Русский Журнал / Перевод /
www.russ.ru/perevod/20040720.html

Неоконсерватизм и будущее Америки
Стефан Халпер; Джонатан Кларк


Дата публикации:  20 Июля 2004

В американском руководстве неоконсерватизм создал "ось беспорядка". Но он никуда не денется, даже если его нынешние поборники исчезнут из поля зрения. Как утверждают бывший госчиновник администраций Никсона, Форда и Рейгана и бывший британский дипломат, неоконсерватизм - это лишь внешнее проявление глубинного синдрома, который восходит к истории Соединенных Штатов, в том числе - политической истории.

В свете восстановления суверенитета иракцев, свершившегося без лишнего шума 28 июня 2004 года, возникает интригующий вопрос: возможно ли, что как-нибудь в полночь в Вашингтоне власть еще раз аналогичным образом перейдет из рук в руки, а точнее, возможно ли, что неоконсерватизм, который так способствовал развязыванию войны в Ираке, без церемоний отправят в отставку?

Те, кому в последнее время доводилось неофициально беседовать с Полом Волфовицем, самым ярым сторонником войны из стана неоконсерваторов, говорят, что он подавлен. Если Волфовиц и его коллеги сойдут со сцены, какие перемены во внешней политике Америки повлечет за собой этот уход?

Уже сейчас в американском дискурсе можно различить нотки более внимательного отношения к коллегам на таких разнотипных политических фронтах, как Северная Корея, НАТО и "Большая восьмерка". Поговаривают, что Колин Пауэлл, слегка помятый, но все еще воинственный критик неоконсерватизма, останется государственным секретарем после победы Буша в ноябре 2004 года.

Более того, в республиканских кругах Вашингтона явственно выражается недовольство теми политическими установками, которые, как опасаются многие ветераны партии, могут стоить победы на выборах. На многих своих нынешних сборищах республиканцы вторят влиятельным интернационалистам, антиимперски настроенным скептикам, сторонникам крутых мер против дефицита и просто тем, кто верит в хорошую власть: республиканцы выражают беспокойство по поводу того вреда, который, как они считают, нанесла неосмотрительность неоконсерваторов стране и партии.

Все происходящее можно охарактеризовать как новый институционный вашингтонский синдром под названием "ось беспорядка". Выражается он в смертоносной несостоятельности одновременно и исполнительной власти, и конгресса, и элиты, формирующей общественное мнение.

Многие наблюдатели уже готовы праздновать закат неоконсерватизма, загнавшего американское руководство в это критическое положение. Стоит их предостеречь. Гибель предсказывали неоконсерватизму и раньше. Например, в эпоху 1990-х годов, последовавшую за окончанием холодной войны, когда Норман Подгорец объявил, что неоконсерватизм как отдельное явление больше не существует. Джон Джудис в Foreign Affairs даже охарактеризовал путь неоконсерватизма как "переход от троцкизма к анахронизму".

Эти прогнозы оказались преждевременными, но, хотя термин "неоконсерватизм" и вернулся в политический словарь после победы республиканцев в 2000 году, он, скорее, служил для удобства журналистов, чем отражал реальное понимание вещей. И если уж сам термин и политическая стратегия, которую он все это время обозначал, опять теряют свою силу, давайте все-таки разберемся, с чем же конкретно вот-вот расстанется американское внешнеполитическое мышление.

Суть неоконсерватизма

Три главных принципа идеологии неоконсерватизма таковы:

  • человеку постоянно приходится выбирать между добром и злом, и политических деятелей надлежит оценивать с точки зрения готовности первого (то есть их самих) противостоять последнему;

  • решающий фактор в отношениях между государствами - это военная сила и готовность пустить ее в ход;

  • Ближний Восток и мировой ислам - главная арена осуществления интересов Америки за рубежом.

Воплощая эти принципы в жизнь, неоконсерваторы:

  • в международных вопросах придерживаются абсолютистской морали: они убеждены, что лишь у них есть моральное право делать то-то и то-то;

  • подчеркивают однополюсный характер американской власти и готовы прибегнуть к военной силе как к первому, а не последнему политическому средству; они отвергают "уроки Вьетнама", считая, что последние ослабляют готовность Америки к применению силы, и вполне признают "уроки Мюнхена", веря, что они свидетельствуют о преимуществах упреждающих военных действий;

  • презирают традиционных дипломатических посредников, таких как Государственный департамент, и общепринятые средства, такие как прагматическое изучение конкретной страны, поскольку они замутняют идеологическую чистоту их политических методов;

  • чуждаются многосторонних организаций и договоров, при этом черпают утешение в международной критике, считая, что она подтверждает добродетельность Америки.

Цена неудачи

В период президентства Джорджа Буша этот образ мыслей и программа множество раз оказывались несостоятельными, прежде всего в Ираке (хотя это далеко не единственный случай). И предвоенная уверенность неоконсерваторов в характере и масштабе иракского сопротивления, и ожидавшаяся радушная встреча американских войск, и способность Соединенных Штатов в мирных условиях восстановить жизненно важную инфраструктуру (в особенности - систему электро- и водоснабжения), и даже расходование уже утвержденных средств - все обернулось горьким разочарованием.

Эти дорогостоящие просчеты, в которых теперь обвиняют неоконсерваторов, заморозили политическую дискуссию в стране и превратились в центральный элемент ноябрьских выборов.

Последствия, однако, не исчерпываются человеческими и финансовыми затратами: доверие к Америке серьезно пошатнулось, и это ощущается не только в официальном Вашингтоне, но и в финансовых центрах Нью-Йорка, Атланты и Чикаго. Но больше всего неоконсерваторам навредило открытие, что их утопический стратегический план кампании на Ближнем Востоке наивен и никуда не годен. Все увидели, что могущество Америки имеет свои пределы; с каждым днем американцы узнавали все больше: о том, к примеру, что план постконфликтного восстановления Ирака был разработан без привлечения арабских представителей и специалистов по стране и без учета критической напряженности израильско-палестинского конфликта.

Мало того, постоянная сосредоточенность на Ираке привела к загниванию Афганистана, позволила Северной Корее и Ирану и дальше следовать по пути создания ядерного вооружения, а Саудовской Аравии - приблизиться к катастрофе. И наверное, самое скверное последствие сосредоточенности на Ираке высших американских чиновников, отвечающих за внешнюю политику и национальную безопасность, - это игнорирование Китая, который, возможно, уже опередил США, став ведущей державой Восточной Азии.

В корпоративном секторе в случае неудачи такого масштаба виновных бы быстро сместили с их постов. Это еще может произойти. Но даже если ноябрьские выборы приведут к смене администрации, все равно останется открытым вопрос: сохранят ли неоконсерваторы свое влияние на американскую внешнюю политику?

От Вьетнама к Ираку

В двух работах 2004 года, в целом благожелательных по отношению к неоконсерватизму: "Неожиданность, безопасность и опыт Америки" Джона Льюиса Гэддиса и "Власть, террор, мир и война" Уолтера Расселла Мида - прослеживается мысль, что одностороннее применение силы Америкой имеет под собой определенную социальную и культурную основу - главным образом, это чувство превосходства американцев над другими народами, которым Америка в своем взаимодействии со всем остальным миром руководствовалась со времен основания республики. Из этого следует, что неоконсерватизм - вовсе не отклонение, а элемент исторически сложившейся традиции.

Можно даже утверждать, что неоконсерватизму не чуждо то миссионерское рвение (зачастую воинственно антикоммунистическое), которым вдохновлялось "лучшее, ярчайшее" поколение - Джордж Болл, Макджордж и Уильям Банди, Роберт Макнамара, Пол Нитце, Уолт Ростоу, - под чьим предводительством Америка ввязалась во вьетнамскую войну.

Это поколение достигло политической зрелости при Эйзенхауэре, в 1950-х годах, когда США, бесспорно, были способны, как и сегодня, демонстрировать свое могущество по всему миру. Лидеры этого поколения уверовали, что военной силой можно задавить зло, олицетворение которого - коммунизм, и в обход местных националистов насадить демократию американского толка в регионе (Юго-восточная Азия) с древней, живой историей, не имеющем, однако, никакого демократического наследия. При этом богатые и доступные источники экспертной страноведческой и лингвистической информации к делу привлекались мало.

Возрождение этой модели поведения после 11 сентября внутри как будто бы совсем другой группы людей, представленной неоконсервативными советниками президента Буша, говорит о том, что Соединенные Штаты и вправду находятся во власти этого синдрома или проблемы - структурной, а не просто циклически обусловленной. Этот синдром, "ось беспорядка", во времена напряженности не дает спокойно принимать взвешенные решения.

Складывается впечатление, что в такие напряженные моменты воинствующий идеализм, убежденность в универсальной пригодности американских ценностей и готовность (а скорее - горячее желание) утверждать их при помощи силы, сплавленные воедино, могут сокрушить почтенную систему "сдержек и противовесов", считающуюся неотъемлемой составляющей американского политического процесса. Есть мнение, что этот процесс больше затрагивает республиканские администрации, поскольку республиканцы сменили настрой и из глобалистов-космополитов сделались популистами, утверждающими, что Америка - превыше всего; эта трансформация ускорилась благодаря возросшему влиянию консервативной и фундаменталистской культуры радиодебатов.

В случае с Ираком решительно настроенной заинтересованной группе удалось довести дело до войны, и захват ими рычагов власти не встретил мощного противодействия. Главную неудачу здесь потерпел Совет государственной безопасности, возглавляемый Кондолизой Райс: несмотря на ее компетентность в делах традиционного управления государством и коалициями, Райс не захотела или не смогла обратить всеобщее внимание на нарушение баланса в системе принятия решений, обусловленное деятельностью неоконсерваторов в Министерстве обороны и кабинете вице-президента.

Но дело было не только в исполнительной власти: конгресс, утратив бдительность, активно и почти инстинктивно поддержал войну. Как в 1964 году сенат единогласно принял резолюцию о Тонкинском заливе и тем самым санкционировал участие США во вьетнамской войне, и лишь два относительно неизвестных сенатора-демократа (Эрнест Гройнинг от Аляски и Уэйн Морс от Орегона) начали задавать неприятные вопросы, так и теперь, благодаря всего двум аутсайдерам (седому сенатору от Западной Виргинии с независимым характером - Роберту Бирду и бывшему губернатору штата Вермонт Говарду Дину), стало прилично протестовать против войны в Ираке.

Средства массовой информации тоже виновны в институционном сбое, о котором идет речь, и здесь тоже можно провести параллель с прошлым. Как в начале 1960-х годов влиятельные газеты вроде New York Times и Washington Post с энтузиазмом поддержали вторжение во Вьетнам, так и в 2002-3 годах главные периодические издания без критики восприняли заявления администрации о связи Саддама с "Аль-Каидой" и имеющемся у него оружии массового уничтожения.

Сетевое и кабельное телевидение, откуда сегодня узнает новости большинство американцев, тоже внесло свою лепту. Находясь в тисках конкуренции, телевидение боится обидеть власть и вследствие этого довольствуется пережевыванием легких, непровокативных вопросов и историй. По крайней мере, некоторые средства массовой информации - и прежде всего New York Times, которая (еще одна перекличка с Вьетнамом) раньше Washington Post перестала поддерживать официальную точку зрения, - устроили критический разбор своих собственных материалов.

Текущая опасность

Идентичность схемы институционного сбоя в случаях с Вьетнамом и Ираком говорит о слабости системы, а это значит, что всегда существует опасность того, что группа неоконсерваторов, объединенная общими интересами, превратит разрешимую, регулируемую проблему (каковой, в принципе, и является иракская) в настоящий кризис. В ближайшее время подобная история может произойти и с Ираном; в более отдаленном будущем она может повториться, когда Соединенные Штаты и Китай станут соперничать за региональное и мировое господство.

Следует быть начеку всякий раз, когда у группы с неумеренными аппетитами внутри администрации возникает возможность поступить, как диктует их вера в исключительность Америки, демонизировать противника и объявить его достойным уничтожения.

Таким образом, главная роль неоконсерваторов, возможно, заключалась в том, чтобы выявить системную проблему. И эту проблему нужно решать, если мы хотим, чтобы внешнеполитические процессы в Америке вновь стали последовательными и предсказуемыми. Время неоконсерваторов может пройти - подобно комете, которая проносится по небу, вспыхивая через равные промежутки времени, и исчезает в космосе. В результате в скором или не совсем скором будущем американская внешняя политика может стать более привычной, коллегиальной и основательной. А союзники Соединенных Штатов получат возможность не просто соглашаться с Америкой, но и изменять ее политику к лучшему.

Но как возвращаются кометы, так вновь зазвучит и тема неоконсерваторов - в особенности это касается предпочтения упредительных военных действий всем другим средствам. Неоконсерватизм - это периодически набирающий мощность ракетный ускоритель для американского военного превосходства. Если еще один "идеальный шторм" разыграется по схеме 11 сентября и страх и смятение вновь приостановят политический процесс, ответ Америки, вероятно, будет преимущественно военным, а не политическим, не дипломатическим и не экономическим - независимо от партийной принадлежности того, кто в этот момент будет главным в Белом доме.

Оригинал статьи