Сегодня, когда "великий стиль" всесмешения умирает на руках скорбящей Америки, мы можем ретроспективно прочесть "Символический обмен и смерть" Жана Бодрийара как комментарий к происходящему.

"Почему здание World Trade Center в Нью-Йорке - из двух башен? - вопрошал Бодрийар в этой книге, вышедшей в 1976 году. - Все небоскребы на Манхэттене довольствовались тем, что противостояли друг другу в вертикальной конкуренции, образуя архитектурную панораму по образу и подобию капиталистической системы - картину пирамидальных джунглей, где сражаются между собой небоскребы... Две башни WTC, правильные параллелепипеды высотой 400 метров на квадратном основании, представляют собой безупречно уравновешенные и слепые сообщающиеся сосуды; сам факт наличия этих двух идентичных башен означает конец всякой конкуренции... Парадоксально, но если бы башня была только одна, монополия не воплощалась бы в ней, так как мы видели, что она стабилизируется в двоичной форме. Чтобы знак обрел чистоту, он должен продублировать себя... Две башни WTC являют зримый знак того, что система замкнулась в головокружительном самоудвоении... Они не обращают внимания на остальные небоскребы, они - другой расы... их одинаковая высота уже не обладает смыслом превосходства - она просто означает, что стратегия моделей и подстановок отныне исторически возобладала в самом сердце системы (а Нью-Йорк действительно ее сердце) над традиционной системой конкуренции... Остается только серия, замкнутая на цифре 2, как будто архитектура, как и вся система, выводится теперь из неизменного генетического кода, из раз навсегда установленной модели".

Еще тогда, 25 лет назад, Бодрийар начертал основные линии, по которым мир распрощается с постмодерном. Это служит косвенным подтверждением того, что источник конца эпохи заключается не в террористической сети, но в самой западной культуре. Как конкретно организовывается "конец постмодерна" и какова роль в этом "случайных факторов" - скорее всего, мы узнаем только спустя многие годы и десятилетия.

Центр мирового торга - символическая гибель

Итальянский министр Антонио Марцано отметил в среду 12 сентября, что "15 европейских стран без труда смогут профинансировать" проект восстановления разрушенного накануне World Trade Center (здесь и далее его название переводится как Центр Мирового Торга). По мнению министра, один из будущих небоскребов должен быть назван "Башней Европы", а второй - "Башней США", что призвано символизировать "братство" между европейцами и американцами.

Но даже если "близнецы" будут в точности восстановлены, символически их уже ничто не восстановит - и постмодерн конца тысячелетия никогда больше не вернется.

События в Америке положили начало цепи будущих, еще неизвестных нам событий. Это поспешили предсказать многие аналитики. Для меня же эти события стали поводом обратиться к книге Бодрийара - единственной его книге, в которой он сделал невероятные интеллектуальные усилия, чтобы отыскать исторический и метафизический предел постмодерну как "великому стилю" современности. В этой книге Бодрийар ближе всего стоит к традиционалистам - он проводит фундаментальную ревизию современности и образа жизни цивилизации "золотого миллиарда" пред лицом первобытных представлений о жизни и смерти.

Поэтому важными понятиями его философии "символического обмена" становятся каннибализм и жертвоприношение (в том числе - жертвенность камикадзе). Камикадзе-каннибал - имя героя, открывающего новую эпоху, причем неважно, является ли этот герой зомби под психотропным воздействием, религиозным фанатиком или вообще агентом потусторонних сил, воплотившимся на время "духом" или "двойником" человека.

Какую бы версию идентификации современных провокаторов конца мы ни приняли (действие могущественной секты, заговор арабских террористов, более глубинный мировой заговор в недрах самого Запада с целью изменения финансово-политического и геополитического расклада сил) - все эти версии будут лишь аранжировкой провиденциальности событий. Слишком серьезна символическая нагрузка, слишком безошибочны и отточены движения этой руки, чтобы не признать в ней руки Провидения.

Пентагон низведен до квартогона

Подрыв Центра Мирового Торга традиционным методом потребовал бы огромного заряда в тротиловом эквиваленте - кроме того, это предприятие было бы крайне затруднено из-за наличия отлаженной системы безопасности здания. Здесь размещалась главная финансовая биржа мира - символ и камертон спекуляции и инфляции, того, что Бодрийар назвал "операциональной симуляцией" и "свистопляской денежных знаков".

Другим важным символическим актом этой атаки явилось разрушение части Пентагона, причем были парализованы средства внутренней коммуникации военного ведомства США. Таким образом, удары были нанесены не только и не столько по символам современной "алхимии финансов", сколько по символам современного управления и контроля как таковым.

Опять же, с символической точки зрения, интровертная звезда Пентагона была лишена своей пятигранной структуры, низведена на более "низкий" (более фундаментальный) уровень: к четырехугольнику, четырехконечному знаку - то есть кресту либо "черному кубу".

Однако от символических аспектов происходящего в их статике нужно подойти к буквальному смыслу событий, прочтению неизбежных последствий - иными словами, подойти к историческим реалиям, к символам динамическим. Что позволяет говорить о конце эпохи постмодерна? Признаков этого конца слишком много. Остановимся лишь на самых существенных.

1) Децентрация закончена. Ликвидирован "отсутствующий центр" системы, в которой не было центров. Отныне мировая власть фиксируется в точке, откуда насылают кару, между тем как цель карательных ударов является эфемерным, блуждающим "антицентром". Жертвы-жрецы (камикадзе) показали, что центр есть, уничтожив иллюзию его отсутствия. Сами же они явно ускользают из-под удара (и потому, что ушли в мир иной, и потому, что их база в этом мире все-таки неизвестна).

2) Покончено с мифом о плюрализме и полилоге культур, эпох и цивилизаций, покончено с мифом о глобальной историко-культурной "ризоме" информационного общества. Отныне культуры и эпохи смотрят друг в друга через зияющие провалы друг в друге - цивилизации одновременно резко обозначаются и в то же время сливаются друг с другом. Скоро умами завладеет миф о пожирающих друг друга культурах.

3) На передний план перемещаются теории, которые постмодерн считал "маргинальными". На первый взгляд, это возврат к прошлому, но это только видимость. Теория заговора становится генеральным языком нового времени. Шизоидные объяснения реальности сменяются паранойяльными. Волюнтаристская методология вытесняет утопию тотального программного менеджмента. Ценности родовой интеграции будут превалировать над принципом "абъекции". Идеи номадизма, согласно которым мир предстает как объект для реального и виртуального "туризма", ликвидируются перед идеей джихада (отныне все воспримут мир как поле великой космической брани). Эпоха карнавала сект и племен ("новый трайбализм") сменяется "старым трайбализмом", когда племена делают свой выбор на великой войне.

4) Деконструктивисты говорили, что Америка, не знающая классовой борьбы, своей двухсотлетней "демократической историей" делегитимировала сам принцип конфликта - теперь же эта Америка порождает "типовые тексты": "кто не с нами, тот против нас", "один за всех - и все за одного" и т.п. "Всякая нация должна сейчас принять решение. Или вы с нами, или вы с террористами... Это не только война Америки и ставкой в ней является не только американская свобода. Это мировая битва всех тех, кто верит в прогресс, плюрализм, терпимость и свободу", - эти высказывания Буша Младшего являются первыми звоночками, за которыми следуют сами акции возмездия. И это конец эпохи деконструкции.

5) Конец "общества спектакля", огромного мирового Диснейленда, - сценарий постмодерна перешел в метасценарий другого стиля. Принципы шоу-бизнеса, которые идеально срабатывали во время "Бури в пустыне" и с некоторыми сбоями во время атак на Косово, отныне повернулись против самой Америки и уничтожили сами себя.

Ритуальное заклятие блудницы

В Бодрийаре меня больше всего впечатляет его "метафизика эквивалента". По существу она звучит у него как метафизика смерти - эквивалент он рассматривает как главное средство современной цивилизации, служащее ее руководителям, чтобы овладевать и управлять смертью.

В метафизике эквивалентов рабочий и служащий продают свою смерть, которая сама выступает как "всеобщий эквивалент". Капитал обуздывает смерть, пользуется ее "отсрочкой" для встраивания живых существ в свою экономику.

У Бодрийара находит свое масштабное выражение та древняя интуиция, что деньги представляют собой стихию смерти. Действительно, стремление "просчитать" ценность живых явлений означает в своем пределе стремление разъять живое на части, расчленить его, представить как сумму неких элементарных компонентов, каждый из которых должен быть соотнесен с идеальным эталоном. Тотальная интенция финансового царства должна устранить все, что не поддается такому "подсчету", - духовные проявления жизни, экзистенциальные решения, образы человеческой памяти. Эти - самые коренные - "ценности" человеческого бытия как раз и не могут быть "оценены". Следовательно, они должны быть устранены. Перегонка человеческой жизни, "свободного времени", страдания и томления духа в количественный эквивалент - это и есть расчленение человека.

Бодрийар видит в этом тенденцию к тотальному управлению обществом. Поэтому он прочитывал свою метафизику эквивалента на языке биологического кода: "В биохимии гипостазируется идеал общественного строя, управляемого чем-то вроде генетического кода или макромолекулярного исчисления, PPBS (Система бюджетного планирования и программирования), чьими операциональными контурами пронизано все тело общества". Такая система должна была преследовать своей целью "социальный контроль через предвидение, симуляцию, опережающее программирование, не детерминированную, а регулируемую кодом мутацию". В конце 70-х было модно говорить о построении нового типа общества - общества глобального моделирования и программирования. Затем разговоры стихли - и это означало, что проект перешел в фазу реального незаметного исполнения.

Эквиваленту-смерти в метафизике Бодрийара противопоставлено понятие "символического обмена", который есть жизнь. "Символический обмен" поразительно соответствует терактам нового типа. В основе его лежит жертва как героическое вмешательство в естественный ход событий, стремление разрушить "монополию на смерть", которой завладела Система. В захвате заложников террорист и жертва сливаются воедино - перспектива смерти выводит их за предел тотального контроля Системы, ибо она бессильна против героического самопожертвования. По Бодрийару, такой ход событий (терроризм без всяких условий, смерть и гибель ради смерти и гибели) означает конец самой Системы, ее "капитуляцию". С одной стороны, анафему современному миру - с другой стороны, неспособность современного мира к адекватному ответу.

Кончился ли постмодерн?

Первое, что приходит в связи с этим в голову, - постмодерн кончился, мы вступили в эпоху между великих стилей, в которой постепенно будут формироваться черты нового мира, мира нового века. Второе, что приходит в голову, - возможно, "гештальт" постмодерна жизнеспособнее, чем кажется. В таком случае следует различать три его фазы. Первая фаза постмодерна была в большей мере теоретической (лево-анархистский постмодерн) - эпоха 60-70-х годов, когда на Западе он набирал силу и являлся знаменем новейших неолиберальных революций. Вторая фаза - технологическая глобализация и плюрализация (80-90-е годы), иллюзия универсального буржуазного постмодерна как слияния всех исторических потоков, выполнение тактических планов глобального программирования.

Теперь, видимо, наступает третья фаза постмодерна, которую можно пытаться угадать - в ней будет нечто абсолютно порывающее с духом карнавала и безответственности, чем был пронизан теоретический постмодерн. Как знать, может быть здесь и откроется его настоящее лицо. Ведь в 68-м году война шла между внуками-студентами и их добрыми "дедушками", в 91-м война шла между оболваненными массами "советского населения" и растерянными консерваторами от КПСС. Тогда козлами отпущения, "изгоями" становились ГКЧП, Саддам Хусейн и разные мелкие диктаторы. Отныне козлами отпущения становятся все: полицейский больше не опустит пистолет ради сохранения жизни заложника. Постмодерн может вступить в тоталитарную фазу, "политкорректность" может перейти в "политическую коррекцию". В таком случае постмодерн скрывал свою определяющую возможность - построения неоиерархии, нового кастового порядка, полного и всеобъемлющего контроля над индивидуальностью, совершенного социального моделирования. О предполагаемых чертах такого нового корпоративного порядка я уже писал во 2 и 3 номерах "Философской газеты".

Во всяком случае, постмодерн как "царство амбивалентности", "царство гермафродита" кончился. Символом этого "царства" как раз и была архитектура Центра Мирового Торга. Произошедшее выглядит как ритуальное заклание - никак иначе не объяснишь этих, в общем-то, бессмысленных жертв. Реальные выгоды от этих акций самих по себе для биржевых игроков, для лобби доллара в противовес лобби евро, вряд ли будут значительны. Уязвимость американской (а значит и мировой) системы безопасности перед новым стилем террора продемонстрирована столь наглядно и столь провокационно, что вряд ли заказчиком терактов следует считать какое-либо из "цивилизованных" государств. Другое дело, что последствия событий могут существенно изменять всю картину мира, и тогда уязвленное самолюбие можно рассматривать как расчетливую жертву со стороны носителей духа западной цивилизации (не обязательно государственности, но обязательно цивилизации). В этом случае план творцов ритуала будет и дальше разворачиваться в не менее символическом ключе.

Гермафродитическая Блудница кастрирована, и ее пол в ближайшем будущем определится. Либо это будет звериный оскал постмодерна в его третьей, незнакомой нам, фазе, либо мир перейдет в новую великую эпоху, в которой возобладают совсем иные фундаментальные принципы и выявятся иные центры глобального управления.