Термин "большевистский переворот" вовсе не подразумевает случайного характера русской революции. Переворот был естественной частью этой революции, как термидор - естественной кульминацией аналогичных событий во Франции. Бонапартизм Сталина настолько очевиден, что его нет смысла обсуждать. Но ведь и "король-груша" Луи-Филипп вполне аналогичен череде наших карикатурных персонажей от Хрущева до Ельцина. Множественность российских "луи-филиппов" позволяет предположить, что карикатурность, нелепость пост-бонапартистского правления - явление социального порядка, то есть не подчиненное "законам" удачливости той или иной персоны. Скорее наоборот: тот или иной клоун оказывается правителем именно в силу того, что востребован именно клоун.

Эти же соображения можно распространить и на бонапартизм, который в нашей стране был представлен не одним лишь Сталиным, а большевиками в целом. Наконец, революционная романтика точно так же "ставила под ружье" приверженцев определенного стиля. Но если во Франции революционный романтизм противопоставлял Справедливость отжившей Легитимности, а прагматизм Термидора стремился к восстановлению Порядка, то в России тот же романтизм как раз связывал Справедливость с Легитимностью (власть, признанная обществом, считалась более легитимной/справедливой, чем аристократическое правление). С другой стороны, прагматизм большевиков допускал использование немецких денег и любые прочие доступные методы для захвата и удержания власти. Я не стану сейчас обсуждать вопросы о том, насколько "адекватно" русские революционеры понимали легитимность (то есть насколько здраво мальчики из одесских коммерческих училищ могли судить о "народных чаяньях") и насколько эффективной была политика русских постреволюционных прагматиков. Важен сам конфликт подходов.

Революционно-романтический подход в полной мере демонстрирует меньшевик Борис Осипович Богданов. Не то, чтобы он был во время революции (то есть февральских событий 1917 года) "самым главным". Просто его мотивы и поступки (а также мотивы и поступки его соратников) достаточно подробно описаны в воспоминаниях его дочери - что и позволяет нам сегодня хотя бы о чем-то судить.

Основной идеей, можно сказать - священной идеей деятельности Богданова была та самая легитимность. Еще в 1904 году, когда арестовали Н.Гродского, для осуществления личного контакта с арестованным был выдвинут Богданов, "как наибольший франт". Операция закончилась плачевно: "он был схвачен полицейскими и изрядно поколочен. Шляпа исчезла, костюм изодран. В таком виде, под конвоем, доставили его сначала к родителям... а потом - в тюрьму, где он просидел месяца полтора. Это было первое боевое крещение."¹

Незначительный, конечно, эпизод, но очень символичный. Попытка договориться, продемонстрировать спокойствие и солидность натолкнулась на кулаки. На непонимание. Или, наоборот, понимание? Совместимо ли стремление к смене государственного порядка с этой самой солидностью, с легальностью, с элементарной порядочностью, наконец? Возможно, Богданову следовало воспринять этот эпизод не как боевое крещение, а как урок "революционной этики"... И, возможно, тогда не было бы того Богданова, о котором мы сейчас говорим.

15 июня 1905 года на рейде возле Одессы встал броненосец "Потемкин". Богданов оказался первым человеком "с берега", проникшим на борт. От лица одесской социал-демократической организации он предложил матросам присоединиться к движению рабочих. "Однако матросы меня не поддержали, - вспоминал потом Богданов, - заявив, что они - сила на море, а не на суше". Богданов пытался объяснить потемкинцам, что "дело не в мясе" - имеется в виду червивое мясо, с которого начался бунт на корабле. А матросы, скорее всего, чувствовали, что дело именно в мясе и ни в чем другом.

Но настоящее боевое крещение произошло позже, после ареста 1906 года: двадцатидвухлетнего юношу выбрали общим тюремным старостой социал-демократов. И практически сразу же в тюрьме начались волнения, во время которых Богданову пришлось стать буфером между заключенными и тюремным начальством. Итак, сорганизоваться и договориться, чтобы не допустить кровопролития, - вот пафос деятельности Богданова. С 1911 года Богданов официально именуется "ликвидатором", то есть сторонником ликвидации всей нелегальной стороны рабочего движения. Есть в этом нечто трагически-абсурдное, на самом деле - играть строго по тем правилам, которые собираешься изменить или отменить. Тем более что защитники правил часто сами эти правила нарушают (дело-то не в правилах, а в мясе!)

В 1915 году Богданов входит в состав руководства Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета. Официально целью Рабочей группы считалось предотвращение стачек на оборонных предприятиях (и Богданов как меньшевик-оборонец ничего против этой цели не имел), но сам Богданов видел в группе прежде всего "посредника между Государственной думой и рабочими". Пик легальной политизации рабочего движения пришелся на январь 1917 года, когда Рабочая группа распространила воззвание к рабочим столицы: "Пусть весь рабочий Петроград... дружно движется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии... Только учреждение Временного правительства... способно вывести страну из тупика и гибельной разрухи". Фактически это был призыв к легальному органу - Думе - опираясь на рабочее движение, "отменить" монархию. Естественно, 27 января Рабочую группу арестовали в полном составе. А революция пошла своим путем, путем цунами, огромной волны, для которой позиция Думы несущественна. Ровно через месяц эта волна вынесла Рабочую группу из "Крестов", превратив ее лидеров Богданова и Гвоздева в основных организаторов первого петроградского Совета.

Власть пришла, легла у ног, сказала: "Бери меня!" Но Богданову (как, видимо, и всем меньшевикам) была нужна не личная власть, а легитимная демократия в России. Основная работа Богданова - налаживание оргструктуры, основная цель - создание в России правительства, которому и должна будет принадлежать власть. А власть все кричала: "Бери меня!" - и кричала злобно. 3 июля к Таврическому дворцу стали стекаться вооруженные толпы солдат и рабочих с требованием к ВЦИКу - берите власть! 4 июля Петроград наводнили вооруженные матросы, окрыленные той же идеей: кто-то должен взять власть и отвечать за положение в стране. Через некоторое время матросы, помитинговав, отбыли из Питера ни с чем, но две тысячи самых упорных и озлобленных осталось в Петропавловской крепости. Разоружать их отправились Богданов и Сталин. Богданову, как всегда, удалось разрешить конфликт, а Сталин потом вспоминал: "Молодец Богданов! Одним брюхом разоружил матросов!"

Позже отношения между этими двумя деятелями сложились не лучшим (мягко сказать) для Богданова образом, но до сталинских лагерей были еще и ленинские Соловки, где Богданов, по традиции, оказался старостой скита. После Октября много надежд возлагалось на Учредительное собрание, которое осудит вопиющее нарушение большевиками всех и всяческих правил... А после разгона Учредительного собрания Богданов организует антибольшевистское рабочее движение. И оказывается в Петропавловке, а позже - в Соловках.

Вполне стандартная (для революционера, и не только русского революционера) судьба Б.О.Богданова, равно как и судьбы прочих меньшевиков - это ответ на пошлый вопрос "почему меньшевики проиграли?". Меньшевики "проиграли" потому, разумеется, что они не играли, не стремились что-то выиграть.

Интереснее другое. Легитимность, как видно из опытов французской и русской революций, вовсе не является ценностью, накрепко привязанной к "романтизму" либо к "прагматизму". И если "проигрыш" романтиков прагматикам предопределен, это вовсе не значит, что прагматики обязательно должны действовать в ущерб (так или иначе понятой) легитимности: все определяется тем, насколько легитимность целесообразна.

Примечаниe:

¹ Здесь и далее цит. по кн. Богданова Н.Б. Мой отец - меньшевик. СПб, 1994.