Русский Журнал / Перевод /
www.russ.ru/perevod/20041109.html

Холден: неприглядная старость
Джонатан Ярдли ("Вашингтон пост")


Дата публикации:  9 Ноября 2004

Не помню, в каком точно возрасте я впервые прочел "Ловца во ржи"1. В 1951 году, когда книга вышла, мне было всего двенадцать. Зато за следующие два-три года я прошел безрадостным форсированным маршем по нескольким школам вроде Пэнси, из которой 16-летнего сэлинджеровского протагониста Холдена Колфилда "вытурили" в начале романа. Из слышанного о "Ловце" я сделал вывод, что найду в Колфилде родственную душу.

К тому моменту "Ловец" уже приблизился к своему (теперь давно привычному) статусу главной книги об американских подростках, статусу романа, который каждый учитель английского рефлекторно вставляет в каждый список летнего чтения, - но, дочитав роман, я так и не понял, из-за чего весь этот шум. Мне были близки презрение Колфилда к "липе", его чувство, что он не такой, как все, и его одиночество, но сам он показался мне не меньшим ломакой, чем те, кого он критиковал, и к тому же неисправимым нытиком и эгоцентриком. Разделить его подростковую тревожность было не сложно, но его инфантильное позерство никакого сочувствия не вызывало.

С тех пор прошло полвека. Всякий подтвердит, что "Ловец во ржи" - это "американская классика", столь же незыблемая, что и вышедшая годом позже повесть Эрнеста Хемингуэя "Старик и море". Обе эти книги принадлежат к самым нестареющим и любимым произведениям американской литературы и, по любым разумным критическим критериям, - к самым худшим. Перечитывание "Ловца во ржи" столько лет спустя оказалось тяжелым делом: отвратительная проза Сэлинджера в сочетании с постным нарциссизмом Колфилда производит эффект, сравнимый с действием касторки.

За эти полвека роман у меня из памяти повыветрился, в отличие от самого Сэлинджера, которого удерживало в фокусе общественного внимания его прославленное затворничество. После выхода в 1963 году повестей "Выше стропила, плотники" и "Сеймур: предисловие" он не напечатал ни одной книги, зато масса книг была напечатана о нем, включая отнюдь не авторизованную биографию Иана Гамильтона "В поисках Дж.Д.Сэлинджера" (1988), эгоцентрический рассказ Джойс Мейнард о романе с писателем "Уроженцы мира" (1998) и (тоже эгоцентрические) мемуары его дочери Маргарет Э.Сэлинджер "Ловец снов" (2000), не говоря уже о бумажных горах литкритики и потоках культовой слюны. Регулярно страну охватывали слухи, что Сэлинджер не поднимает головы от письменного стола, что его литературная производительность не снизилась, что в банковских подвалах Новой Англии хранятся сокровища неизданной сэлинджерианы, но сегодня все эти домыслы уже лопнули, за что мы должны быть только благодарны (хотя очень многие со мной и не согласятся).

Трудно назвать в американской литературе более нетипичную фигуру, чем Сэлинджер. Начал он довольно стандартно - родился на Манхеттене в 1919-м, во время второй мировой служил (доблестно) пехотинцем в Европе, писал рассказы, которые печатались в солидных журналах, в том числе в "Нью-Йоркере", - но слава, свалившаяся на него после "Ловца", его, очевидно, совершенно разрушила. Уже почти сорок лет он живет полуотшельником (около 15 лет назад он в третий раз женился) в своей новоанглийской крепости, отпугивая журналистов, отгородившись от обожателей и практикуя дзен-буддизм, превратившийся у него в настоящую манию.

Все это странновато, но остается личным делом Сэлинджера. Если, подобно Гарбо, он просто хочет жить один, то имеет на то полное право. Но умышленно или нет, своим затворничеством он создал ауру, которая усиливает магию "Ловца". Перед нами уже не просто роман, а весть из неведомой, таинственной вселенной. Этим, видимо, и объясняются феноменальные продажи, не падающие до сих пор: около 250 тыс. экземпляров в год, а общий объем продаж по всему миру - более (и вероятно, намного более) 10 миллионов. Невероятно, но купленная мной прошлым летом книга в бумажной обложке была выпущена уже сорок вторым изданием; за поразительную цену $35 тыс. можно купить по интернету подписанный автором экземпляр - разумеется, не первого издания (подписанный экземпляр первого издания был бы почти буквально бесценным), а изданный в 1951 году клубом "Книга месяца".

Сегодня, спустя полвека, роман вызывает множество вопросов, на которые нет ответа. Почему книгу об избалованном подростке, выгнанном из тепличной школы, так охотно читают обычные американцы, подавляющее большинство которых ограничено в средствах и ходит или ходило в государственные школы? Почему Холдена Колфилда почти все считают "символом чистоты и восприимчивости" (по формулировке "Оксфордского справочника по американской литературе"), хотя он всего лишь эгоцентричен и неопытен? Почему учителя английского, которые обязаны научить хорошему стилю, регулярно и рефлекторно требуют, чтобы ученики читали столь дурно написанную книгу?

Как раз на последний вопрос ответить легко: "Ловца во ржи" легко подсунуть подросткам как книгу про них самих. Здесь обязательное чтение принимает форму терапии, окунает юного читателя в теплую, расслабляющую ванну обиды на мир (все взрослые - притворщики) и жалости к себе, не требуя от него ни единой ясной мысли. Подобно "Сепаратному миру" Джона Ноулза (1960) - еще одному (правда, чуть получше) роману о плаксивых старшеклассниках, "Ловец во ржи" дергает подростка за эмоциональные струны, не заставляя работать его ум. Это удобно подросткам, а значит удобно и их учителю.

Сильнее всего при перечтении меня поразило, насколько эта книга сентиментальна, вплоть до сюсюканья. Обычно ее называют выражением юношеского цинизма и бунта (словно это книжный аналог фильма с Джеймсом Дином) - но с первой до последней страницы Сэлинджер хочет усидеть на двух стульях. Да, Холден - бунтарь и прочее ("я ужасный лгун - такого вы никогда в жизни не видели", "я, наверно, страшный распутник"), но в глубине души он добряк. Он всех жалеет ("ее почему-то было жалко", "но мне все-таки было его немножко жаль", "некрасивым девушкам очень плохо приходится. Мне их иногда до того жалко, что я даже смотреть на них не могу"), ну а когда дело касается его младшей сестры Фиби, он становится настоящим святым. Он покупает ей пластинку "Крошка Шерли Бинз", которую в процессе блужданий по Манхеттену роняет, получая тем самым шанс продемонстрировать свое золотое сердце:

"И вдруг, только я зашел в парк, случилась страшная вещь. Я уронил сестренкину пластинку. Разбилась на тысячу кусков. Как была в большом конверте, так и разбилась. Я чуть не разревелся, до чего мне стало жалко, но я вынул осколки из конверта и сунул в карман. Толку от них никакого не было, но выбрасывать не хотелось. Я пошел по парку. Темень там стояла жуткая".

Ну а меня при чтении чуть не стошнило, до того мне стало противно. Весь абзац - бесстыжая манипуляция, дерганье за душевные струны, лишь бы выжать слезу. Аналогично - об Алли, брате Холдена: "Он умер. Заболел белокровием и умер 18 июля 1946 года, когда мы жили в Мэне. Он вам понравился бы. Он был моложе меня на два года, но раз в пятьдесят умнее. Ужасно был умный. Его учителя всегда писали маме, как приятно, что у них в классе учится такой мальчик, как Алли. И они не врали, они и на самом деле так думали".

На самом деле это дешевая эксплуатация читательских эмоций. Снабдите главного героя умершим братишкой и славной сестренкой (не говоря уже о высокочтимом старшем брате Д.Б., талантливом писателе, неотличимом от самого Дж.Д.Сэлинджера) - а дальше все само покатится. С первой до последней страницы "Ловец во ржи" играет на душевных струнах читателя, и прежде всего - на тревоге и растерянности подростка, который, с умилением и тоской оглядываясь на оставшееся позади детство, испуганно смотрит на открытый перед ним взрослый мир, на огромную "липовую" неизвестность. Можно было бы даже утверждать, что именно "Ловец во ржи" и создал переходный возраст, каким мы его знаем сегодня, - создал то состояние, которое до Сэлинджера фактически не существовало. Он навсегда превратил плаксивый бунт в самую суть переходного возраста. Действительно, от "Ловца во ржи" было уже рукой подать до "Школьных джунглей", "Бунтаря без причины", "Девушек из долины"2 и многомиллиардной индустрии, в которую подростковая тревожность превратилась в наши дни.

Дешевая сентиментальность, которой пропитан роман, достигает наивысшей концентрации, когда Холден заводит речь о литературе. Он провалился по всем предметам, кроме английского. "Вообще я очень необразованный, но читаю много", - заявляет он в начале книги, задавая стандарт для той смеси самоумаления и самоумиления, которая, видимо, и привлекает стольких читателей. Затем, в одном из самых цитируемых пассажей романа, он говорит:

"Увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца, так сразу подумаешь: хорошо, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется. Но это редко бывает. Я бы с удовольствием позвонил этому Динесену, ну и, конечно, Рингу Ларднеру, только Д.Б. сказал, что он уже умер".

В том, что один из любимых писателей Холдена - Ринг Ларднер, заключена значительная, хотя и совершенно не предусмотренная ирония. Ларднер был мастером американского просторечия и, как написал Г.Л.Менкен, "запечатлел обычного американца с предельной точностью". Сэлинджер же, хотя все время тужится писать так, как говорил бы американский подросток, - дает только взрослую пародию на подростковую речь. В отличие от Ларднера, Сэлинджер напрочь лишен слуха. Его персонажи вечно говорят ya вместо you, например ya know, чего ни один американец - кроме, может быть, фарсовых комиков - в жизни не произносил. Американцы говорят yuh know или y'know, но никогда не скажут ya know.

"Ловец во ржи" - неуклюжая, слащавая книга, но в ее популярности или влиятельности невозможно усомниться. Отгадка кроется, я думаю, в предельной, невинной искренности, с какой она написана. Пусть она все время эксплуатирует читательские эмоции - она тем не менее не фальшива. Писатель, более талантливый и более циничный, чем Сэлинджер, легко мог бы сочинить книгу о неблагополучном и обаятельном подростке, но ее искусственность и неискренность бросались бы в глаза, и читатели отвергли бы ее как вранье. При всех своих недостатках, "Ловец во ржи" идет от сердца - не от сердца Холдена Колфилда, а от сердца Джерома Дэвида Сэлинджера. Он сказал в этой книге все, что должен был в ней сказать, и вполне возможно, именно поэтому больше не сказал ничего другого.

Перевод Г.Д.

Оригинал статьи

Вернуться1В переводе Р.Райт-Ковалевой - "Над пропастью во ржи"; здесь и далее роман (за исключением названия) цитируется в переводе Р.Райт-Ковалевой.

Вернуться2"Школьные джунгли" (1955) - фильм Р.Брукса; "Бунтарь без причины" ("Бунтарь без идеала") (1955) - фильм Н.Рэя с Д.Дином; "Девушка из долины" (1983) - фильм М.Кулидж с Н.Кейджем и Д.Формэн.