 |
 |
    |
 |
||
 |
 |
 |
|
|
|
|
||
|
|
|
Выслушала в зале Чайковского ораторию Денисова "История жизни и смерти Господа нашего Иисуса Христа", никогда прежде в Москве не исполнявшуюся. Сорок минут музыки, каждая нота предсказуема. Если Воскресение - звучит сигнальный мажорный аккорд, если землетрясение - тут же начинает бушевать оркестр. В скупых напевах волхвов появляется средневековый аскетизм и немножко Пярта, в Нагорной проповеди - имитация душевности, теплоты и мелодического начала.
А мимо этих запоминающихся эпизодов течет-перетекает характерная, гладкая, если не сказать скользкая денисовская масса, в просторечье ласково называемая "червями". Ухватиться почти что не за что. Ни цитат, ни контекстов, ни экстравагантных приемов. Только колышащаяся и самодостаточная музыкальная форма, гарантирующая слушателю дремотно-расслабленное состояние.
Любить это состояние сложно, но находить в нем приятность - запросто. Но только не в случае с евангельской историей, честно и без обиняков рассказанной по-русски тенором-Христом и басом-Евангелистом. Потому что серьезность и известность текста периодически заставляет просыпаться и задаваться вопросом, что, кроме вышеупомянутого мажорного аккорда, связывает его со звучащей музыкой.
Впрочем, если бы "История жизни и смерти" пелась на каком-нибудь другом языке, может, все было бы гладко, как обычно.
Зал Чайковского
Записки юной матери В отличие от несгибаемых революционеров я люблю простые радости семейной жизни и потому на главное художественное событие прошедшей недели - строительство баррикады на Большой Никитской (можно было бы по такому случаю переименовать ее временно в Герцена... впрочем, кто знает, как новые левые относятся к Герцену?) я отправилась вместе с двухлетней дочерью, надевшей по такому случаю красный рюкзачок.
Девочка моя, вне сомнения, выглядела на баррикаде лучше всех, не иначе как по причине более органичного, чем все остальные, включения в стихию игры. Пока я изучала французские лозунги, написанные со смешными (преднамеренными?) ошибками (вместо "Вы нас достали" - "Вы нас собака": chien заместо chier), она увлеченно колотила палкой по металлической части заграждения, создавая необходимый шум.
Вот кто без колебаний подписался бы под лозунгом "Запрещено запрещать!"
Встреченные на баррикаде Леша Конноненко и Лена Америка звали нас в зоопарк, но нам, к сожалению, уже надо было домой. Перед тем как по-оппортунистски покинуть место идеологической битвы, я решила внести свой штрих в хаотизацию происходящего и, подойдя к Алексею Беляеву, памятному мне еще по тем временам, когда он не появлялся без Кирилла Преображенского, сказала ему: "Кирилл, мы давно с вами знакомы и часто видимся у общих друзей", на что Беляев совершенно серьезно ответил: "Да, конечно, очень приятно познакомиться".
Мои более радикально настроенные друзья говорили, что если бы подобную акцию проводили настоящие художники-провокаторы, типа покойного Курехина, то организовали бы все куда лучше: например, баррикаду строить призвали бы коммунистов, уверив их, что начинается пролетарская революция - а потом - к ужасу строителей - подняли бы свои французские лозунги. Но, по-моему, и так все было замечательно: лучшего места, чтобы пойти с ребенком в субботу, трудно придумать.
Большая Никитская, баррикада
Новое кино России: по ту сторону добра и зла?
Недавно в Петербурге завершился кинофестиваль "Виват, кино России!"
Гран-при фестиваля ( "Приз зрительских симпатий") получил фильм "Страна глухих" Валерия Тодоровского. Лучшим режиссером был признан Игорь Масленников ("Что сказал покойник"), лучшим актером - Александр Лазарев-младший ("Тело будет предано земле..."), лучшей актрисой - Ирина Розанова ("Дети понедельника")... Впрочем, профессиональное жюри на фестивале отсутствует, так что формальные итоги фестиваля, как говорится, следует делить на двадцать, точнее, на пятнадцать (такое количество фильмов было показано в конкурсной программе фестиваля).
Не хотелось бы злоупотреблять словом "новое", так как оно в последнее время звучит к месту и не к месту, но фильмы "Страна глухих" Валерия Тодоровского, "Железная пята олигархии" Александра Баширова, "Мама не горюй" Максима Пежемского и "Тело будет предано земле..." Ильи Макарова, то есть четыре из пятнадцати, представленных на фестивале, дают серьезный повод говорить о рождении нового российского кино.
Прежде всего бросается в глаза переориентация "молодых" режиссеров с содержания жизни на ее стиль, который отныне, судя по всему, становится главным содержанием их фильмов. Это заметно даже в максимально рассчитанном на кассовый успех фильме Валерия Тодоровского, об остальных и говорить нечего. Фильмы режиссеров "новой волны" российского кино холодны, жестки и злы, в хорошем, если хотите, ницшеанском смысле этого слова. Оптимизма они не вселяют, но бодрят. Еще одна отличительная черта нового кино - его глубокая асоциальность, которая в нашем сознании часто ошибочно отождествляется с аморальностью. Однако служение обществу далеко не всегда бывает нравственно оправданно, а отказ от утопических положительных идеалов, напротив, может быть очень даже педагогичен, ибо готовит зрителя, особенно молодого, к встрече с реальной, часто малопривлекательной жизнью... Преодоление социума - пожалуй, наиболее существенная черта, отличающая наше "новое кино" от старого. В этом отношении ныне живущие режиссеры старой школы чем-то невольно напоминают едущих в трамвае пенсионеров, которые громко возмущаются поведением пойманного контролером безбилетника. Так брошенный и униженный государством человек, сам того не осознавая, продолжает этому государству рьяно служить, причем без малейшего к тому принуждения. Впрочем, еще больше, чем в нашем кино, эта непреодоленная социальность бросается в глаза в фильмах современного Голливуда. Но это уже отдельная тема.
Что касается верности нравственным идеалам и споров о том, по какую сторону добра и зла находятся новые режиссеры отечественного кино, то всем, у кого имеются на сей счет сомнения, следовало бы посмотреть включенный во внеконкурсный показ питерского фестиваля фильм Александра Полынникова "Грешная любовь". Фильм снят по классическим канонам некогда господствовавшего у нас стиля, правда, дополнен новым содержанием, что называется, "в духе времени".
В провинциальный городок, где живут два щуплых юноши, из столицы приезжает девушка Таня (Анна Назарьева), дабы работать в местном заброшенном монастыре экскурсоводом. Юноши похожи друг на друга почти как братья Кэрель из одноименного романа Жана Жене, даже зовут их одинаково: Иванами. Фильм же, как вы, наверное, догадались, далек и от Жене, и от Фассбиндера. Один юноша живет бедно, учится в медучилище и слегка заикается, все называют его просто Ваней, а другого, собирающегося переоборудовать провинциальный городок в туристический центр, называют на иностранный манер - Ив. Оба, как это водится в подобно рода фильмах, одеты в неестественно новую и чистую одежду. Поблескивают свежей краской и стены якобы заброшенного старинного монастыря. Обоим девушка нравится, но один ухаживает за ней, не скрывая циничных целей, а другой настроен романтически. Правда, у Вани было тяжелое детство: мать-алкоголичка, которая вступала в интимные отношения со своими случайными друзьями, не стесняясь присутствием малолетнего сына. Картины этого детства, сопровождающиеся душераздирающей музыкой, то и дело всплывают перед глазами Вани и кинозрителей, стоит только приблизиться к нему какой-нибудь женщине, в том числе и той, что ему нравится. От психических травм детства пытается вылечить юношу пожилой рабочий, вместе с которым они чистят старый колодец. Рабочий проводит сеанс психоанализа у старой стены монастыря, предлагая Ване упереться в нее лбом, - сцена, прямо скажем, достойная пера Владимира Сорокина. Между тем Ив времени даром не теряет и приглашает девушку покататься с ним на воздушном шаре, а во время полета начинает к ней грубо приставать. В результате девушка падает с воздушного шара и в коматозном состоянии оказывается в больнице. Ваня, который учится в медучилище и проходит в больнице практику, дежурит у ее постели день и ночь. Однажды, не сдержав нахлынувших на него чувств, он вступает со своей бесчувственной возлюбленной в интимные отношения. Девушка на мгновение пробуждается. Однако в реанимационную палату в это время заглядывает санитарка, в результате чего Ваня оказывается за решеткой. К счастью, главный врач больницы - хороший человек, и понимает, что Ваня спас девушку, а потому настаивает на том, чтобы его вернули в больницу. Ему отказывают наотрез, тогда он предлагает провести следственный эксперимент. И только так ему удается убедить тупых несговорчивых милиционеров. Ваню привозят в больницу, и там, в палате, на глазах у следователя (Светлана Крючкова) и сотрудников милиции он повторяет то, что сделал. И снова результат наилучший - девушка почти ожила! Все действия, как и в прошлый раз, проходят под душераздирающую музыку. Женщина-следователь не может сдержать набежавшую слезу... Думаю, дальше можно не продолжать. Эта вещь из тех, что будет "посильнее" "Фауста" Гете, так что в наличии хэппи-энда можно не сомневаться.
Вот такая жгучая смесь Хичкока с соцреализмом, своего рода "Психо по-русски"! Еще один народный фильм, можно сказать. Нет, напрасно мы все валили на компартию. Соцреалистический метод освоения действительности, оказывается, органически присущ душе свободного человека. Компартия тут ни при чем. Ничто не может остановить тягу нашего человека к добру: ни реанимация, ни тюрьма, ни смерть, ни даже отсутствие финансов на съемку фильма. Ничто!..
Не знаю, как вам, но лично мне кажется, что если бы у нас в какой-либо форме существовал некий киноринг на предмет "нравственное-безнравственное": кто - кого, то представители старой школы, вроде Александра Полынникова, по количеству извращений дали бы сто очков вперед молодым. Да и тем, кому уже за сорок, пожалуй, тоже! Это - на мой взгляд, конечно...
СПб
Эта неделя не радует нас эстетическими впечатлениями, и потому, чтобы стимулировать читателей, я объявляю победителей первых двух месяцев - Ким Белов и Остап Кармоди. Просьба обоих участников связаться с редакцией Русского Журнала для получения призов.А конкурс на "лучшее эстетическое впечатление недели" продолжается:
 |
|
 |
|
 |
| © Авторы "Пегас Light", 1998 | © Русский Журнал, 1998 |
| © Сергей Кузнецов, редактор и составитель, 1998 | © Максим Егоров, дизайн, 1998 |