Мы уже привыкли к нищете учителей-бюджетников - равно как и к звучащим "сверху" обещаниям повысить учителям зарплату. Обещания эти, очевидно, носят популистский характер. Да и само повышение зарплаты (если происходит) носит тот же самый характер популистской меры. Дело в том, что любые рассуждения о том, что государству-де необходим грамотный народ, наталкиваются на соображения реальной государственной необходимости. Именно из этих соображений был в свое время проведен "ликбез", явившийся основной составляющей политики раскрестьянивания России. Сельский мир в нашей стране не имел практически ничего общего с культурой городов. Именно об эту проблему расшибли лбы все энтузиасты XIX века, чьи "походы в народ" окончились полным фиаско. Если городской житель существовал в окружении знаковых схем (в условиях так называемой "теоретической культуры"), с детства проходя словесное обучение, то крестьянин существовал в окружении моторных схем (в условиях так называемой "симпрактической" культуры), с детства проходя обучение личным примером. Увещевания и лозунги на крестьянина, таким образом, не действовали, а никакого интересного личного примера городской житель, не знакомый с тонкостями сельского труда, крестьянину показать не мог.

"Ликбез" насильно ввел крестьянина в "теоретическую" культурную среду, сделав его восприимчивым к государственной пропаганде. Так, по крайней мере, считалось. Сталин, однако, решил не рисковать и действовал более прямыми методами: советская индустриализация проводилась руками зэков, а сельское хозяйство держалось на "крепостных" колхозах. Зато позже плоды "ликбеза" проявились в полной мере. С одной стороны, по завершении индустриализации Россия смогла позволить себе крупный импорт сельхозпродукции. С другой, - промышленность требовала новых рабочих рук - и эти руки уже не нужно было добывать сталинскими методами: достаточно выдать колхозникам паспорта и разрешить убежать из деревни. Вот вам "весомая, грубая, зримая" основа хрущевской "оттепели". Раскрестьянивание произошло именно благодаря "теоретизации" крестьян, которые в результате с удовольствием перестали быть крестьянами, как только им это позволили: никому в советской деревне больше не приходило в голову презирать "городских" за то, что те "покупной хлеб едят".

А что нужно государству сейчас? Следует помнить, что государство не тождественно обществу. Оно - надстраивающийся над обществом "аппарат экспроприации". Гражданин интересен государству как исполнитель государственных повинностей (уплата налогов, служба в армии и т.п.), как потенциальный государственный служащий ("техник", обслуживающий "государственную машину") и как потенциальный бунтарь. Таким образом, любые разговоры о том, что государство-де "должно о нас заботиться" (в частности, "должно развивать систему образования") суть разговоры в пользу бедных избирателей. В любой части света государство заботится о чем-либо и что-либо развивает, исходя не из чувства долга, но из собственных нужд, которые грубо сводятся к сохранению контроля и пополнению казны.

На политику в области образования указанные государственные нужды проецируются следующим образом. Специалисты, необходимые для обслуживания государственной машины, получают подготовку в специальных учебных заведениях. Выпускники этих заведений не только лояльны по отношению к государству, но и достаточно компетентны, чтобы исполнять обязанности социологов, психологов, пиарщиков, управленцев, инженеров и прочих потребных специалистов. Человек, попавший в систему государственного спецобразования, обеспечен карьерой, но не свободен в ее выборе. Отчасти такая политика проводится в США (привилегированная школа - Гарвард - госслужба), отчасти - в Великобритании (то же самое, только вместо Гарварда - Оксфорд и Кембридж). Подобная линия подготовки существовала и в СССР - по отношению к научным кадрам: физико-математическая спецшкола - "оборонный" вуз (МИФИ или Физтех) - распределение в "ящик". В государственное же управление люди, как известно, приходили через систему "комсомол - КПСС - ВПШ", получая в этой системе, скорее, "симпрактическое" образование (навыки коверной и подковерной борьбы), чем фундаментальное теоретическое образование, необходимое для полноценного обслуживания госмашины.

Что касается прочих граждан, то от них государству требуется лишь лояльность - на что и нацелена система всеобщего образования. Как видите, забота об идеологической стороне всеобщего образования - единственное, что отличает (в контексте рассматриваемого вопроса) государственную власть от любой корпорации, которая "ведет" своего будущего служащего, оплачивая его школьную и вузовскую подготовку и забирая к себе по получении диплома (чаще - по получении степени бакалавра, соответствующей нашему "неоконченному высшему"). Вопрос о платности образования, таким образом, попадает в разряд технических: государство (как и корпорация) может содержать свои собственные спецшколы и спецвузы, а может переводить деньги за обучение специалистов на счета независимых учебных заведений. Принципиально "бюджетной" остается система всеобщих государственных школ, нацеленная на воспитание покорного "пушечного мяса". Реальная проблема состоит в том, что "пушечное мясо" - далеко не все, что необходимо государству. К сожалению, система нашего спецобразования (не "среднего специального", а спецобразования в смысле подготовки привилегированных госкадров), и без того развитая недостаточно, в последние советские годы испытала кризис. Понятно, что государству потребовались кадры в иных областях, но вместо переориентировки системы последовало ее разрушение. Не чувствуя своей ангажированности государственной машиной и одновременно не желая переходить в разряд "мяса", ученики и студенты привилегированных учебных заведений переходили в оппозицию государству. Возник парадокс: система подготовки госкадров лепила диссидентов и готовила кадры "на экспорт" (подчеркиваю: дармовой экспорт, с которого государство ничего не получало). Государственное распределение из подарка сделалось обузой. Во-первых, распределение касалось не только выпускников привилегированных учебных заведений, а выпускников всех вузов (нарушалось фундаментальное оруэлловское правило "пролы свободны"). А во-вторых, уравниловка в этой сфере привела к тому, что выпускник привилегированного вуза при помощи распределения, условно говоря, приравнивался к "пролу", то есть не был обеспечен карьерой, которая соответствовала бы полученной подготовке.

Похожий кризис системы образования (и карьерного продвижения) привел к возникновению в XIX веке "образованщины", интеллигенции, которая, согласно расхожему мнению, всегда оппозиционна государственной власти.

Нынешняя реформа образования не решает насущной проблемы. Увеличение длительности школьного обучения, призванное облегчить набор школьных выпускников в армию, лишь усугубляет уравниловку. Армия - не та школа жизни, которую должны проходить решительно все. Введение единого выпускного экзамена помогло бы при планировании государственной кадровой политики (и кадровой политики корпораций, которые могли бы покупать у государства информацию о результатах тестов). Но сперва необходимо определиться с этой самой кадровой политикой, после чего восстановить - или заново создать - систему привилегированного среднего и высшего образования. В рамках воссоздания системы решается технический вопрос об оплате образования...

Все это, конечно, мечты. Ни одна российская корпорация не уверена настолько в стабильности своего существования, чтобы вкладывать деньги в подготовку кадров "с молодых ногтей". Похожая неуверенность - в стабильности своего собственного, личного положения - не позволяет нашим политикам заниматься долгосрочными проектами, к разряду которых относится и проект создания "кузницы кадров". Проблема набора в армию, равно как и проблема "национализации" взяток, берущихся при вступительных экзаменах, суть проблемы сиюминутные. Однако даже успешное решение названных сиюминутных проблем не только оставит открытыми более фундаментальные вопросы, но может превратить их в неразрешимые.

Кирилл Якимец