 |
 |
    |
 |
||
 |
 |
 |
|
|
|
|
||
|
|
|
Концерт фортепианного и вокального Шенберга. Фортепианная часть (пианист Юрий Полубелов) - почти все, что написано Шенбергом для сольного рояля. Вокально-фортепианная (дуэт со Светланой Савенко, которая выгодно отличается от всех вокалистов не столько качеством голоса, сколько музыковедческими мозгами) - половина сочиненного: два цикла, сделанных до легендарного "Лунного Пьеро". На концерт почему-то идти не хотелось. А там, оказывается, такая радость. Обнаруживаю в программке скромный такой заголовок: нечто тихо-юбилейное, ласково-дежурное. От таких обыкновенно скучаешь. Но здесь стандартная форма подмигивала и корчила рожи. Объявлялось и праздновалось "Сто лет Новой музыке". Ну, слава Богу. Доехали. Наконец-то эта амбициозная дама, привыкшая молодиться, эта дряхлая, с клюкой и шамкающей челюстью старуха перестала скрывать свой совершенно нечеловеческий возраст. Наконец-то она уйдет на покой, в богадельню, в музей, в мемуары, прихватив с собой своих героев. Наконец-то ей поставят памятник и она замрет в красивой позе, прекратив шпынять правнуков и приживалок. Сто лет Новой музыке. Сто лет тотальному контролю над мозгами и звуками, их порядком, количеством, ритмом следования, качественными характеристиками. Сто лет декрету о новаторстве. Мифологическая древность. Отмечается тихо и стильно. Как еще достойно справить юбилей дряхлой бабки!
Целый трудный вечер из музыки первого, позднеромантического периода провозгласившего новаторство Шенберга - проверка легенды о любимом первенце Новой музыки. Он считается классиком, сокрушительно популярным и напрочь известным. Но красивый миф о статусе распадается, когда выясняется, что в репертуаре Шенберга почти нет. Он призрак. Он и пугало, и старейшина. Тень, которая бежит конкретизации. Шенбергом в современной культуре предпочитают махать, как знаменем или помелом. Но не играя. Потому что это невыносимо трудно. Потому что мало кому придет в голову добровольно проводить время в эстетическом удушье, в позднеромантических льдах. Биться головой об окаменевшую, не находящую выхода чувственность. Проникновенно разыгрывать странное ощущение груза культуры. И геракловы потуги эти глыбы европейского прошлого разбивать.
Фортепианные пьески 1894 года - сущий детский Шуман. Не по-детски серьезный, зато малоформатный. Дальше - опять-таки Шуман, если бы его, выловленного после попытки самоубийства из мутной речки, заставили еще немножко посочинять. Вокальный Шенберг допьерошного периода - никаких schprechstimme, деловитого актерства, изобретательности. Сплошь окаменелости тревог из шумановского цикла "Любовь поэта" и редуцированный до мини-формы, до одной, единственно верной, единственно главной интонации глобальный проект истеричного Вагнера. Скрутить "Тристана" до нескольких абсолютно упорядоченных нот. Лишить все сокрушающую эмоцию импульсивности, самости. Вложить ее в объективный порядок и смотреть на ее тихую дрожь. Вот работа. Во радость-то. Да какая!
Общеизвестный поздний романтизм раннего Шенберга в исполнении Савенко-Полубелова показался беззащитен и трогателен. Исполнительская манера концерта раритетна, как репертуар. Она лишена и гордой аналитической стати, и блескучей эйфории большого музицирования. Ни дать ни взять - шубертиады. Строгость, авторский кружок и слезы понимания. Уместный тон при пересчитывании наследства столетней молодухи. Случай разобраться, всплакнуть по-тихому и сдать в музей.
Вчера я видела Умберто Эко. Герой моей юности, из статьи которого я впервые узнала (в 1989 году) смысл слова "постмодернизм", посетил Москву, прочитал две лекции и дал одну пресс-конференцию. Именно последняя и вдохновила меня на эти заметки.
Умберто Эко был мил, но не более. Того эротического возбуждения, которое я испытала четыре (что ли?) года назад при встрече с Деррида (в аналогичных условиях), не было - и это не удивительно. Деррида - философ и лектор. Эко - писатель, ученый и журналист (хотя лекции и читает). Причем сначала Эко был ученым, потом стал журналистом, а затем уже - писателем. В каждом новом качестве он успешно применял навыки, полученные им ранее: как журналист использовал профессиональные знания (медиевистика + семиотика) при анализе современных проблем, а как писатель - первое, второе и третье, чтобы применить к мирам своей фантазии.
Пресс-конференция производила странное впечатление, потому что в ней Эко выступал преимущественно как журналист. Он, может быть, был бы рад выступить по-другому, но у него элементарно не было такой возможности - если тебе задают вопрос об отношении искусства и литературы в современную эпоху, волей-неволей начинаешь пересказывать собственную колонку на эту тему, напечатанную в "Эспрессо" года два назад. Или говоришь текст, который мог бы быть в этом качестве использован.
Иными словами, получился странный жанр - пресс-конференция с журналистом. А поскольку с некоторых пор журналистов в моем окружении много, то я и слушала без особого интереса. Ясно, конечно, что Эко много умнее Кузнецова, но, боюсь, механизм формирования высказывания у них схожий. То есть в голове есть набор концептов, генетически восходящих к структурализму/постструктурализму и вполне успешно применяемых к конкретным проблемам.
Мэтр взбодрился, только когда его спросили про посмертное издание стихов Монтале, и возбужденно сказал, что это свинство и тексты после смерти печатать не надо. Ну и что, что не досчитаемся шедевров: вот у Софокла больше половины трагедий не дошли до наших дней - и ничего, живем. Говорил на эту тему долго и увлеченно. То есть выступил не как журналист, а как писатель, которого волнует посмертная судьба его текстов.
Редакция журнала "Иностранная литература"
ЖИВОПИСЦЫ! ПОДЖИГАЙТЕ ВАШИ КИСТИ! 16 мая в "Новой Академии" Тимура Новикова в Петербурге открылись сразу две выставки: графика Ивана Дмитриева и "Наброски" Оксаны Саркисян. Помещение на Пушкинской, 10 буквально не могло вместить всех желающих: журналисты, художники, отечественные и иностранные посетители внезапно нагрянули в таком количестве, что заставили вспомнить о давно миновавших временах "газо-невской культуры". Но впечатляло в первую очередь не столько количество собравшихся, сколько их качественный состав – полюбоваться на картины молодых дарований явился практически весь питерский бомонд.
Выставки были весьма скромными по объему: одна состояла из четырех работ, вторая – примерно из десяти. Конечно, дело не в количестве, и вполне можно предположить, что родился новый Караваджио или появилась новая Наталья Гончарова.
Не исключено, что так оно и есть. Тем не менее сами художники были несколько ошарашены таким количеством публики. Злые же языки утверждали, что на 16 мая здесь была назначена выставка другой восходящей звезды отечественной живописи - юной художницы Лизы Березовской, которая уже привезла свои работы в Петербург, но в связи с неприятным инцидентом в клубе "Грибоедов" была срочно выслана обратно в Москву.
Поговаривают о провокации, что подтверждает подозрительно маленькое количество кокаина (0,02 г!), якобы изъятого у художницы. Высказывают также предположение, что агенту в штатском специально выдали 1 грамм кокаина, он же не удержался и воспользовался своим служебным положением, а в карман художнице подложил жалкие остатки. Но как бы там ни было, а вопрос о том, состоится ли питерский дебют Березовской в ближайшее время, или же ее дороги в Петербург замело "кокаина серебряной пылью", остается открытым. А пока члены "Новой Академии", решившие с некоторых пор сеять исключительно "разумное, доброе, вечное", готовятся к акции сожжения всего извращенного. Акция, приуроченная к 500-летию со дня казни Джироламо Савонаролы, состоится 23 мая. Единственная проблема, с которой столкнулись ее организаторы, – это очередь желающих сжечь свои картины, книги и диски. Ведется предварительная запись.
СПб., "Новая Академия"
Две недели кряду победителем выступает Остап Кармоди.Извините, что пишу две недели подряд, но не могу больше молчать. Наболело! После просмотра короткометражек Дерека Джармена и "Ангельского общения" стало окончательно понятно, что франко-английское слово "авангард" в кинематографе давно утратило значение обстоятельства места и стало обозначением некоего стиля со строгими канонами. Как верлибр в поэзии или вальс в музыке. Авангардные фильмы Джармена 80-х мало чем отличаются от авангардных фильмов Кеннета Энджера 50-х. И от всего, что было между ними. Тот же сбитый фокус камеры, те же рогатые фигуры с зеркалами, та же "каплющая" музыка. Пора придумывать новое название для авангарда. "Экспериментальное кино" не годится - тоже затёрто. Из года в год проводится один и тот же эксперимент. Видимо, его результаты никак не могут удовлетворить экспериментаторов. Японское "zen-ei" может подойти - Япония сейчас ведущая страна в области киноэкспериментов. Мультсериал "Покемон" вообще величайший эксперимент за всю историю кино. А лет через 20 придётся переводить на суахили.
А конкурс на "лучшее эстетическое впечатление недели" продолжается:
 |
|
 |
|
 |
| © Авторы "Пегас Light", 1998 | © Русский Журнал, 1998 |
| © Сергей Кузнецов, редактор и составитель, 1998 | © Максим Егоров, дизайн, 1998 |