 |
 |
    |
 |
||
 |
 |
 |
|
|
|
|
||
|
|
|
Алмазный мой венец За впечатлениями я уехал во Владивосток вместе с Лагутенко. Он вернулся в свой город, знакомый до слез. Хоть и не красавица встретила туманом, влажным теплом, гребешками в сливочном масле, любопытным людом и "Алмазами". В Приморском краю я повидал два мощных, по-паучьи говоря, концерта "Мумий Тролля", и номером один стала та самая песня. Ни чересчур беспроигрышный "Владивосток 2000", ни любимейшая "Доля риска" не смогли вывести меня из себя так далеко. В "Икре" "Алмазами" были сделаны на медленном огне, всю ее мучительную мощь можно и нужно было лишь угадывать. На концерте она звучит просто как я не знаю что. В ней как нигде лучше Лагутенко тихой сапой, под вуалеткой инди-попа (как он сам называет свой сладостный стиль) протащил такую первородную и нечестную дикость, что оторопь берет. "Алмазами" - жестокость наилучших вещей The Fall, нега Момуса, гаражное гусарство, глэмовая гниль (у Лагутенко, на самом деле, все песни - "с бочком"). Куплеты доверительно раскрываются, чтобы в припеве сжаться и росянкой высосать душу. Точность формулировок поразительна. Ветер обнимает, сзади поднимает юбки. Пыль, зима, пилоты. Алмазами как глазами засверкают вместе. Главное видео - глаза Ильи Игоревича, раскрывающиеся в пол-лица; эти глаза напротив - калейдоскоп болотных огней и гад морских подводный ход. "Алмазами" говорят о том, что наш кассетный мальчик - фигурка конгениальная, например, Моррисону, а учитывая тридцатилетнюю временную оттяжку, может, и покруче будет... шучу, шучу. Лагутенко - грустный бэби-найденыш, трогательный, как утконос, и жгучий, как ехидна. Сам, кажется, не сознает, до чего щегловит.
Город Находка, футбольное поле, "Алмазами".
Никак не отойду от Большой Игры им. Чайковского. Перемещаюсь по городу короткими перебежками - от радиоточки к радиоточке, из которых, слава Богу, все еще изливаются потоки фортепианных концертов. Абстинентный синдром переживаю болезненно. Четыре раза Третий концерт Рахманинова и восемь раз Первый концерт Чайковского - это серьезно. Это ежедневно теперь требует новой дозы. Никак не соглашаются оставить в покое мое сознание и подсознание обворожительный стиль дирижера Арнольда Каца - эдакого Леонида Ильича Шварценеггера (редкая жутковатая помесь Брежнева с культуристом) и выразительное звучание Светлановского оркестра. Живописная картина: рояльный конкурсант сражается с Первым концертом Чайковского, а сзади с кровожадной улыбкой тащится Великий Советский Союз во всех его лучших проявлениях. Коробчонка тяжеловесного звука, грузного хамского громогласия мимо нот. И лягушонки терпят фиаско один за другим.
Одно радует - скандалист Султанов не вспоминается совсем. Нудную скороговорку "четыре черненьких чумазеньких чертенка" долго не пробубнишь. Чего он там чертил чернилами - могучее конкурсное исполнительство или злую сонату Прокофьева, или отмороженного, подвешенного, как белье на веревку прищепками, Шопена - уже не важно. Феномен Султанова работает, пока тысячу человек знобит от азарта, пока оная тысяча как на работе скучает в душных залах и алчет чуда, попутно развлекаясь соображениями о значимости конкурса Чайковского в общемировом раскладе спортивной жизни.
Соображения теперь забылись, потеряв всякую актуальность, зато чайковско-рахманиновская абстиненция мучительна и остра.
Конкурс Чайковского закончился на прошлой неделе, но меня перестал интересовать несколько раньше. От двух растревоживших публику героев - пианиста Алексея Султанова и скрипача Родиона Замуруева - грамотно избавились после второго тура. Оставшиеся на третий были большей частью милы и опрятны, слишком запоминающихся, а потому спорных интерпретаций не предлагали, и недовольство могли вызвать лишь неточным попаданием по нотам, а то и вовсе их забыванием. В отсутствие революционеров роль альтернативного лидера сыграл английский пианист Фредди Кемпф. Сгибаясь под тяжестью многочисленных дополнительных призов и неуемной народной любви, ему не раз во время заключительной торжественной церемонии пришлось выйти на поклон. В родной Лондон, к русской жене Соне он в большом изумлении увез третью премию и 24 тома Пушкина на языке оригинала. К московским восторгам по поводу волоокого англичанина могу добавить свои приятные впечатления от его игры на втором туре (на третьем не слышала).
Распределение первых премий отражает, в первую очередь, существующую диспозицию в стенах Московской консерватории. Два довольных собой спортсмена-победителя фортепианного конкурса (Мацуев - I, Руденко - II) заставляют усомниться в том, что их всевластный профессор Доренский и в самом деле был на конкурсе лишь заместителем председателя жюри. Победа профессора Кравченко среди скрипачей (его ученик Саченко взял первый приз) оставляет в прошлом застарелую вражду "бочковцев" (класс Бочковой) и "грачевцев" (класс Грача). Численный и моральный перевес воспитанников Шаховской среди финалистов показывает, что достойных ей соперников на виолончельной кафедре пока не появилось.
Рассказ о всех этих внутриконсерваторских обстоятельствах умещается в один абзац, потому мне нетрудно было предположить, насколько скучно их было бы воспринимать в развернутом варианте, в виде многочасовых концертов Чайковского на третьем туре. По этой причине третий тур я, каюсь, слушать не стала, а уехала на "Белые ночи" в Питер. Приехав, застала финал вокалистов и оценила, насколько мудрее всех они оказались. Известных фаворитов председателя жюри Архиповой среди участников вообще не было. Зато первое место занял никому дотоле не ведомый, но приглашенный ею самою на конкурс звучный баритон с не менее звучным грузинским именем Бесик. И придраться не к чему, и Ирине Константиновне приятно! А у женщин и вовсе победила японка - так что вокальному жюри еще спасибо сказать надо, что отстояло международную честь "Чайника".
Москва-Питер-Москва
Глюкля и Рональдо Всю эту неделю в Малом Манеже проходят международные радения концептуалистов под названием «Контрольная станция чувств». Всяческие неясного назначения штуковины живописно, разбросанные по полу, или спрятанные за загородкой темные комнаты, неструганые деревяшки и полусгнившие натюрморты. Весьма пристойная экспозиция, лишний раз показавшая глубокое родство концепта и современного дизайна. И там, и тут всегда есть место message на какую-нибудь модную в этом интеллектуальном сезоне тему, передающуюся зрительным путем. Такая ненавязчивая игра в поддавки со зрителем.
Играют все, а побеждают самые лаконичные. Экологичные прибалты и строгие европейцы, уменьшая число ингридиентов своих объектов, оставляют больше места для воображения зрителя. А зритель, он ныне самый главный человек для художников, чей девиз carpe diem - сегодня или никогда. Настоящее существует только в настоящем времени. Большинство же наших с упоением плодят невнятные смыслы, плохо перемешивают получившееся и забывают про хорошую сервировку. Но все-таки самое интересное на выставке - родного происхождения. Художница Наташа(Глюкля) Першина из Питера привезла свою всесезонную коллекцию женского платья. В кармашки прозрачных белых платьев вшиваются всевозможные инородные частицы: волосы, камешки и т.п. Ткань то бесстыдно продырявливается, то покрывается пятнами неясного происхождения, то на ней появляются длинные истории из отрочества. В центре этого полупрозрачного женского сонма - монструозный возлюбленный: трехметровый мужской костюм из чего-то фланелеподобного. В общем, и гендерно, и не тошно.
Москва, Малый Манеж
Вопрошаемый несколько номеров назад Саша Отрепьев объяснил, что Куликово Поле находится в городе Одессе:Куликово Поле - огромная площадь рядом с железнодорожным вокзалом. На площади стоит не то областной, не то городской комитет партии (скорее областной - для городского он слишком велик и чересчур мрачно выглядит). В былые времена на площади этой происходили военные парады. Автомобилям проезд через Куликово Поле запрещен, людей там и в дневное время немного, а потому место для катания получается идеальное. Площадь эта упоминается у Валентина Катаева ("Белеет парус одинокий"). К сожалению, нет у меня сейчас этой книжки, а потому процитировать не могу. Помню, что через Поле мальчик из хорошей семьи Петька шел в гости к босяку Гаврику. Именно туда, где жил Гаврик - на Фонтаны, - и ходит 18-й трамвай. Его конечная остановка - 16-я станция Большого Фонтана, где в бывшей барской вилле действует санаторий имени Горького, а внизу есть роскошный пляж, который никогда не закрывают из-за холерной палочки в воде, как закрывают пляжи Аркадии или Отрады. Рекомендую.
А наиболее сильные впечатления этой недели принадлежат Алексею Шкляеву и старому знакомому Дмитрию Кузьмину соответственно:25-28 июля в Ижевске (Удмуртия)прошла конференция по этнофутуризму.Что это такое никто из организаторов конференции, как показалось, не знал, но только интуитивно чувствовал. Благо на конференции присутствовала поэт из Эстонии Юлле Каукси - одна из создателей концепции этнофутуризма в Эстонии. Единственным свидетельством существования этнофутуризма в финно-угорском сообществе, а именно в его рамках он возник, была выставка молодых художников г.Ижевска. Как социальное явление он был формой проявления национального самосознания при распаде СССР и является наиболее сильным основанием для создания финно-угорского пространства. Этнофутуризм является формой бытия национального в современности: он строится на парадоксе смешения двух языков - традиционной культуры и европейской. В Ижевске наиболее яркими представителями этнофутуризма являются график Ю. Лобанов - создатель герба и флага Удмуртии, другой национальной атрибутики. Касим Галиханов - арихитектор, Ольга Листратова - батик. Все эти художники используют в своем творчестве образы из удмуртских древностей. Интересна фигура Белых - главного художника первого удмуртского художественного фильма "Тень Алангасара". Работая над созданием фильма, реконструирующего образ удмуртских древностей, художник изучал свой родной язык заново. Параллельно работе над фильмом Белых рисовал картины, иллюстрирующие новый образ удмуртских древностей, создаваемый посредством фильма с помощью крупных удмуртских этнографов и лингвистов. В последнее время на общественных национальных мероприятиях Белых выполняет роль своеобразного жреца-шамана.
Это был Шкляев, а теперь черед Кузьмина:Состоявшийся во время матча Кубка мира по футболу между командами Франции и Дании диалог между судьей Коллина и французским вратарем Бартесом. Дело в том, что оба фигуранта обладают совершенно одинаковыми прическами, характеризующимися полным отсутствием волос на коже черепа (из-за чего мне всегда хотелось этого самого Коллина назвать Колено). Беседующие нос к носу в довольно агрессивной манере, выглядели они совершенно ненатуральными, вывернувшимися из какого-то мрачного комикса или нелепого фантастического боевика - при том, что быть абсолютно лысым в некотором роде нормально (куда нормальнее, чем иметь на голове четыре крашеные в ярко-зеленый цвет косички, как у замечательного нигерийского защитника Уэста). Во всем этом есть какая-то великая сермяжная правда: и в том, что как бы здорово ни играли футболисты, в фокусе внимания непременно окажется что-то постороннее, к игре не относящееся, и в том, что жизненные сценки шибают по мозгам сильнее искусства. Последнее обстоятельство, думается, служит залогом выживания искусства, а не наоборот, ибо оно в результате приобретает элемент необязательности (ведь эстетическое легко и просто усматривается в быту!), а с ним - долгожданную свободу.
А конкурс на "лучшее эстетическое впечатление недели" продолжается:
 |
|
 |
|
 |
| © Авторы "Пегас Light", 1998 | © Русский Журнал, 1998 |
| © Сергей Кузнецов, редактор и составитель, 1998 | © Максим Егоров, дизайн, 1998 |