Сегодня распространено мнение, будто Россия - с советских времен - слишком тесно привязывает свою политику к политике США. На самом же деле правильнее, наоборот, говорить о вторичности американской политики.

Как показала история, завершение одной войны предопределяет начало следующей. Вторая мировая война стала логическим следствием геополитической конфигурации, сложившейся после первой. Победителями в ней оказались страны-лидеры XIX века, а новые динамично развивающиеся державы либо потеряли, либо недостаточно увеличили свое влияние (Германия, Россия, США). Назревал реванш, и для его подготовки были проведены самые масштабные и подчас жестокие социальные эксперименты. Мир взорвался новой войной, после которой забыл о старых европейских сверхдержавах.

Послевоенная геополитическая конфигурация была крайне неустойчивой. Старая система влияния рушилась на глазах, рассыпались колониальные империи, на руинах европейского политического пространства формировались новые военные блоки. Направляли развитие две державы, до того не игравшие такой активной роли в мировой политике - СССР (Россия) и США. Да и сама политика стала подлинно мировой, Европа из средоточия рычагов влияния превратилась в один из театров военно-политического противостояния. Освоение геополитического наследства прежних лидеров равно увлекло противников, напряженная борьба шла и на границе уже распределенных зон влияния, и в странах "третьего мира", ищущих новых покровителей.

Этому процессу был задан весьма резвый темп. Демонстрация силы с обеих сторон дразнила привычных к войне и напряжению противников. Успешная "советизация" стран Восточной Европы, во многом прошедшая по демократическому сценарию, а вовсе не на советских штыках, вызвала серьезные опасения Запада. Воскресли страхи ожидания мировой революции: "идеологическое оружие советов" оказалось действенным и эффективным. Вместе с тем США только что провели успешную акцию устрашения, уничтожив для демонстрации своей новой мощи тысячи мирных жителей Хиросимы и Нагасаки. В мир пришли два новых фактора - идеологическая экспансия и ядерное оружие. Борьба за контроль над ними и стала содержанием послевоенной политики.

Появление нового оружия перевернуло представления о войне. США быстро наращивали свой ядерный потенциал, они обладали эффективными средствами доставки. Неуравновешенная сила редко остается без применения, ведь как ни меняется мир, цель по-прежнему часто оправдывает средства. Да и угроза казалась значимой: сильный, непонятный, а потому вдвойне опасный Советский Союз, казалось, был в нескольких шагах от достижения экономического и политического превосходства в мире. Темпы восстановления и роста его послевоенной экономики поражали, и тогда еще мало кто мог уверенно назвать предположительный срок, когда предпосылки этого роста себя исчерпают. Начали складываться новые рычаги управления мировым развитием, соперничество за них было как никогда острым. И военные методы - как более привычные и проверенные - были востребованы первыми.

"Холодная война" в первые годы весьма напоминала подготовку к "горячей": только появление ядерного оружия у СССР приостановило раскручивающийся маховик давления. В течение всех последующих десятилетий СССР успевал накапливать угрозу до того, как противник достигал подавляющего превосходства. Идея ядерного паритета стала реальностью не так быстро, и только развитие ракетной техники и особенно появление ракетно-ядерного подводного флота сделало риск войны для США столь высоким, что вероятность прямого военного конфликта начала снижаться. И хотя перспектива тотального уничтожения была осознана не так скоро, переходить опасную грань не торопился никто, что особенно проявилось в период Карибского кризиса.

К периоду "разрядки" в 70-х годах мир подошел с двумя сформированными мощными военно-политическим блоками, имеющими на вооружении системы и для ведения глобальной войны, и для участия в ключевых региональных войнах. Внутренний кризис советской системы еще не обозначился, и просоветская ориентация была распространена не только в странах третьего мира, но и в куда более благополучной Европе. До этого времени практически вся политика США и Запада в целом была выстроена на противостоянии "экспансии советов", на противодействии казавшемуся неостановимым росту "мира социализма". Причем рост этот был мотивирован не столько соответствующими планами руководства СССР, сколько жестокой конкуренцией между СССР, Китаем и Кубой за право считаться глобальным и региональным флагманом строительства "нового мира".

До поездки Никсона в Китай США участвовали в региональных конфликтах, а также стремились сохранить свое влияние на Европу и Японию. В этом, собственно, и проявлялась активная внешняя политика Америки. Но во время китайского визита, когда США предложили Китаю выгодную - альтернативную - формулу соотнесения задач развития, мир стал активно переконфигурироваться. Китай получил мощную прямую и косвенную помощь, сумел модернизировать экономику, сохранив при этом основы социальной стабильности. СССР оказался в новой ситуации, не имея адекватного механизма ответа.

Второй эффективный шаг внешней политики США - это жесткая установка на "мировую демократическую революцию", провозглашенную Рейганом. Экспорт "демократии" и "американского образа жизни" фактически копировал методы "советизации", но поддерживался куда более мощной ресурсной базой. "Американские принципы" из механизма внутренней стабильности и защиты от внешней идеологической экспансии превратились в наступательное оружие. Аналогично тому, как левая европейская интеллигенция работала на СССР, советская диссида стала "пятой колонной", активно работающей на расширение базы для восприятия внешних ценностей. Разница была в том, что рост экономики СССР замедлялся и удовлетворение растущих потребительских аппетитов становилось для нее непосильной задачей, а потому союз обывательского стяжательства и интеллектуальной моды на "истинные ценности" стал весьма эффективным оружием.

Советская внешняя политика определялась, таким образом, вовсе не обывательскими представлениями об "акциях" и "реакциях", а жесткой логикой применения своих преимуществ и необходимостью отвечать на вызовы соперников (а так же весьма рьяных "союзников"). Американское влияние вышло за рамки расчерченных в Ялте зон позже советского, во многом копируя его методы. Ставка на силу долгое время казалась янки достаточной - лишь позже они стали применять более "тонкие" способы. Увы, финансовые и экономические ресурсы США и России-СССР в последнем веке были неравны, а потому и исход конфликта был почти предопределен.

Но фактически изменилось не столь многое. США не справились в ролью мирового лидера: без альтернативного "пастыря" для "неудобных" режимов задачи поддержания мировой стабильности оказываются трудновыполнимыми. В результате США сами пытаются плодить "региональных врагов" - Китай, Ирак, Иран, Югославия, КНДР etc. Именно "противостоя" этим врагам, США контролируют ситуацию в регионах. Россия потеряла контекст, оказалась вне русла войны или мира. Америке же необходима либо "страна-враг", либо страна-сателлит, послушный союзник в региональных разборках. Поэтому сегодня, действительно, обе интеллектуальные моды (быть "послушными" или быть "врагами") являются сляпанными на скорую руку адаптациями прошлых идеологических штампов к нынешним интересам США.

А что же следует делать? Как ни парадоксально, но ничего кроме возвращения к базовым принципам мировой безопасности последней половины ХХ-го века: недопущение глобального превосходства в системах массового поражения (проблема НПРО), возврат России в традиционные зоны влияния в качестве активного внешнеполитического игрока, поставка вооружений и технологий в страны-лидеры третьего мира, желающие отстаивать свою независимость. Биполярная модель была весьма устойчивой и содержательной.