Упреки в безыдейности, похоже, окончательно допекли государственную власть. Ряд операций в стиле "всем сестрам по серьгам" - кому гимн, кому орла, кому триколор, кому красный стяг - скорее напоминали действия менеджера, пытающегося объединить в единый концерн несколько конкурирующих фирм, путем выделения их представителям мест в совете директоров, сообразно их удельному весу. Прекрасные маркетинговые ходы, если б речь шла об экономике, но ясности в политические реалии они не добавили. C некоторых, однако, пор упреки могут стать беспочвенными - власть начинает определяться в своих пристрастиях. И первый претендент на новую государственную идеологию потихоньку выглядывает из тумана неизвестности. Имя ему - евразийство.

Несмотря на само название, как бы предполагающее некий центризм, поддержание гармонии и баланса между Европой и Азией, зародившееся в 20-е годы евразийство сразу приобрело несколько перекошенный вид. В пику господствовавшим последние два столетия прозападническим настроениям, евразийцы поставили во главу угла воинствующий антиевропеизм, обозвав весь послепетровский период "романо-германским игом". Причем сделали это не с традиционных славянофильско-почвеннических позиций, а с позиции того, что можно было бы назвать "восточничеством". Россия декларировалась не "ущербной Европой", коей ее считали либералы, а государством Евразии, чья государственная и культурная самобытность образовалась не в результате тяги к Западу, а в виде усвоения и русификации Востока.

В первую очередь подверглась ревизии сама теория российской государственности. В своей работе "Наследие Чингисхана" основоположник евразийства князь Николай Трубецкой вывел идею становления Российской Империи из принятия Русью общетатарской (чингизидской) идеи единого централизованного государства. (До татар господствовала идея прямо противоположная: каждому князю - свой удел. Великий князь - почти формальность, нечто вроде главы федерации независимых государств.) Татарский пассионарный порыв был радикально русифицирован: "властный центр" перешел из Орды в Москву, а Иван III принял царский титул, фактически отобрав его у татар, ослабленных внутренними распрями. Все это крепко сцементировалось православием (единственное реальное заимствование из Византии), намного более "государствообразующим" по сравнению с аморфным чингисхановским шаманизмом.

Теория и впрямь имеет ряд плюсов по сравнению с "византийской". Бесспорно перенимание обрядов и внешних форм византийского правления. Но как могла Русь перенять внутреннюю сущность Империи из Византии, к моменту "заимствования" давно покойной, да к тому же успевшей перед смертью, по мнению русских, "морально опозориться" - заключить унию с Римом?

Другой важной новацией представляются идеи Трубецкого относительно этнических особенностей русской нации, а также связанном с этим культурным и психологическим своеобразием. В работе "О туранском элементе в русской культуре" он объясняет многочисленные отличия русских от остальных славян именно влиянием "туранцев". Туран, по Трубецкому, складывается из пяти составляющих. Основные - тюрки и угро-финны, а также самоеды, монголы и маньчжуры. Собственно, и славянами русских можно считать с большой долей условности, поскольку "трудно найти великоросса, в жилах которого, так или иначе, не текла бы и туранская кровь". Из области психологии: "удаль, ценимая русским народом в его героях, есть добродетель чисто степная, понятная тюркам, но непонятная ни романогерманцам, ни славянам". Стоит, однако, отметить, что, описывая туранское влияние (в том числе и кровное) в прошедшие века, Трубецкой при этом без особых симпатий относится к "туранцам" современным, выступая против дальнейшего "отуранивания" российского этноса. Интересны и рассуждения о психологических типах тюрок и семитов, они "прямо противоположные друг другу", но при этом испытывают "странное притяжение".

Идеал для евразийцев - Московское царство. Вся послепетровская история - это время "антинациональной монархии", торжество ненавистной (и главное - чужеродной) бюрократии, мерзость и запустение в религиозной жизни после раскола. Вообще, в оценке Петра и последствий его деятельности евразийцы полностью солидарны со славянофилами. Отсюда и похвальное слово старообрядцам - как носителям "истинной веры", не испакощенной Никоном, синодом, обер-прокурорами и пр.

Современный продолжатель дела евразийства Александр Дугин отнесся к трудам отцов-основателей со всевозможным почтением, назвав Трубецкого "евразийским Марксом", а его сподвижника Савицкого "евразийским Энгельсом". Правда, основной объект критики, ненавистный Запад, несколько сдвинулся... На Запад. Европа, в полном соответствии с предсказаниями Шпенглера, практически "закатилась", и теперь главный геополитический, культурный и метафизический недруг России - это США. В остальном между евразийцами прошлого и настоящего - полное сходство, вплоть до симпатий к старообрядцам и вполне отчетливого лефтизма, порой не всегда логичного. Романовская монархия - "антинациональная", хотя именно под ее руководством Россия получила общемировой статус. А в адрес СССР, помимо некоторой критики, немало теплых слов, хотя этот период и закончился практически потерей многого из ранее приобретенного (в том числе территорий и статуса). Примечательна также развитая Дугиным евразийская концепция идеократии, обозначаемая им термином Эволы "анагогический тоталитаризм". Впрочем, даже некоторые экстравагантные теории, коими знаменит Дугин, при случае пригодятся. Ими можно будет неплохо припугнуть "иностранных партнеров", как когда-то пугали возможностью ориентации на Жириновского. Ясно ведь, что творческий потенциал Дугина таков, что в сравнении с ним все рассказы об омовении сапог в Индийском океане покажутся милой шалостью.

Отметим осторожность, с которой власть примеряется к евразийству. С одной стороны "для тех, кто понимает", косвенно демонстрируется: к Дугину вроде бы прислушиваются. "Монд" пишет о зависимости встреч и поездок Путина от геополитических рекомендаций Александра Дугина. Движение "Евразия" поддерживается влиятельными религиозными лидерами - православными, мусульманскими и иудаистскими (вплоть до Берла Лазара), что вряд ли было бы возможно без осознания ими государственных симпатий к дугинскому детищу. Конференция "Евразии", проходившая в престижном "Президент-Отеле", свидетельствует о неплохом финансировании. С другой стороны - никаких официальных ссылок и прочей открытой "засветки" властей в мероприятиях евразийцев. Путин говорит: "Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной". Евразийцами, да и не только ими, это трактуется как явное благоволение. Но тогда не проще ли было сказать прямо: "евразийская" (вместо "евроазиатская")? А так получается, что "своим" сделан одобрительный реверанс, а "для публики" это выглядит всего лишь упоминанием само собой разумеющегося географического факта. Мол, внимательнее надо быть к азиатскому региону, только и всего.

Это оставляет широкий простор для будущих маневров. Если окончательный выбор будет сделан все же в пользу евразийства, всегда имеется возможность заявить о давних симпатиях и длительной совместной работе. Если же что-то не сложится или, например, евразийство выполнит некоторые промежуточные задачи и дальнейший тандем будет признан нецелесообразным, можно будет со спокойной совестью сыграть в игру "а типа кто такой Дугин?" Разве он занимал официальные посты? Разве Президент на него когда-нибудь ссылался?

В общем, пока ситуация напоминает историю с купленным наперед костюмом. Хозяин иногда примеряет его в домашней обстановке, решая, не узковат ли он в плечах или, наоборот, это одежка на вырост. Но на людях в нем пока не показывается. Пройдет время и, возможно, новый наряд будет явлен всем при полном параде. А может, костюмчик разонравится и будет тихо забыт в дальнем отделении шкафа.