Диптих о неделе полиглотов
(окончание)
2. Присутствие Дальнего Космоса в виде интеллигентной дамыАвторские вечера поэтессы Елизаветы Мнацакановой, прошедшие 18 и 19 июня, входят в число самых нетривиальных событий не только прошедшей недели, но и всего завершающегося литературного сезона в Москве. Во-первых, хотя бы потому, что Мнацаканова приехала в Москву впервые через 23 года после эмиграции. Сейчас она живет в Вене, профессор университета, пишет стихи по-русски и по-немецки. Во-вторых и в-главных, потому что Мнацаканова - поэт совершенно уникальный. Она начала писать в конце 40-х годов, в советскую печать свои стихи не предлагала никогда; публиковала книги по музыковедению и позже переводы - с немецкого и из современной австрийской поэзии.
Мнацаканова всегда была автором загадочным. Она начала писать в условиях полной литературной изоляции, да и позже, в 60-е годы, когда многие авторы знакомились друг с другом, мало общалась с другими неподцензурными литераторами (зато была хорошо знакома с Альфредом Шнитке). Ее печатали редко, но публикации замечали. Когда в 1990 г. вышло несколько стихотворений в журнале "Родник", на это отозвались авторы очень разные: Вадим Руднев, Аркадий Драгомощенко, Николай Кононов.
Мнацаканова чрезвычайно хорошо чувствует пространство-время стихотворного текста, его космический ветер, сквозящий между словами. "В них много московского воздуха", - сказала Мнацаканова о своих доэмигрантских стихотворениях. Да, но так получается, что при этом московский воздух открыт всему миру, и не только земному. Слова не написаны, а скорее нарисованы - многие тексты Мнацакановой могут быть воспроизведены только факсимильно. Почерк легко переходит в изощренный орнамент. Слова напечатанные или произнесенные становятся не только словами, но и элементами особой музыки.
Одно из главных качеств поэзии Мнацакановой - синтез искусств. Помимо традиционных книг, она выпускает огромные альбомы, где тексты на прозрачных пластиковых листах накладываются на написанные ею беспредметные картины. Сейчас в Австрии готовится к выходу компакт-диск, где Мнацаканова читает стихи по-немецки и по-русски в сопровождении отличной музыки, которую специально для этого записали Вольфганг Музиль (компьютер) и Марина Цишек (саксофон и флейта).
Напряженное пространство-время между словами можно раскрасить. Получится альбом. Можно проинтонировать голосом или даже музыкой. Слова оказываются не только словами, но и энергетическими сгустками в силовом поле.
Мнацаканова много пишет о смерти и о ее преодолении. На концертах она говорила, что смерть ей представляется дамой виртуозной. Поэтому для преодоления смерти оказывается нужна некоторая домодельность, мускульная ощутимость, живая неясность.
Мнацаканова начала писать чуть раньше Всеволода Некрасова. Ничего не зная друг о друге, они пришли к результатам, в некотором отношении сходным. У Некрасова тоже есть словесно-визуальные композиции. Есть внимание к повторам, к музыкальной стороне стиха. Обоих, кстати, любят австрийские поэты-конкретисты из "Грацского объединения авторов".
Некрасов, по его собственному признанию, всю жизнь ищет, где язык жив, где язык не лжет. "Открыть, отвалить, остался еще там кто живой, хоть из междометий. Где она, поэзия. И морока тоже. Опять ремонт этот, опять жмись, вникай до элементов. Зато без дури". Точно. Некрасов ищет - больше от языка, от разговорного и литературного. Мнацаканова стала работать несколько в другом аспекте - разлагая, взрывая изнутри готовую литературную форму (одно из ранних ее стихотворений - трансформация письма Достоевского к Александру II, где отчаянная интонация из подтекста переходит в текст), явно на границе, где неязыковое и языковое обнаруживают глубинное родство.
Несмотря на летние каникулы, мои эстетические впечатления связаны со школьной жизнью моей старшей дочери, рассказавшей мне случай, приключившийся в ее классе (4 кажется "А") во время диктанта. Учительница диктовала текст и, случайно оговорившись, заменила одно слово на другое. Сообразительные дети тут же произвели глобальную замену - получившийся таким образом текст и предлагается вашему вниманию:
Я затрудняюсь объяснить, в чем для меня заключено очарование этого текста. В ностальгическом воспоминании о множестве "рассказов про войну", которыми двадцать лет назад нас пичкали в школе? В том, что Соссюр прав, означающее действительно произвольно и "котенка" можно назвать "врагом"? Или в том, что врагов больше нет, потому что все они могут оказаться котятами, щенками или рыбками? В том, что пропаганда пробуксовывает, не выдерживая самой простой языковой игры? А может быть в том, что сама возможность возникновения такого текста показывает, что спустя пятьдесят лет война наконец-то закончилась.
Мурлыка Это было во время войны. Бои шли даже в цехах завода. Вдруг, посреди боя появился враг. Это был обычный, серый пушистый враг. Он был испуган. Бойцы сразу увидели, что он голоден и налили ему молока. Враг выпил молока и, свернувшись калачиком, сыто замурлыкал. Всем сразу стало легче на душе. После боя враг так и остался в цеху. Постепенно бойцы привязались к врагу и стали звать его "Мурлыкой".
Авторы "Пегаса" разъехались кто куда и, хоть убей, не хотят присылать из далеких краев своих текстов. Поэтому сегодняшний выпуск будет в большой степени состоять из читательских откликов - тем более, что все они, на мой взгляд, достойны и хороши. Для начала - обещанный ранее Остап Кармоди:Из трех главных впечатлений прошлой недели два были связаны с кино.
Следующее впечатление - как раз туристско-отпускного характера и принадлежит Владимиру Советову:#1. Ночь, тепло. Паравозов лежит, пьет пиво, смотрит в окно. За окном дерутся ангелы... Браво, Никитин. Трижды браво, Паравозов!
#2. После того, как Сергей Кузнецов не разделил мое мнение относительно пара-Гумилева, я боюсь показаться оригинальным, и все же: ТВ-Центр в сто первый раз показал фильм Тони Скотта по сценарию КвентинаТарантино "Настоящая Любовь" (True Romance). TV-критики с готовностью отозвались на это событие и в сто первый раз написали, что сценарий Тарантино, конечно, неплох, но Скотт, давно продавшийся желтому дьяволу, все, разумеется, испортил. Сто раз я читал эти слова, в сто первый - надоело. IMHO, как говорят девочки, True Romance - лучший фильм, сделанный при участии Тарантино. Pulp Fiction, конечно, важнее для кинопроцесса - но как фильм, который смотрят, а не растаскивают на цитаты, даже он уступает True Romance ("Сейчас нас будут бить..." - шепчет мой внутренний Паниковский). По сценариям Тарантино снимали четыре человека. И у всех разное отношение к героям фильмов. Стоун их презирает и боится, Родригес над ними добродушно подшучивает, сам Тарантино с интересом наблюдает за ними, и только Скотт их искренне и бескорыстно любит. И ребята получаются удивительно симпатичными. Хочется вместе с ними сойти с ума, схватить первый попавшийся под руку чемодан кокаина и нестись куда-то сломя голову, паля в случайных ублюдков из пистолета. Даже полицейские в фильме через слово повторяют: "I like this guy!" (о герое Слейтера). К тому же Скотт, в отличие от Тарантино, - крепкий профессионал; он прекрасно владеет и мизансценой, и монтажом. Каждый кадр - картина, которая просто сочится светом и энергией. Из Pulp Fiction запоминаются диалоги: Le Big Mac; It's Chopper, babe; про часы - недаром сценарий читаешь почти с тем же удовольствием, что смотришь фильм. Из True Romance - сцены: Слейтер и Аркетт в телефонной будке, Хоппер и Уокен в фургончике, удолбанный Бред Пит, с идиотским восторгом разглядывающий входящих мафиози. А сцена с дюжиной человек, наставивших друг на друга автоматы, а вокруг в лучах солнца летает пух (sic!), заставит самого Джона Ву кусать локти от зависти. Тарнтино говорил, что снял Reservoir Dogs для того, чтобы иметь возможность протолкнуть сценарий True Romance. Все время съемок он сидел за спиной Тони Скотта и давал ему указания. Получилась, на мой взгляд, лучшая работа и для того, и для другого. Хотя "Последний Бойскаут" коммерчески успешнее, а "Криминальное Чтиво" - и моднее и "открывает новые горизонты."
#3. Кевин Смит (Клерки, В погоне за Эми) сейчас снимает кино под названием Dogma. Сюжет: женщина выбрана двумя ангелами для того, чтобы спасти человечество.
Вот он - постмодернизм одной строкой!
Хотя Смит - один из лучших молодых режиссеров, было бы великолепно, если бы он так ничего и не снял, и фильм остался в мировой культуре кратким сообщением со съемочных площадок.
Восторги июня мелкопузырчаты, желты и прохладны. Время Козодоя. Светлого и великопоповецкого. Языческий праздник низкой калорийности и детского градуса, о, Чехия, волшебны твои источники, что при десяти процентах исходной плотности, рождают напиток без привкуса процеженной балтийской воды, столь овратителеного в родных номерах с первого по второй! Как хороша классическая последовательность твоих теорем, страна бокал, приравнявшая к штыку, обратная геометрическая прогрессия убывания объема, половина данного - сразу, затем половина остатка, еще четыре глотка, глоток и облизнуться. Матка боска, при логарифмическом кривой насыщения теплой горечью бессмысленной, но прекрасной радости бытия. Все неизменно, устойчиво, все соответствует, как месту, так и времени, образу действия, и образу мысли. Богемское парнокопытное, Козлотур, нет тебе равных в категории жидкостей по 7,50 за одну русскую объемную единицу.
И, наконец, слово получает таинственная Надежда Мазепа:Да здравствует император Франц-Иосиф!
Я лепила пельмени и слушала радио новой волны, может быть оно называется иначе, я не помню, потому что лепила пельмени. Мой муж увеселял меня своим присутствием, точнее он - читал. Вдруг он вскочил и побежал в комнату. Я лепила пельмени и не придала этому значения. Вернулся он довольно быстро и стал продолжать увеселять меня, то есть читать, сидя на кухне, правда произнес загадочную фразу - вот и проверим их online! Некоторое время тишина нарушалась разве что звуками радио и моими действиями в процессе приготовления пельмений. Вдруг муж встрепенулся и пристально посмотрел на меня. Я не обратила внимания, я лепила пельмени. А тут вдруг это подлое радио вмешалось в нашу жизнь - прямо из него, только другим голосом, мой муж говорил со мной. И что говорил! Привет он значит передал, но ни слова о любви или чего-нибудь там приятного для женщины, а просил меня через эфир, что-бы я поверила в INTERNET! Ну, я то лепила пельмени, мне до лампочки этот INTERNET. Пусть, думаю, развлекается. Пельмени вышли изумительные! Теперь не знаю, когда еще сделаю, потому что вечером я решила сунуться в этот INTERNET... Прошла неделя, муж ест сосиски, вечерами отвечает на мои вопросы, целует меня и ложится спать, потому что я ухожу гулять. Догадываетесь куда? Именно.
Вот такая история приключилась с девушкой... Жаль, что юсанетовские адреса вот уже полтора года внушают подозрение в виртуальности автора. Особенно если он женщина.Тем временем, несмотря на летние погоды, конкурс на "лучшее эстетическое впечатление недели" продолжается:
Пегаc Light. 8 июля 1998 года>
© Авторы "Пегас Light", 1998 © Русский Журнал, 1998 © Сергей Кузнецов, редактор и составитель, 1998 © Максим Егоров, дизайн, 1998