дикари.

В "Двенадцати" что-то непонятное, символическое такое. То Блок говорит про настоящего пса, а то о буржуазии, как о псе. Пес - вообще, у него буржуазный мир. Но если я угадываю их смысл (смысл слов о буржуазии. - А.Т.), то слова эти хорошие! А лубочные слова угадывать трудно. У Блока идет речь о каких-то двенадцати, которые бродят в потемках. Этих двенадцать понимаю так. Вышел бы я на улицу и услышал крик: "Нас двенадцать!!" А по их голосам и шагам мне казалось, что их не двенадцать, а человека два или три. Не понимаю, кто они такие эти двенадцать! Бандиты? Хулиганы? Развратники? Пьяницы? А между прочим, они революционеры, строители новой жизни! Такие ничего не построят! Они способны только разрушать. Блок в своих "Двенадцати" не показал хорошего примера, не показал настоящего революционера, честного борца. А без него революции никогда не может быть...

Основательного в "Двенадцати" нет ничего. Грубые, барабанные, неотесанные слова. Автор хотел описать революцию первых дней, восстание, да, видно, не хватило у него времени и места. Он и написал про пьяных погромщиков, разных проституток и хулиганов - и этим кончил, как будто бы без этой дряни и революции не могло быть! У Блока все участники революции - преступники и негодяи. Ни одной светлой личности!! У меня от этой книжки нутро выворачивает. Блок сначала как будто показал маленький кусочек революции, а когда за ним потянулись руки читателя, автор взял этот кусочек и бросил в отхожее место.

Художества - никакого. Поэзии - тоже. Во время читки вместо приятного чувства - отвращение. Никакой пользы эта книжка не дает, ничему не научит. Она - просто беспорядочный треск барабана. Ни одного порядочного слова! Только - про грабеж, разврат и про какую-то скуку. У нас это произведение понравится тому человеку, который часто ходит по деревне с бутылкой в одном кармане, с ножом - в другом и с гармошкой!

В общем. Блок в революции выявил только плохую сторону и тех людей, которые с жадностью присоединяются к разным погромам. Про настоящую революцию, которая смела капиталистический гнет и дала рабочим и крестьянам в руки вожжи управления, Блок не сказал ни слова.

Носова А.С. Небольшое произведение. Писано стихом. Стих сам по себе читается очень тупо. В этом стихе слышится какая-то тягучесть и непонятность. Конечно, здесь писатель хотел сказать о революции. Но в стихе он не мог настояще выразить ни художества, ни драматизма. А все как-то смешано и непонятно. Ярко описанных типов нет. Одна-единственная старуха, которую можно представить в уме, когда она говорит про плакат. И слова ее описаны правдоподобно. Почему это произведение названо "Двенадцать"? Если из-за того, что в нем упомянуто про двенадцать человек, то они упомянуты очень мало и описаны в тусклом виде. Вот иногда в тумане чуть видно лес, как ровно тень в неясный день, - так и двенадцать человек в этом стихе. Стих сам по себе маленький, но прочитать его требуется времени много. Пока раз пять не прочитаешь -ничего не поймешь. Сидишь, долбишь, долбишь - и пойдешь не солоно хлебавши. Такой стих для деревни не нужен, потому что он не очень понятный и потом поучиться в нем нечему.

Шитикова М.Т. Когда я первый раз взяла почитать эту книжку, то я никак не могла понять смысл этого сочинения. Фразы как-то растрепаны и не вяжутся между собой. И так я над ней уснула. Потом, когда у меня спросили: "Понравилось ли тебе это произведение?" - я совершенно не знала, что говорить. Потому что не имела о нем никакого представления. Я взялась прочесть второй раз. Читала со вниманием и наконец поняла, о чем писал Блок. Хотел он описать о революционном движении в России. Взял он много, но ничего у него не вышло.

Вспоминаются тут люди всякого сословия - буржуй, поп, барыня, старушка и другие. Все они - кто идет, кто стоит - и никаких действий! Таких, чтобы соответствовали теме произведения. Нету! Кому не известно, что все эти типы были и теперь они есть? Наверное, всем известно, что все эти люди ходили, стояли, садились, вставали? И разве можно все такие движения перечесть?! Мне кажется, что нет. А поэтому и читать их не связанными ни с каким делом и мыслью - совсем неинтересно. Взята какая-то Катька, какой-то Ванька, куда-то ехали. Все это непонятно и неизвестно, для чего взято? И ни к чему не приведено. Заглавие "Двенадцать". Идут они, эти двенадцать, - и неизвестно, откуда и куда. Никакого дела от них также не видать, если не считать за дело их храбрую расправу над неизвестными Катькой и Ванькой. А под конец Блок совсем какую-то загадку загадал: впереди двенадцати красноармейцев с красным флагом идет Иисус Христос. Это уж я так и не могла понять, к чему Христос?! Ведь было такое дело: когда-то давно Моисей вел народ еврейский. Им, говорят, проводником был "господь". Днем в виде облачного столба, а ночью в виде огненного столба. Но ведь это было, наверное, несколько тысяч лет тому назад, когда всякие чудеса были допустимы. Теперь же, когда в самой глухой деревне, какой-нибудь религиозной старухе не всегда какие-либо чудеса допустимы, - вдруг большевикам - безбожникам - оказался проводником Иисус Христос! Это прямо-таки ставит в тупик! Вообще, все сочинение, по-моему, никудышное, и никак оно не нужно... Слова у Блока налетные, чужие...

Примечание. Спустя два дня после читки поэмы Блока слушатели забывали ее содержание и вследствие этого затруднялись давать критику. Я вынужден был повторять чтение "Двенадцати" различным по величине группам коммунаров, чтобы все-таки получить их оценку поэмы. Неплохо помнили немногие крестьяне самые скабрезные или парадоксальные места, вроде описаний распутства Катьки и шествия Христа.

Как-то раньше я читал коммунарам "Двенадцать". Поэма прошла мимо внимания аудитории. Я думал, что мои слушатели не доросли до Блока, и поэтому не стал записывать их мнения об его выдающемся произведении на революционную тему. Но и теперь "Двенадцать" осталось для крестьян непреодолимой трудностью.

Как видно из записей, поэма нашла себе не много защитников и поклонников.

---

Это тоже был сиквел, только не припомню, чего именно.

---

╘1998, 1999, 2000 Роман Лейбов E-mail: roman@admin.ut.ee
╘1998, 1999, 2000 Русский Журнал E-mail: russ@russ.ru