"Нынешней государственной политике на Северном Кавказе должна быть найдена альтернатива" - тезис, под которым подписались бы многие отечественные политики, политологи, общественные деятели, причисляющие себя к либералам. По части разработки рецептов выхода из "кавказского тупика" сторонники "laissez-faire" превосходят представителей всех других идеологических направлений. При этом аксиомой для них является положение о либеральной политике как антитезе "силовому" курсу. Ставя знак равенства между стремлением к миру любой ценой и либерализмом, разработчики "альтернативных" стратегий государственной политики на Кавказе фактически уходят от осмысления региональной специфики либеральной политики, рассмотрения коридора ее возможностей. Таким образом, содержательный разговор об особенностях либеральной политики на Кавказе (в рамках либерального дискурса) не получается. Вместо этого происходит более или менее аргументированная критика проводников нынешнего курса с позиций абстрактного (идеалтипического) либерализма. Попытки же некоторых либеральных теоретиков выйти за пределы "идеальных типов" заканчивались, к сожалению, их превращением в неофитов Советской России, Завтра и прочих листков "духовной" и не очень оппозиции. Между тем, внимательное прочтение многочисленных текстов позволяет прийти к парадоксальному, на первый взгляд, выводу. Подавляющая часть "альтернативных" стратегий, несмотря на либеральную риторику, по сути своей антилиберальна...

Либерализм как "догма", а не "руководство к действию"...

"Сама природа принципов либерализма не позволяет превратить его в догматическую систему. Здесь нет однозначных, раз и навсегда установленных норм и правил", - писал известнейший либеральный теоретик Фридрих А. Хайек. В самом деле, во все времена оппоненты подвергали либерализм самой жесткой критике именно за политическую гибкость, способность к заимствованию других идеологем, отсутствие жестких схем. Но либеральная мысль современной России, похоже опровергла аксиому о неподверженности либерализма догматическим "болезням". Отечественные либералы, стряхнув со своих ног "прах" тоталитаризма, так и не смогли окончательно выйти из диссидентской "шинели". Как и в период противоборства с КПСС, главным (а для некоторой части теоретиков и единственным) вызовом формированию либеральных ценностей российские поборники "laissez-faire" по-прежнему считают этатизм во всех его проявлениях. Видя в государстве прежде всего экономического и политического "дирижера", российские либералы весь свой недюжинный интеллектуальный потенциал направляют на критику сторонников жестких этатистских схем (национал-коммунистов, шовинистов, безыдейных "государственников"). К сожалению, либеральному осмыслению практически не была подвергнута оборотная сторона Левиафана, защитная функция государства, его роль как своеобразного барьера против хаоса, анархии, охлократической стихии. Сделав антиэтатизм своеобразным символом веры, либеральные теоретики совершили ряд методологических ошибок, впоследствии приведших их к нелиберальным по сути оценкам ситуации на Северном Кавказе.

"Laissez-faire" versus либерализм (кавказская аномалия)

Важнейшим результатом политической либерализации рубежа 1980-1990-х годов стало появление огромного количества общественно-политических объединений различной ориентации. Их лидерами были озвучены практически все существующие сегодня идеологические системы в различной их интерпретации (от либерализма и социал-демократии до "русской идеи" и этнонационализма этнических "меньшинств"). Однако вместо чаемого многими отцами-основателями новой России - и прежде всего, либеральными теоретиками формирования основ гражданского общества и социальной модернизации - произошел невиданный всплеск традиционализма и политической архаики, в особенности на Северном Кавказе. В кавказских республиках политическая либерализация совпала с такими параллельными процессами, как этническая, клановая, тейповая мобилизация. В результате чего не либеральные ценности (свобода, собственность, законность), а кровнородственные (этнические, клановые, тейповые) механизмы заняли вакуум, образовавшийся в результате ослабления государственных институтов. На Северном Кавказе последовательная реализация "laissez-faire" начиная с 1991 года вовсе не стала торжеством гражданских добродетелей и экономической свободы. Освобожденные из-под опеки российского Левиафана различные политические силы на Кавказе стали вести борьбу не за приоритет права, равные правила игры для всех и свободную конкуренцию, а за верховенство (по крайней мере, преференции) для своего тейпа (клана, этнической группировки). Конкретными проявлениями такого рода борьбы стали традиционные для данного региона политические методы - кровная месть, захват заложников, этнический (тейповый, и т.д.) конфликт. Иной результат трудно себе предположить, так как Северный Кавказ - регион с укорененной традиционалистской культурой (в широком смысле слова). Кавказские социумы никогда не знали и не придерживались в ежедневной социально-политической и социокультурной практике принципов европейского Просвещения, Декларации независимости и постулатов Адама Смита. Правовая регуляция у народов Кавказа осуществлялась на основе исторически сложившихся систем (антилиберальных по своей сути) - адатов, шариата, кровнородственной "дипломатии".

Но, будучи с 1991 года занятыми противоборством (совершенно обоснованным) с национал-большевисткой угрозой, либеральные теоретики оказались не готовы к "войне на два фронта". Они сами фактически "отключились" от происходящего на Кавказе, проигнорировав по сути дела такой вызов ценностям либерализма, как традиционализм и "культ этничности". Без должного осмысления в рамках либерального дискурса остались такие события, как осетино-ингушский конфликт 1992 года, вызревание в Чечне криминально-этнократического квазигосударственного образования, формирование этнополитических элит (нередко противоборствующих друг с другом) в так называемых "национальных республиках Кавказа". "Включение" либерального сознания на кавказском направлении произошло лишь в декабре 1994 года, с началом силовых действий государства в Чечне. Подверженные антиэтатистским догмам либеральные теоретики не увидели такого важного либерального шага со стороны государства, как возвращение "мятежной республики" из пространства, в котором право силы и тейповые разборки стали "реальной конституцией", в российскую правовую систему, созданную при активном участии вышеназванных теоретиков. При всех недостатках российского законодательства оно, несомненно, ближе (хотя бы по букве) к либеральным ценностям, чем горская модель демократии. "Наверное, ничто так не повредило либерализму, как настойчивость некоторых его приверженцев, твердолобо защищавших какие-нибудь эмпирические правила, прежде всего "laissez-faire". Правоту этих слов Фридриха А. Хайека мы, к сожалению, испытали на Северном Кавказе, и в первую очередь в Чечне. Требования "прекратить войну" в "мятежной республике" стали антилиберальными по своей сути (и теперь являются таковыми), так как прекращение силовой операции означает укоренение традиционалистской политико-правовой культуры, которую невозможно тихо и спокойно переждать и изжить правозащитными увещеваниями. Этика кровной мести по определению не может найти консенсус с этикой уступок и взаимных компромиссов.

Предвижу возражения оппонентов приблизительно такого рода: "Но ведь в ходе думских и президентских кампаний 1999-2000 годов некоторые лидеры либералов - А.Чубайс, С.Кириенко - отказались от пацифистских позиций в "кавказском вопросе". Действительно, так называемая "вторая чеченская война" внесла коррективы в воззрения отечественных "правых". Но эта "смена вех" носила не теоретико-методологический характер, а сугубо прагматический (что вовсе не тождественно конъюнктурному). Серьезного теоретического осмысления возможностей реализации либеральной политики в Кавказском регионе (подчеркну еще раз, с учетом конкретной этнополитической ситуации, но в рамках либеральной парадигмы) не было сделано.

История неоднократно доказывала невозможность формирования либеральных ценностей в Северо-Кавказском регионе исключительно мирным путем. В моменты ослабления российского Левиафана (например, в 1917-1920 годах) на Кавказе процесс обретения свободы всегда проходил в условиях традиционалистского взрыва, не оставлявшего шанса для скорейшего торжества "laissez-faire". Блестящую иллюстрацию складывания кавказского "особого пути" дает информация сводки политканцелярии штаба Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России в годы гражданской войны А.И.Деникина: "Родственные связи и боязнь кровной мести, по обычаям строго соблюдаемым туземцами, делают дагестанца плохим администратором, связывая его по рукам и ногам. Вследствие этого масса уголовных преступлений остаются нераскрытыми. Среди самих туземцев раздаются голоса, что пока административная власть будет принадлежать им, трудно ожидать порядка и правильной жизни в крае. По их мнению, необходимо, чтобы административные должности замещались русскими". Если не знать, что цитируемый текст датируется 1919 годом, практически каждое приведенное выше слово в большей или меньшей степени применимо к характеристике этнополитической ситуации в любой из республик Северного Кавказа.

Оговоримся сразу. Автор данной статьи вовсе не принадлежит к поклонникам пресловутой "русской идеи". Речь идет вовсе не о тотальной русификации и возрождении на Кавказе имперских порядков. Очевидно другое. Общество и государство, претендующие на создание гражданского правового порядка, не могут себе позволить такой роскоши, как "культ этничности", диктат "голоса крови" в общественно-политической жизни. Реализация либерального принципа равенства всех перед законом предполагает подчинение Конституции и российскому (шире говоря государственному) законодательству, а не тотальную зависимость чиновников, депутатов, руководителей местного самоуправления от родства и кумовства. Укоренение кровнородственной политической культуры ослабляет не только государство, но и в не меньшей степени либеральные принципы. Считающие же этатизм главной опасностью для либерализма, наши теоретики явно недооценили традиционалистскую угрозу защищаемым ими ценностям, не учли тот факт, что институционально сильное государство (не важно под каким флагом выступающее), подавляющее традиционалистские политико-правовые представления, выполняло и выполняет сейчас объективно либеральную роль, даже не подозревая об этом. Государство, "выстраивая" политические структуры на Кавказе, выравнивает их перед российским законом, что является важнейшей предпосылкой для зарождения ростков не кровнородственного, локального, а общегосударственного сознания. В конце концов либерализм возникает не на основе тейпов и кланов, кровной мести и семейной вражды, а в недрах государства. Без государства (не как "большого брата", а как "великой китайской стены" против анархии и хаоса) любая свобода оборачивается против самой себя.

То есть, следует признать, что коридор возможностей для либеральной политики на Кавказе узок. По сути своей, как ни банально звучит, это все те же Сцилла авторитаризма и Харибда анархии и этно-/тейпократизма. Без силовых "дополнений" складывание гражданских институтов, культуры законопослушания (а не тейпопослушания) невозможно.

Ростов-на-Дону