Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Вменяемость науки / Политика / < Вы здесь
Идеология как условие существования и предмет политологии
Дата публикации:  2 Октября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Из всех общественных наук политология в числе последних пустила корни в российской почве. После 1991 года была высока потребность в иных средствах интерпретации и осмысления политического. В течение короткого периода времени политология окрепла и стала стремительно наверстывать упущенное. На место "догматического" научного коммунизма, истории рабочего движения и диалектического материализма пришли новые "объективные" дисциплины. Тем не менее, бурный рост политологии, во многом объясняемый заинтересованностью власти, сопровождался ее качественным оскудением.

Сегодня политическая наука как таковая исчезает. Ее место в лучшем случае занимает социология, правоведение, психология. В худшем - изучением политики занимаются "говорящие головы" на ТВ, гуру общественного мнения. В результате за нагромождением социологических исследований, психологических теорий и правовых норм исчезает предмет политологии. Остаются лишь технологии, направленные на захват, удержание и использование власти.

Предметом политологии является мир политического во всей тотальности. Это означает несводимость политической науки к изучению отдельных институтов, процессов или отношений. Понятие политического пронизывает все сферы человеческого бытия. Идеология как форма организации общественного сознания способна объять все это многообразие. Ее отличительной особенностью является конфликтность по отношению к себе подобным. Причина этого заключается в несовместимости разных взглядов на одну и ту же проблему, а также в претензии идеологии на единоличное господство внутри определенной человеческой общности.

Идеологию нельзя понять со стороны. Для того чтобы сделать это, нужно сначала разделить ее идею, ее ценности, позиционированные как "абсолютные", то есть не выразимые через какой-либо эквивалент. Идеология - не теорема, требующая доказательств, но аксиома, принимаемая на веру. Поэтому политическая наука не может извне наблюдать за политикой, она должна сама быть вовлечена в нее. Только так политология сможет обрести систему координат, относительно которой будет осуществляться познание.

После Второй мировой войны происходит утверждение новой парадигмы политической науки Запада. Дихотомию "друг-враг" К.Шмитта сменил всеобщий компромисс Д.Белла. Американский футуролог, провозгласивший преодоление в постиндустриальном обществе такого пережитка прошлого, как идеология, стал крестным отцом новой политологии. В начале 60-х он писал: "Сегодня среди интеллигенции в общих чертах достигнуто некоторое согласие, получили признание государство всеобщего благоденствия, желательность децентрализации власти, смешанная экономика и политический плюрализм. В этом смысле идеологическая эпоха закончилась". С момента написания этих строк изменились лишь некоторые пункты достигнутого компромисса в сторону крена к либеральной идеологии. Основной мотив - всеобщее согласие - остался без изменений.

Либерализм теперь даже не идеология, а образ жизни. Оспаривать его истины все равно, что оспаривать круглую форму Земли. Найти идеологические различия между республиканской и демократической партией в США - задача не из легких. Теперь даже КПРФ делает реверансы в сторону "неотъемлемых прав и свобод". В настоящих условиях предметное поле российской политической науки оказывается ограниченным рамками западной политологии. Последняя, в свою очередь, лишившись конфликта ценностей по причине всеобщего согласия, сосредоточилась на оптимизации управления машиной политического конформизма.

Тенденция развития политического знания по пути вытеснения его в резервацию рационального и превращение в инструкцию по эксплуатации институтов власти имеет давнюю традицию. Как правило, ее ошибочно связывают с именем Николо Макиавелли, который впервые в четко сформулированной и резко очерченной форме разделил понятия этики и техники властвования в политике. Исследователи, занимающиеся изучением творчества Макиавелли, делают акцент на втором аспекте. За это, кстати, великий флорентиец даже удостоился "чести" быть увековеченным на вывеске российского агентства "Никколо М", занимающегося политическим консалтингом.

При всех достоинствах разработанной Макиавелли теории управления государством гораздо важнее понять то, что он противопоставил безликой технологии - этику. Здесь главное избежать примитивного толкования этого термина. Те моральные максимы у Макиавелли, перешагивание через которые так возмутило современную ему общественность и продолжает возмущать чистоплюев и лицемеров в наши дни, по сути, носят все тот же технический характер. "Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности". На самом деле приведенная цитата √ не призыв отделить этику от техники, но всего лишь правило эффективного политического менеджмента, не более того.

Этика не сводима к универсальным оценкам добра и зла. Она имеет в своей основе определенный этос, идею, которую нельзя оценить с позиций всеобщей морали, она просто есть, и следование этому идеалу определяет смысл бытия каждого человека. Для Макиавелли такой данностью была Италия. Питаемый этим чувством писал он свои труды, стремясь облечь идеалы в железные доспехи теории. Идеология свободной Италии нашла свое отражение в политической науке, созданной великим мыслителем Возрождения.

Стереотипы, изображающие Макиавелли этаким холодным, расчетливым политиком и мыслителем, не отвечает исторической правде. Автор "Государя" был горячим патриотом своей Родины и переживал за ее судьбу: "Италия же, теряя последние силы, ожидает того, кто исцелит ей раны, спасет от разграбления Ломбардию, от поборов Неаполитанское королевство и Тоскану, кто уврачует ее гноящиеся раны. Как молит она Бога о ниспослании того, кто избавит ее от насилия и жестокости варваров!".

Разве мог человек, написавший такие строки, быть всего лишь беспристрастным свидетелем, методично фиксирующим происходящее и делающим соответствующие выводы? Между тем, его вклад в развитие политологии ограничивают именно таким утилитаристским подходом к политике, обязательно упоминая об аморальности и антигуманности данной позиции. Этос как движущая сила субъектов, творящих историю, ускользает из поля зрения современной политической науки. Рациональные технологии власти, покоящиеся на трезвом расчете, не наделенные значимым идейным импульсом, поглощают все внимание политологов.

В настоящее время существует некий абстрактно-общечеловеческий этос, претендующий на научную объективность в качестве всеобще признанной идеи. Он облачен в либеральные формы, привить которые пытаются всему миру, в том числе России. Однако осуществить его полное внедрение пока явно не удается. Даже Фукуяма признался, что несколько поторопился с концом истории. Как выяснилось, коммунизм и фашизм далеко не последние враги "всего цивилизованного человечества", а либеральная идеология далеко не единственная обладает монополией на истину. Тем не менее, с высокомерием, похожим на высокомерие колонизаторов по отношению к дикарям, продолжает относится западная политическая наука к идеалам остального мира, не пожелавшего слиться в экстазе всеобщего согласия.

Бог объективности, с оглядкой на которого основная масса нынешних ученых от политологии выносит свои суждения, не терпит ничего, что шло бы вразрез с его принципами. Положение это закрепилось после Второй мировой войны, когда нещадной критике подверглась вся немецкая наука, нацеленная на собственное, отличное от общепринятых стандартов, понимание критериев научности. В Третьем рейхе существовала только германская политическая наука, отличающаяся, благодаря ориентации на определенные идеологические ценности, от английской, французской и прочих. Этос немецкого народа, материализованный в национал-социалистической идеологии, потерпел военное поражение. Победители - во избежание подобных потрясений в будущем - приступили к насаждению нового этоса, составляющими частями которого стал приоритет человека перед государством и свободный рынок. Западная политология была призвана закрепить эти истины в качестве всеобщих, не подлежащих обсуждению норм, что она с успехом и проделала. Бегство за пределы общечеловеческого теперь либо повлечет обвинения в неполиткорректности, либо будет караться как политический экстремизм.

В нашей стране политология играет роль фигового листка, прикрывающего историческую наготу либерального этоса. Институты демократии, права и свободы граждан, правовое государство - все эти темы давно уже потеряли свою актуальность, покрывшись пылью времен. Политическая наука России, перемыв кости давно истлевших теорий, оказалась в тупике. Между тем она с упорством, достойным лучшего применения, продолжает черпать свою проблематику из давно истощившегося источника. Поворот к собственным началам осуществляется крайне медленно. Засилье формальных методов и либеральной идеологии препятствует этому.

Современная политология отвечает на вопрос, как захватить удержать и использовать власть, вместо того чтобы ответить на вопрос, ради чего собственно эту власть нужно захватывать. На сегодняшний день отечественная политическая наука, лишенная какого-либо идейного содержания, вынуждена побираться у других наук, пытаясь компенсировать внутреннюю пустоту богатством заимствованных методик. Для выхода из создавшегося положения российской политической науке нужно осознать себя в качестве самодостаточной формы научной мысли. Первым ее шагом на этом пути должен стать отказ от самоидентификации через соотнесение с современной западной политической традицией. Отечественной политологии следует нащупать этос России и, исходя из него, выстроить надлежащую идеологическую конструкцию. Тем более что определенные наработки в этой области существуют.

Необходимо вновь вернуться к общей проблеме гуманитарной науки. Проблема эта связана с противопоставлением понимания, ориентированного на постижение самого предмета, и объяснения - рациональной конструкции, надстраивающейся над постижением. Снятие данного противоречия в политической науке возможно в идеологии. Сама этимология этого слова подсказывает путь решения: idea + logos. Российская политологическая мысль должна прочувствовать национальную идею, этос, и, пользуясь аппаратом науки, выразить ее в доступной форме. Только так политическая наука в России сможет обрести себя. Примечательно, что специфика идеологии - в отличие от многих других форм духовного творчества - состоит в том, что она может быть создана только определенными слоями в обществе - политиками и учеными. Политология получает реальный смысл своего существования как науки только в рамках идеологии.

Последствия такого шага нетрудно предсказать. Смертный грех научной необъективности и пренебрежение "общепризнанными" ценностями будет вменен в вину прогрессивной общественностью каждому, кто попытается это сделать. Но сделать это необходимо, дабы утвердить свою политическую и национальную идентичность. В противном случае России придется довольствоваться отведенной ей второстепенным статусом элемента в системе нового мирового порядка.

В своей истории Россия уже переживала нечто подобное. Октябрьская революция 1917 года проходила под лозунгом "пролетарии всех стран, соединяетесь!". Однако вскоре претендующая на мировой универсализм идея освобождения трудящихся от гнета мирового капитала была изжита. На смену ей пришла национальная идея. Тем не менее, новый этос по прежнему выражался на доступном формальном языке марксистско-ленинской идеологии. Его крушение произошло во многом из-за неправильно выбранной, вернее - устаревшей структуры выражения. Логос не смог внятно артикулировать идею. И в этом была вина политической науки. Но, несмотря на то, что рухнула конструкция догм, живая идея осталась - и требует нового выражения.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Вменяемость науки' (архив темы):
Михаил Тульский, Российская политическая социология: причины успехов и неудач /02.10/
Фальсификации встречаются реже, чем думают многие; социолог иногда воспринимается как представитель власти; слежка за интервьюерами - и другие подробности "кухни".
Наталья Гребенщикова, Беспомощность или безответственность? /01.10/
Если Академия наук не может (правдами или неправдами) исправить ситуацию, в которой оказалась российская наука, - зачем тогда Академия нужна?
Евгений Давыдов, Монополия де сиянс /01.10/
В отличие от РАО ЕЭС или Газпрома, Академия Наук является противоестественной монополией, особо нуждающейся в реформировании (если не в роспуске).
Кирилл Якимец, Кровь vs почва. Два пути культурологии /28.09/
Культурологи условно делятся на последователей Леви-Брюля (вариант - Макса Вебера) и последователей Рене Генона (вариант - Ганса Горбигера). Лекция о социологическом и традиционалистском подходах к язычеству.
Владислав Никифорук, Нищета экономикоцентризма /27.09/
Достаточно дестабилизировать политическую ситуацию в стране, чтобы стало ясно: не политика "надстраивается" над экономикой, а наоборот - экономика над политикой. Власть - более фундаментальная ценность, чем богатство.
Евгений Голоцан
Евгений
ГОЛОЦАН

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: