Начало - здесь, продолжение - здесь.

Указав позитивную сторону ницшеанской идеи сверхчеловека, Соловьев не мог не указать и возможные негативные следствия этой идеи. А они представлялись ему катастрофическими. Если явился сверхчеловек-антихрист, значит будет и апокалипсис. В год своей смерти Соловьев издает свою "Краткую повесть об антихристе" как часть "Трех разговоров", заключив предисловие к ней провидческими словами: "Не так уж далек образ бледной смерти, тихо советующий не откладывать печатание этой книжки на неопределенные и необеспеченные сроки. Если мне дано будет время для новых трудов, то и для усовершенствования прежних. А нет - указание на предстоящий исход нравственной борьбы сделано мною в достаточно ясных, хотя и кратких чертах"¹. Но откуда эта ясность черт, их выпуклость? Даже, по мнению некоторых современников, чрезмерная ясность. Георгий Федотов сетовал, что в сознании русской интеллигенции антихрист, изображенный Соловьевым, подменил канонический образ антихриста из Евангелия.

Начнем с того, что Соловьев назвал своего антихриста "сверхчеловеком", и это сразу рождало у читателя достаточно богатый круг ассоциаций. Хотя, конечно, перед нами не буквальный портрет ницшеанского сверхчеловека, и, скажем, Николай Федоров сразу увидел это и упрекнул В.С. в неточном следовании прототипу: "Если Антихриста назвать, как это делает Соловьев, сверхчеловеком, то сверхчеловеком в ницшеанском смысле"². Но антихрист Соловьева и впрямь имеет черты не только ницшеанского сверхчеловека. Он еще и филантроп и противник войны, как Лев Толстой; он разрешает все экономические проблемы Европы, как экономист Маркс; но, конечно, главное в нем то, что он сверхчеловек - и это уже Ницше. Три фигуры, обозначенные В.С. как властители дум современного ему человечества, дали свои краски для создания образа.

И в самом деле, именно эти три человека, три мыслителя, каждый по своему, подготовили грандиозную и катастрофическую русскую революцию. Толстой выступил разрушителем государственных, религиозных, военных институтов и институтов собственности и только еще начинавшего складываться гражданского общества ("срывание всех и всяческих масок", как Ленин определил Толстого). Маркс дал иллюзию цели и научного обоснования мирового переустройства ("учение Маркса всесильно, потому что верно" - тоже Ленин). Ницше - энергию и волю к власти, где сильный человек (или сверхчеловек) диктует свою волю массам (Ленин строил эту волю-правление так: "Вождь - партия - класс - массы"). Степун писал: "По учению Ленина, подлинный социализм надо искать не в рабочих массах, а в пролетарском авангарде и в старой партийной гвардии"³. Чем не Ницше! Такое же презрение сверхчеловеков, железной когорты большевиков к "идейно незрелой" массе. Массой можно только управлять - ради ее же блага. И от ее имени править. У большевиков Маркс был иконой, Ницше - тайным советником. А икона, известное дело, - "годится - молиться, не годится - горшки покрывать". Но в этом сочинении Соловьева тема соотношения свободы и власти не главная. Это скорее тема "великого инквизитора" Достоевского. Поэтому если Достоевский увидел антихриста как константу истории, где европейскому, христианскому принципу личности противопоставляется стадность, массовость, то Соловьев - как явление XXI века, века, когда пришло воистину "последнее время" и надо угадать и указать возможные действия антихриста и необходимую позицию подлинных христиан, "верных".

Но, конечно, в создании психологического портрета антихриста Соловьев опирался прежде всего на ницшевский образ сверхчеловека. Христианскому смирению сверхчеловек противопоставляет неуемную жажду власти, которая вырастает из его безмерного самолюбия. Ницше любил Наполеона, и сверхчеловек, изображенный Соловьевым, - помимо того, что он великий мыслитель и великий писатель, великий стилист, - еще и артиллерист по профессии, как Наполеон. Сверхчеловек-антихрист из повести становится всемирным императором, подчинив, как того и хотел когда-то Ницше, весь мир Европе, а Европу себе. Именно такую жажду власти Соловьев мог увидеть во многих сочинениях Ницше, в том числе и в "Заратустре":

"Только там, где есть жизнь, есть и воля; но это не воля к жизни, но - так учу я тебя - воля к власти! Многое ценится живущим выше, чем сама жизнь; но и в самой оценке говорит - воля к власти!"⁴.

Соловьев пишет о невероятном себялюбии антихриста-сверхчеловека: "Любил он только одного себя. Он верил в Бога, но в глубине души невольно и безотчетно предпочитал Ему себя. <...> Он рассуждал так: ⌠Христос пришел раньше меня; я являюсь вторым; но ведь то, что в порядке времени является после, то по существу первее. Я прихожу последним, в конце истории, именно потому что я совершенный, окончательный спаситель. Тот Христос - мой предтеча. Его призвание было - предварить и приготовить мое явление"⁵.

Но точно так же и Ницше был абсолютно уверен в своем личном призвании обновить человечество: "Во мне теперь острие всего морального размышления и работы в Европе"⁶. Причем прямо связывая свое призвание с выходом за пределы европейского миропонимания и мирочувствия: "Из всех европейцев, живущих и живших, - Платон, Вольтер, Гете - я обладаю душой самого широкого диапазона. Это зависит от обстоятельств, связанных не столько со мной, сколько с "сущностью вещей", - я мог бы стать Буддой Европы"⁷.

Поэтому - и это чрезвычайно важно заметить - в образе соловьевского антихриста настойчиво звучит ориенталистская тема Ницше⁸, его противопоставление "великого перса"⁹ Заратустры утвердившемуся в европейской культуре иудейскому Богочеловеку Христу. Вообще выбор героя травестийного Евангелия был для Ницше очень значим. По словам исследователя, "эллинист Ницше, почувствовав, что Бог мертв, призвал не известного ему Заратуштру для того, чтобы освободиться от Платона и Сократа. <...> Ницше изгнал из храма идолов школы - Платона, Сократа и Аристотеля, а также религию, лишенную этими идеалистами души. При этом он опорочил Сына Человеческого"¹⁰. Характерно, что берется именно перс, ибо именно персы наиболее близко соприкасались с первыми европейцами - греками и именно они хотели уничтожить только что возникшую европейскую цивилизацию (греко-персидские войны). Интересно, что воевавшие с греками персидские цари Дарий и Ксеркс исповедовали, по словам исследователей, учение Заратуштры.

Нельзя забывать, что Ницше - это не просто мыслитель, это диагноз времени, диагноз исторической болезни или, если угодно, болезни европейской истории. Томас Манн в эссе о Ницше, ссылаясь на Новалиса, замечает, что принятый Ницше идеал наивысшей силы и жизненной мощи, идеал эстетического величия, на самом деле был создан варварством. И идеал этот находил и находит сторонников прежде всего среди людей слабых, которые не в силах противостоять обаянию утверждаемого этим идеалом образа полубога-полузверя¹¹. А далее он уже четко пишет, что "ницшевский сверхчеловек - это лишь идеализированный образ фашистского вождя", правда, замечая далее, что сам Ницше не несет моральной ответственности за возникновение фашизма, ибо "не фашизм есть создание Ницше, а наоборот: Ницше есть создание фашизма; <...> что в своем философском утверждении силы он, подобно чувствительнейшему индикаторному инструменту, лишь уловил и отметил первые признаки нарождающегося империализма и, точно трепетная стрелка сейсмографа, возвестил западному миру приближение эпохи фашизма"¹². Ницше противопоставил европейскому христианству восточные религии, начиная с персидского Заратуштры и кончая древнеиндийским Ману. Не случайно вместо креста немецкие нацисты присвоили себе арийский знак свастики - из дохристианских культур, для которых она была характерна (Древняя Индия, Китай, Древний Египет), более того, первые рисунки свастики дошли до нас из времен верхнего палеолита.

Ницше, в общем-то, прекрасно понимал, что выступая против христианства, выступал против европеизма: "Христианское движение, как европейское движение (курсив мой. - В.К.), с самого начала есть общее движение всего негодного и вырождающегося, которое с христианством хочет приобрести власть"¹³. Именно поэтому он противопоставлял христианству имена восточных богов и их законы и принципы. "Совершенно с противоположным чувством я читаю книгу законов Ману, произведение, несравненное в духовном отношении; даже назвать его на одном дыхании с Библией было бы грехом против духа"¹⁴.

Не случайно именно на восточную культуру обопрется соловьевский антихрист, достигнув всей полноты власти, тем самым прояснив свою антихристианскую, а стало быть антиевропейскую сущность: "Император-сверхчеловек поймет, что нужно его толпе. В это время с дальнего Востока прибудет к нему в Рим великий чудодей, окутанный в густое облако странных былей и диких сказок. По слухам, распространенным среди нео-буддистов, он будет происхождения божественного: от солнечного бога Сурьи и какой-то речной нимфы (курсив мой. - В.К.). <...> Так вот этот человек придет к великому императору, поклонится ему, как истинному сыну Божию, объявит, что в тайных книгах Востока (курсив мой. - В.К.) он нашел прямые предсказания о нем, императоре, как о последнем спасителе и судии вселенной, и предложит ему на службу себя и все свое искусство"¹⁵. Напомним, что "чудодея" звали Аполлоний. Имя выбрано, видимо, не случайно. Тут явный намек на Аполлония Тианского, знаменитого мага, который учился в Индии у брахманов, был ровесником Христа, предсказывал будущее и творил чудеса. В третьем веке его противопоставляли Христу. Так внутри Европы прорастает Восток.

Но беда-то в том, что прорастает не тот литературный, условный Восток, к которому все время апеллировал поначалу Ницше, но тот почвенный, который хранит каждая культура, пересозданная из варварского состояния наднациональной христианской религией. И Ницше наряду с буддизмом и зороастризмом призывает к воссозданию национальных племенных богов: "Поистине, для богов нет иной альтернативы: или они есть воля к власти, и тогда они бывают национальными божествами, - или же они есть бессилие к власти - и тогда они по необходимости делаются добрыми..."¹⁶, то есть христианством. Но проповедь национального бога и тем самым уничтожение наднационального Бога есть уничтожение и Европы как единого целого. Антихрист возрождает дохристианские смыслы. Кстати, Степун был уверен, что большевики, разделившие Европу железным занавесом, в большей степени опирались на Ницше, нежели на Маркса. И явление Ленина как антихриста¹⁷ было связано с возрождением языческих мифов и языческой интерпретацией христианских символов и смыслов (Бог-отец - это Маркс, Бог-сын - это Ленин, мавзолей - вместо воскрешения, то есть вечное поклонение трупу, а не Богу живому).

Если в трактате "Человеческое, слишком человеческое" Ницше называет евреев спасителями Европы от Азии¹⁸, то именно поэтому позже, начав апеллировать к германской дохристианской почве, он посылает проклятия иудаизму и христианству: "Христианство, имеющее иудейский корень и понятное лишь как растение этой почвы, представляет собою движение, противное всякой морали распложения, расы, привилегии: это антиарийская религия par excellence; христианство - переоценка всех арийских ценностей"¹⁹. Это уже похоже на программу действий для будущих нацистов, уничтожавших как истинные арийцы и евреев, и христиан. Впрочем, и соловьевский антихрист уничтожает и евреев, и христиан, тех, "подлинных", которые не приняли его власти. Так что и здесь Соловьев угадал. Не забудем, что и русский большевизм тоже поначалу расстреливал священников²⁰, позже перейдя к тотальному антисемитизму (знаменитая сталинская борьба с "космополитизмом").

* * *

Ницше хотел для сверхчеловека победы в этом мире. Соловьев реалистичен и трагичен: победы "подлинные" христиане "в сем мире", то есть в земной жизни, не получат, да и не могут получить, ибо мир так легко поддался на соблазны и обман антихриста, ибо мир сам "во зле лежит". Именно это утверждение как величайшую заслугу Соловьева отмечал С.Л.Франк, замечая, что оно вполне предвещало ситуацию наступившей катастрофической эпохи: "Последнее, на что я хотел бы указать в духовном наследии Соловьева, есть поистине изумительное предвидение катастрофической эпохи, в которой мы теперь живем, - что еще важнее - религиозные выводы, к которым он пришел на основе этого предвидения. <...> Соловьев отчетливо утверждается отныне в героической, эсхатологически определенной установке первохристианской веры. Христовой правде не суждена внешняя победа над миром, внешний успех в мире; Церковь Христова, подобно ее божественному Основателю, побеждает мир, только будучи гонима силами мира и претерпевая скорби. По самому своему существу, именно как духовная сила, противостоящая ⌠князю мира сего■, церковь Христова на земле воплощена в гонимом меньшинстве истинно верующих, в свободной совести которых звучит незаглушимый и неодолимый голос правды Христовой"²¹.

Но эта позиция предполагала и активную борьбу со злом. В предисловии к "Краткой повести..." Соловьев утверждал, что зло не есть недостаток добра, исчезающее само собой с ростом добра, что зло есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, и для борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия. Чтобы указать эту точку опоры, он и написал свою повесть. Ницше написал своего сверхчеловека, как и антихриста, презирающим массы, Соловьев - привлекающим. Наверно, русский мыслитель точнее. Известные нам антихристы ХХ столетия старались соблазнить народ, сделать его своим адептом. Вопрос в том, как и чем они привлекали массы. Е.Н. Трубецкой писал по этому поводу: "Совершенно естественно и понятно, что в этом противопоставлении себя Богу антихрист заявляет себя сверхчеловеком: он хочет победить Христа и стяжать себе божественное величие исключительными дарами своего человеческого гения. По сравнению с ⌠Заратустрой■ Ницше этот образ ⌠сверхчеловека■ является в значительной степени очищенным и углубленным; в ⌠Трех разговорах■ он освобождается от той ходульной театральности, которая делает его смешным, так и от той ⌠жестокости■, которая делает его отталкивающим. С гениальным ясновидением Соловьев почуял, что сверхчеловек-антихрист, который хочет властвовать над миром, должен не отталкивать, а привлекать. Для этого ему надлежит быть не человеконенавистником, а человеколюбцем-филантропом, не врагом человеческой толпы, а льстецом и демагогом, который покоряет, утверждает и соблазняет людей блестящей видимостью всех добродетелей"²².

Реальность оказалась много сложнее, чем конструировали ее философы. Ни Ницше, ни Соловьев не увидели, что антихрист, презирая массы (как сверхчеловек Ницше), тем не менее льстит им, прикидываясь добродетельным (как и предполагал Соловьев), но еще более существенно (как показала история и предугадал Достоевский), что он вовлекает народ в свои преступления, чтобы повязать его кровью, как Нечаев-Верховенский свой кружок, "наших", по его выражению, как Смердяков - Ивана Карамазова. Ужас был в том, что исторические антихристы сумели пробудить самые темные и зловещие инстинкты масс.

И все же надо сказать, что, не зная ницшевского "Антихриста", за год до его публикации и за шесть лет до своей "Краткой повести об антихристе", Соловьев достаточно точно увидел и сформулировал опору антихриста на дохристианские и внехристианские ценности, которые он обозначил, как "замаскированную реакцию дагомейских идеалов", то есть идеалов явного варварства. Существенно и то, что Восток у Ницше - тоже древний. Словно пробудились допотопные звери и предъявили свои права на жизнь и жестокость. Соловьев не верил, что зло привлекательно. И в этом он оставался человеком спокойного XIX века. Но, создавая образ носителя абсолютного зла, показывая, как зло прячется за добро, он тем не менее отчетливо показал, что исходно недобрые предпосылки - даже под личиной добра - ведут к очевидной уже всем жестокости.

Идейное безумие так же заразительно, как вирусная инфекция. Мы не можем заразиться здоровьем. Здоровье требует собственных усилий, инфекция идет сама собой, незаметно передаваясь от человека к человеку. Но так же идет и идейная пандемия. С ума, как Ницше, сошли крупнейшие европейские страны²³. Соловьев оказался прав: безумие Ницше было предвестием, предупреждением, которое мало кто увидел и услышал.

Европа пережила катастрофу ХХ века. Но, быть может, Соловьев прозорливее нас, и сроки еще не наступили. Как один из вариантов противоядия против антиевропейской бациллы зла родилась идея "внерелигиозного христианства" (Д.Бонхеффер). Но это, впрочем, уже другая тема.

Примечания:

¹ Соловьев В.С. Три разговора // Соловьев В.С. Собр. соч. В 10-ти т. Т. 10. С. 91.

² Федоров Н.Ф. [О В.С.Соловьеве] // Федоров Н.Ф. Сочинения. М.. 1982. С. 627.

³ Степун Ф.А. Чаемая Россия // Степун Ф.А. Сочинения. С. 518.

⁴ Ницше Фридрих. Так говорил Заратустра // Ницше Фридрих. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. М., 1990. С. 83.

⁵ Соловьев В.С. Три разговора. С. 198.

⁶ Ницше Фридрих. Злая мудрость // Ницше Фридрих. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. М., 1990. С. 728.

⁷ Ницше Фридрих. Злая мудрость. С. 727-728.

⁸ Этот уклон в ориентализм у Ницше Соловьев отметил еще в 1897 г.: Ницше "успел только перейти границы филологии классической, чтобы впасть в филологию ориентальную" (Соловьев В.С. Словесность или истина? С. 30).

⁹ Розеншток-Хюсси Ойген. Заратуштра: обретение голоса // Розеншток-Хюсси Ойген. Язык рода человеческого. М. - СПб., 2000. С. 285.

¹⁰ Там же. С. 302.

¹¹ У русского писателя Леонида Андреева есть рассказ про слабодушного русского студента, который становится ницшеанцем и, не умея еще править людьми, не попав в стаю таких же, как он, доказывает себе свое величие самоубийством. И приятель самоубийцы "смеялся над Ницше, который так любил сильных, а делается проповедником для нищих духом и слабых" (Андреев Леонид. Рассказ о Сергее Петровиче // Андреев Леонид. Собр. соч. В 6-ти т. Т. 1. М., 1990. С. 238).

¹² Манн Томас. Философия Ницше в свете нашего опыта // Манн Томас. Собр. соч. В 10-ти т. Т. 10. М., 1961. С. 379.

¹³ Ницше Фридрих. Антихрист. Проклятие христианству. Афоризм 51. С. 677.

¹⁴ Там же. Афоризм 56. С. 683.

¹⁵ Соловьев В.С. Три разговора. С. 205.

¹⁶ Ницше Фридрих. Антихрист. Проклятие христианству. Афоризм 16. С. 643.

¹⁷ См. об этом мою статью: Антихрист, или Вражда к Европе: становление тоталитаризма // Октябрь. 2001. #1.

¹⁸ "В самую темную пору средневековья, когда азиатские тучи тяжело облегли Европу, именно иудейские вольнодумцы, ученые и врачи удержали знамя просвещения и духовной независимости под жесточайшим личным гнетом и защитили Европу против Азии; их усилиям мы по меньшей мере обязаны тем, что могло снова восторжествовать более естественное, разумное и во всяком случае немифическое объяснение мира и что культурная цепь, которая соединяет нас теперь с просвещением греко-римской древности, осталась непорванной. Если христианство сделало все, чтобы овосточить Запад, то иудейство существенно помогало возвратной победе западного начала; а это в известном смысле равносильно тому, чтобы сделать задачу и историю Европы продолжением греческой задачи и истории" (Ницше Фридрих. Человеческое, слишком человеческое // Ницше Фридрих. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. С. 448-449).

¹⁹ Ницше Фридрих. Сумерки идолов, или Как философствуют молотом. С. 587.

²⁰ В марте 1922 г. Ленин, замечая, что массовый голод в России, людоедство и тысячи трупов на дорогах дают большевикам удобный момент (!) для решительных действий, требовал от В.М.Молотова: "Чем большее число представителей реакционного духовенства <...> удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше" (Известия ЦК КПСС. 1990. # 4. С. 193).

²¹ Франк С.Л. Духовное наследие Владимира Соловьева // Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 397-398.

²² Трубецкой Е.Н. Миросозерцание В.С. Соловьева. В 2-х т. Т. 2. М., 1995. С. 277-278.

²³ Если судить о здоровье страны по здоровью ее лидеров, то не забудем, что, как известно, у Ленина последние два года его правления врачи констатировали полный "распад личности" и явное безумие, что у Сталина находили паранойю и что не одна работа написана о некрофилии Гитлера.