Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Вменяемость науки / Политика / < Вы здесь
Историческая наука в посткоммунистической России
От несвободы к непрофессионализму?

Дата публикации:  3 Октября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Периоды политической либерализации в российской истории неизменно сопровождались гуманитарным бумом. Но если в эпоху "великих реформ" 60-70- хх гг. XIX столетия и в период после императорского манифеста 17 октября 1905 г. лидерами общественного мнения, создателями политической повестки дня были литераторы, публицисты и в меньшей степени правоведы, то бурные 1985-1991 годы прошли под лозунгом "Историк в России больше, чем историк". Поскольку в течение длительного времени историческое знание в нашей стране было призвано на "государеву службу", прорыв общества к свободе способствовал тесному сближению истории и политики. Историки, освобождаясь от старых догм, одновременно вели борьбу и за политические, и за гражданские права и свободы. Сформировался особый тип историка - историк-общественный деятель, историк-трибун. Российское общество настоятельно требовало от служителей Клио ответа на злободневные вопросы, а также точной постановки диагноза социально-экономических и политических недугов. Историки стали частыми гостями теле- и радиостудий, редакций газет и журналов. Юрий Афанасьев, Дмитрий Волкогонов, Игорь Бестужев-Лада, Рой Медведев появлялись на экранах не реже, чем новые политические звезды союзного и российского Верховных Советов и пресловутые колдуны и целители. Коллоквиумы, семинары и круглые столы по вопросам: "Были ли альтернативы Октябрю 1917 и есть ли альтернатива перестройке?" собирали большие аудитории. Сборники "Историки спорят", "Переписка на историческую тему" и др. читались в то время не меньше, чем сегодня Б.Акунин или В.Пелевин.

С крахом КПСС, распадом СССР и началом периода первоначального накопления историки оставили с трудом занятые позиции. Экономисты и политологи вышли на первый план, тем самым предоставив служителям Клио возможности для саморефлексии, ответа на вопросы: "От какого наследства отказалась российская историография? Что приобрели и потеряли историки, став в авангарде борьбы за свободу и демократию?"

Клио на государственной службе

Российская историография - прямая наследница советской. В СССР историческая наука - феномен, который невозможно постигнуть на основе исключительно научных понятий и закономерностей. Развиваясь в рамках тоталитарного идеократического государства, отечественная историография была призвана на службу партии-государству, встроена в рамки официальной идеологии, а потому была чрезвычайно чутка к малейшим изменениям приоритетов партии и правительства. Смена вех в исследовании той или иной проблемы, сопровождаемая многочисленными фальсификациями и "причесыванием" фактов, определялась по большей части не теоретико-методологическими и эмпирическими новациями, а корректировкой идеологических приоритетов. И касалось это не только тем первого ряда, таких, как Октябрьская революция, гражданская и Великая Отечественная войны, образование единого русского централизованного государства.

В 1920-х начале 1930-х гг. советская власть несла на своих знаменах лозунги пролетарского интернационализма и соответственно в работах по истории Кавказской войны (наиболее яркий пример - труд М.Н.Покровского "Дипломатия и войны царской России в XIX столетии", М., 1924) это событие изображалось как справедливая антиколониальная борьба горцев против Российской империи. К двадцатилетию со дня провозглашения автономии в Дагестане было приурочено издание серии брошюр об имаме Шамиле. Вождь горцев рассматривался наряду с Богданом Хмельницким, Степаном Разиным и Салаватом Юлаевым как народный герой, предводитель национально-освободительной войны против царизма, заступник для всех "кабальных и опальных".

Напротив, сюжеты, связанные с историей русской колонизации Дикого поля трактовались исключительно в негативном ключе. Весьма показательны названия работ советских ученых 1920-х - начала 1930-х гг.: "Разрушение легенды о казачестве", "Крах казачества как системы колониальной политики". Казачество в большинстве исследований данного периода рассматривалось как сила реакционная (по крайней мере, консервативная), враждебная революционному творчеству масс, "орудие колониальной политики Московского государства, а затем и Российской империи", наемные солдаты, поставленные в важнейших пунктах, господствовавших над торговыми путями. С эволюцией советской идеологии от пролетарского интернационализма к национал-большевизму от негативизма в отношении того же казачества не осталось и следа. Наоборот, в ряде трудов была развита концепция автохтонного происхождения казачества (история "степных рыцарей" продлевалась до тмутараканских времен), а походы за зипунами получали своеобразную историческую легитимацию: "Предпринимая черноморские походы, [казаки] отбивали у турок и татар те земли, которые с незапамятных времен были освоены русскими людьми..." (см. В.В.Мавродин, "Русское мореходство на южных морях (Каспийском, Азовском и Черном) с древнейших времен до XVI века включительно. Симферополь, 1955).

После депортации чеченцев, ингушей, балкарцев в 1944 г. на 180 градусов изменилась оценка движения горцев во главе с имамом Шамилем. Теперь образ народных героев в монографиях и статьях, посвященных Кавказской войне, был вытеснен образами "ставленников султанской Турции и английских колонизаторов", "злостных сторонников имама и врагов прогресса". Более того, принимается специальное постановление "Об антинаучной оценке движения Шамиля в трудах историков АН СССР", в которой к позорному столбу пригвождались "идеализаторы мюридизма" и самого имама. После ХХ съезда мотивы национально-освободительной войны опять вышли из тени, сочетаясь, однако с признанием "объективно-прогрессивной роли" вхождения кавказских народов в состав России. Не получила своего развития и концепция автохтонного происхождения казачества, уступив место т.н. миграционной, объясняющей происхождения вольного воинства от беглых крестьян и холопов из Московского государства. Описаний подобных историографических метаморфоз, детерминированных отнюдь не научными открытиями и введением в научный оборот новых массивов документов, хватило бы на многотомную монографию...

Политическая либерализация 1980-1990-х годов принесла российским историкам долгожданную свободу. Свободу в выборе темы, исследовательской методологии, научной школы. За долгие годы у ученых появилась возможность работать с ранее недоступными архивными материалами (в том числе и зарубежными), вести плодотворный диалог с иностранными коллегами. Однако было бы, по крайней мере, наивно констатировать наступление "золотого века" для отечественной историографии. После 1991 г. из уст историков можно нередко услышать слова о снижении качества научных исследований, появлении многочисленных поделок, политической ангажированности диссертаций, монографий и статей. Свобода принесла служителям Клио новые вызовы, на которые не всегда удается найти адекватный ответ.

Параисториография

В эпоху перестройки среди российских историков было немало адептов рыночной экономики. Реальная (а не идеал-типическая) экономическая либерализация помимо снятия оков с личной инициативы поставила перед учеными немало новых проблем. Для историков одного знания истории оказалось явно недостаточно. Увы, но российские ученые, вышедшие из советской шинели, оказались не готовы вести маркетинг гуманитарного рынка, изучать динамику спроса и предложения на свою интеллектуальную продукцию. Зато удивительные маркетинговые способности продемонстрировали далекие от историографии люди, вовремя понявшие, что интерес общества к событиям прошлого (без достаточного понимания специфики исторической науки) можно эксплуатировать с выгодой для себя с помощью конструирования якобы принципиально новой модели истории. "Новая хронология" известного математика А.Т.Фоменко, ставшая бестселлером, - лишь один из наиболее ярких примеров современной параисториографии. "Новая хронология" строится в рамках не научного, а религиозного дискурса. Все предыдущее историческое знание - неверно, все прежние историки - лжепророки, а фоменковские труды - некое откровение, данное посредством математических формул. Ставка нового "пророка" на восприимчивость российского читателя ко всему тому, чего еще не видел свет, сработала безотказно. Тем более что именно ученые историки, безоглядно изобличая друг друга и саму историческую науку в фальсификациях и переписывании истории в угоду тому или иному лицу, создали хорошую почву для восприятия всей "дофоменковской историографии" как чего-то "донаучного", эдакой алхимии или астрологии.

Но, в конце концов, свобода - это не только благодатная среда для появления высококачественных изданий. Это прекрасная возможность и для реализации паранаучных проектов. Проблема в другом. Российские историки оказались не готовы эффективно противостоять параисториографии. В академической среде само собой разумеющимся считается пренебрежение к псевдоученым и нежелание вести с ними публичные споры. Между тем, очевидно, что без объяснения специфики исторического познания (исследование строится, прежде всего, на основе данных архивных, опубликованных, археологических, этнографических и других источников, а не математических формул) "Новая хронология" так и останется главным бестселлером по истории. И речь в данном случае должна идти не об отдельных публикациях и академических изданиях, а о целенаправленной пиаровской акции под эгидой РАН.

Фальсификации и презентивные истории

После краха КПСС и ее идеологии проблема фальсификаций и написания "препарированных" историй, казалось бы, отошла в прошлое. Но радость ученых от преодоления наследия "Краткого курса" оказалась преждевременной. В результате "парада суверенитетов", ослабления федерального центра и перетекания значительной части полномочий в регионы - в республиках, краях и областях начался интенсивный процесс формирования региональных авторитарных режимов, для которых история была необходима как важное средство собственной легитимации. Историки вновь, как и в советское время, оказались призваны на службу для выполнения политического заказа. Для историков требовалось определить "золотой век" в истории той или иной республики (области), объяснить причины, по которым этот "золотой век" прервался, назвать виновников подобного результата и изобразить местного регионального барона в качестве лидера, призванного обеспечить возврат к "истокам".

В результате появились тома литературы, авторы которых безапелляционно, не утруждая себя серьезными доказательствами, взялись за обоснование исторического превосходства своего этноса (области, края). В трудах И.Мизиева балкарцы и карачаевцы оказались наследниками шумерской цивилизации, в "исследованиях" Ю.Хаджиева и Р.Плиева этруски стали предками чеченцев и ингушей, а Б.Техов провозгласил осетин истинными арийцами. Из текста "Плана-проспекта по истории Кабардино-Балкарии" узнаем, что, оказывается, существовала в XVIII веке Кабардинская империя. Книга М.Аджиева "Кумык рода половецкого" дает нам "информацию к размышлению" о том, что не только тюркские народы Кавказа обязаны происхождением половцам, но и казаки, которые никакого отношения к русским не имеют, являются одним из народов братской тюркской семьи. Среди авторов презентивных историй народов Кавказа идет своеобразное соревнование - кто же сыграл большую роль в борьбе с русскими колонизаторами. Р.Куадже в статье "Некоторые вопросы колониальной экспансии царского самодержавия против Адыгеи (Черкесии) (Истина бескомпромиссна)" доказывает (без единой ссылки на источник информации), что генерал А.Ермолов неоднократно был бит шапсугами и даже был выпущен ими из окружения под честное слово никогда с ними не воевать. Такому "причесыванию" фактов и приемам переписывания истории позавидовали бы даже авторы пресловутого "Краткого курса".

Российские историки были главными адептами свободы в эпоху перестройки. В самом деле, расставшись с ролью идеологической обслуги партии и правительства, служители Клио сделали немало приобретений. Еще лет двадцать назад было невозможно представить защиту диссертаций по истории русской эмиграции, православной церкви, коллаборационизма в годы второй мировой войны, ГУЛАГа и других тем, написанных не на основе принципа партийности и марксистско-ленинской методологии. Но сама по себе эмансипация исторической науки не сделала ее исследовательский уровень более высоким, не избавила ее от таких пороков, как фальсификации и презентизм. В новых социально-экономических и политических реалиях историки получили новые вызовы, такие как параисториография, дилетантизм, которые невозможно изжить увещеваниями с трибун ученых советов и со страниц широко известных в узком кругу академических изданий. Современным историкам, чтобы защитить свою науку от непрофессионализма и невежества, необходимо овладевать и искусством маркетинга, и навыками наступательного PR. Иначе вместо житий членов Политбюро ЦК КПСС мы будем изучать новую хронологию походов открывающих Америку запорожских казаков и историю Рима, основанного Гедиминасом по указу Ландсбергиса.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Вменяемость науки' (архив темы):
Соня и Гаврила Безуховы, Вменяемость науки (нужное подчеркнуть) /03.10/
Наука, рассмотренная политически или экономически (а именно так люди обычно смотрят на вещи), выглядит абсурдно. А в рамках философского рассмотрения именно изначальное непонимание себя и собственного предмета и составляет существо современной науки.
Евгений Голоцан, Идеология как условие существования и предмет политологии /02.10/
Противопоставим истинно русскую политологию иноземной галиматье!.. Политология получает реальный смысл только в рамках идеологии. В конце концов, требование "объективности" само по себе тоже является идеологическим.
Михаил Тульский, Российская политическая социология: причины успехов и неудач /02.10/
Фальсификации встречаются реже, чем думают многие; социолог иногда воспринимается как представитель власти; слежка за интервьюерами - и другие подробности "кухни".
Наталья Гребенщикова, Беспомощность или безответственность? /01.10/
Если Академия наук не может (правдами или неправдами) исправить ситуацию, в которой оказалась российская наука, - зачем тогда Академия нужна?
Евгений Давыдов, Монополия де сиянс /01.10/
В отличие от РАО ЕЭС или Газпрома, Академия Наук является противоестественной монополией, особо нуждающейся в реформировании (если не в роспуске).
Сергей Маркедонов
Сергей
МАРКЕДОНОВ
кандидат исторических наук, ИПВА
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: