Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Национальный вопрос / Политика / < Вы здесь
Меняется ли российская ментальность? Окончание
Мы взрослеем и становимся скучными

Дата публикации:  13 Ноября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Начало - здесь.

Завтра, завтра - не сегодня!..

В VI-м выпуске "Голосов из России" Герцен напечатал "Письмо к издателю "Колокола" (автор до сих пор неизвестен). Хочу привести оттуда слова, по-чаадаевски сурово и жестко характеризующие нашу ментальность: "Забота об будущем не в нашем духе; на словах готовы мы взвалить на свои плечи хоть все человечество, будем социалисты, демократы, будем говорить об высокой честности с глазами в крови; на деле - боимся всякого труда, всякой мысли, живем настоящей минутой; наш чиновник ворует для того, чтоб покутить, купец мошенничает, чтоб сыну чин доставить, мужик работает, чтоб пьяну напиться. Даже материальной заботы об будущем нет; на того, кто об этом думает, в России показывают пальцами, он предмет насмешек и неприязни"1. Иными словами, мы видим невероятный, не свойственный, пожалуй, ни одной другой культуре разрыв между мечтой и реальностью, ибо "мечта о будущем" не есть "забота о будущем".

Ради мечты можно страдать и сражаться, быть винтиком и кирпичиком, утешая себя мыслями об "общем деле", что "ради всех". Забота требует самостоятельной деятельности, муравьиной хлопотливости в построении собственного дома, труда на себя, что предполагает в культуре независимую личность, которая так и не смогла выработаться в общей массе российского народа, всегда трудившегося на "чужого": на татар, на казну, на царя, на барина, на партократию. Неумение, непривычка строить сегодняшнюю жизнь приводит к желанию жить "настоящей минутой" (пока "не отобрали" заработанное), не думать о перетекании сегодняшнего дела в завтрашнее (новый хозяин - новые приказы: а сам себе не хозяин), то есть в реальное будущее, а потому возникают мечты об утопическом прыжке через время, через века, где получат оправдание и сегодняшние бессмысленные страдания и нелепица жизни. Такова российская "неевклидова математика", преодоление мира, где "все противоречия вместе живут" (Достоевский), идея "единого мига" (так подробно прослеженная у своих героев тем же Достоевским), предполагающая добиться всего не постепенным многолетним трудом, многовековым развитием, а разом - прыгнув через столетия. Только такой мечтой о будущей всеобщей счастливой и равной жизни можно утешить рабов, к тому же и не знающих иного состояния, кроме принудительной общинной уравниловки. Поэтому и вроде бы осуществленная мечта оборачивалась новой модификацией рабства (как у Шигалева: "все рабы и в рабстве равны"), оставаясь жить в народном сознании в качестве мифической реальности ("как хорошо было при Сталине!"), воображенной духовной соборности, "подлинного равенства" и коллективизма.

О возможности изменений

Так можем ли мы зажить по-другому? Теперешние процессы - говорят они об изменении ментальности или просто разыгрывается очередной вариант сказки про белого бычка, повтор реформ Александра II, расслоение, а потом новый взрыв?.. Да и вообще - может ли меняться ментальность?.. Ответить однозначно на этот вопрос нельзя. Попробуем порассуждать. Скажем, в XV веке трудно было даже отдаленно предположить, что в этой стране проявится гений такого гуманного и всеотзывчивого, всеевропейского поэта, "славянского Моцарта" (Томас Манн), как Пушкин!.. А ведь появился! И появился целый слой, сословие, которое стало жить интересами культуры, причем открытой всем европейским влияниям, воспитывая своих детей на поэзии Пушкина. А в каком-то смысле это важнее многих социальных реформ. Ибо реформы, то есть сознательное влияние на жизнь, - результат появления рефлектирующего слоя: так полагали, к примеру, русские просветители. Русская поэзия стала второй церковью, по сути заместив сервильное, государственное православие с его казенной верой. Как христианство влияло на человечество, создавая из варваров цивилизованных людей, так и русская литература, выросшая на христианстве, оказалась фактором гуманистического просветления русской ментальности. Однако великий самообман российской интеллигенции, попытка перехитрить историческую закономерность, перескочить из российского настоящего в гипотетическое европейское будущее привели к катастрофе: гуманистические черты были стерты и восстановились, восторжествовали архаические, агрессивные и изоляционистские особенности ментальности, нашедшие на новом историческом витке свое выражение в сталинизме.

Что же происходит в последние годы? Тирания принудительного единомыслия ушла, но многие жалуются: стало легче дышать, но труднее жить. Исчезает "духовность", творческое начало. Принуждение политическое сменилось экономико-социальным. Люди не думают о высоком, стали прагматиками, стараются жить на западный манер, "продавая свое духовное первородство за чечевичную европейскую похлебку". Можно, конечно, ответить банальностью - что тому, кто хочет жить духовно, помех нет, бочка Диогена и служба ночным сторожем всегда возможна, а вообще-то за свободу надо платить, и что ни дай - ничего не жалко. И если культура не сумеет противостоять натиску денежного мешка (хотя противоборствовала государству), то очень обидно, но тогда такую духовность не жалко: во всяком случае, западные интеллектуалы, писатели и художники постоянно показывают, что они способны на независимость. Но лучше не говорить банальностей, а посмотреть на конкретные идейно-смысловые сдвиги в нашей культуре за последние тридцать лет.

Апология частной жизни как шаг к раскрепощению

После колоссального выброса энергии, длившегося с 1917 до середины 50-х, русский народ не выдвинул ни одной мессианистической доктрины и не воспринял таковой. Основная идея, начиная с Хрущева, - жить не хуже, чем в Европе и Америке ("догоним и перегоним Америку по производству мяса, молока и масла!"). Пропал страх перед государством, а также любовь к нему. Уже в 70-е годы в передовых слоях интеллигенции развивается апология частной жизни в противовес коллективно-государственной. А интеллигенция в России задает направленность социально-общественного движения. Октябрьская революция явилась, как полагают весьма многие, результатом усилий русской интеллигенции и русской литературы. Именно поэтому, так говорят теперь, революция семнадцатого года была великим порывом и прорывом к светлому будущему, пусть даже не состоявшимся. А в наши дни торжествует мещанин и спекулянт безо всяких идейных запросов. Но, надо сказать, что и нынешний перелом связан с полувековым (если не больше) стремлением русской интеллигенции (диссидентство и вся потаенная, тамиздатовская и самиздатовская литература) вернуться на тот путь европеизации, с которого она сама помогла сойти России в 1917 г. Именно это и происходит. Причем - с невероятной активностью. И характерно, что нынешние радикалы - националисты и неокоммунисты - мечтают не о новых победах, а пытаются сохранить хоть что-либо из старого. Речь идет не только о территориальных потерях и приобретениях, но и об идейно-духовном наследии, которое, как им кажется, полностью отвергнуто.

Но это совсем не так. "Чистый" национализм в России никогда не работал, однако всегда облекался в идеи всемирности. Только в этом случае можно было ощущать себя носителями высшей истины (будь она идеей Третьего Рима или пролетарского интернационализма - все равно) и испытывать превосходство над непоследовательными, а потому и враждебными иноземцами. И этот основной архетипический механизм культуры, определявший ее ментальность, остался прежним. Его можно назвать склонностью к заимствованию или тягой к всечеловечности, понимавшейся Достоевским как способность к целостному восприятию всей европейской культуры. Только нынче всемирные идеи другие, ибо изменилась ценностная ориентация и геополитическая структура мира, - идеи открытого общества, рыночной экономики, которые, хоть и в диковатом российском исполнении, уже не ведут к изоляционизму, ибо разрушают жупел "вражеского окружения".

Что же дала эта новая мировая идея? "Теперь толкуют о деньгах!" И правда, толкуют. Пропагандируют впервые в истории не верную службу, а умение работать на себя. Забыв о "светлом будущем", все хотят быть уверенными не в послезавтрашнем, а завтрашнем дне. Но пока по-прежнему живут "настоящей минутой". Слишком укоренен страх перед непредсказуемыми действиями государства, на первый взгляд, бессильного, но при том вполне замещающего собой гражданское общество. Точнее сказать, оно бессильно в области защиты человеческой личности, а также потеряло власть и желание принуждать граждан к труду, но, как прежде, всесильно в своих помехах развитию независимой от него экономики.

Государственные структуры хотят все так же контролировать экономику, чтобы собирать с нее жатву налогов и взяток. От этой неопределенности в нашей жизни царит по-прежнему беспредел, не регулируемый даже идеологией. Избавленное от коммунистических и партийных обязательств и прикрытий, российское троекуровское хамство стало откровенным. Население растерянно, как больной после гипнотического сна. К работе больше не принуждают, а по-другому еще надо научиться. Поэтому в глазах агрессивность, безумие и тоска по палке, заставлявшей что-то делать...

Отказ от мифологем - путь к взрослости культуры

Многие черты, характеризовавшие до сих пор нашу ментальность, бледнеют, стираются, уходят в прошлое. Исчезает постепенно психология окруженной данайцами Трои, а соответственно, проходят и чувства изолированности и "законной гордости", мессианизма и хилиастического будетлянства. Становятся предметом рефлексии национальные мифы - прежде всего о соборности. По глубокому соображению С.С.Хоружего, понятие соборности, оформившееся в трудах А.С.Хомякова, никогда не отождествлялось им с общинностью и другими сходными понятиями, ибо соборность - дело не мирское, а Богочеловеческое и благодатное. "Однако же, - замечает он, - в скором будущем эту грань с пугающей легкостью разучились видеть - а потом научились отрицать. Соборность неуклонно, все сильнее и откровеннее заземлялась, лишалась благодатного содержания и низводилась до простого социального и органического принципа: в известном смысле, этот процесс - сама суть идейной эволюции славянофильства... В этом процессе вырождения пути соборности перекрещивались с путями социалистической идеи... Поэтому в той же нисходящей линии оказываются, в конце концов, и все коммуноидные вариации на темы коллективизма, совпатриотизма или нацбольшевизма"2. Но также и об особом пути (после снятия железного занавеса можно было убедиться, что путь каждого народа - особый, и все народы по-своему выходили и продолжают выходить из варварских структур безличного коллективизма); о государственности, якобы присущей русскому народу по самой его сути; об общинности, которая, как подтвердил опыт нынешнего столетия, есть не что иное, как фискально-государственный способ держать народ в беспрекословном подчинении (один отвечает за всех, а все за одного - из этой формулы не вывернешься): колхозы, заводские коллективы, бесчисленные партячейки...

Александр Зиновьев где-то заметил, что нынешняя Россия становится и станет столь же скучной, как Бельгия и Голландия. Пока не заметно. Да и то сказать: такой скучной жизни Россия еще не испытывала, она для нее в диковинку, а потому на ближайшую сотню лет такая жизнь нам и не грозит. Трезвость и благоразумие - это пока для нас нечто новое и необычное. Да уже и хватит, пожалуй, интересовать мир своими бедами и трагедиями, гордясь ими как знаком отличия от других. Во всяком случае, мечты о "красивых и возвышенных" трагедиях - удел людей сытых и жестокосердных, желающих любоваться пожаром извне горящего дома: что-то от психологии Нерона, сжегшего Рим. Россия, конечно же, остается Россией, а российская ментальность - российской ментальностью. И российские проблемы, трудности и особенности никуда по взмаху волшебной палочки не денутся. Но, возможно, завершается наконец затянувшийся период детства культуры, уходит инфантильность, "подростковость", наступает зрелость, "взрослость"... Быть взрослым нелегко, больше ответственности, но это и некоторая гарантия от самоубийственных и жестоких поступков, свойственных молодости.

Примечания:


Вернуться1
Голоса из России. Кн. VI. London, 1859. С. 122-123.


Вернуться2
Хоружий Сергей. Хомяков и принцип соборности. // Здесь и теперь. 1992. # 2. С. 80-81.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Национальный вопрос' (архив темы):
Максим Брусиловский, Ассимиляция: много наций - одна империя /13.11/
Не путать с русификацией!.. Но путаница неизбежна: само разнообразие толкований термина "нация" говорит о его неудобстве.
Сэмюэл Ф. Хантингтон, Здоровый национализм (окончание) /12.11/
Бог - основа американского консерватизма, Гоббс - пророк. Войны неизбежны. Основной враг Родины - либеральная космополитическая элита... Звучит пугающе, но здраво.
Владимир Кантор, Меняется ли российская ментальность? /09.11/
Наша самоидентификация во многом "виртуальна". Из тяжелого "сегодня" никаким способом нельзя было получить качественное "завтра", оставалось лишь надеяться на "светлое послезавтра". В соединении с мессианизмом эти надежды дали русский футуризм (не только в искусстве).
Военно-патриотическое воспитание в условиях национального триобразия /09.11/
Сказка на ночь.
Сэмюэл Ф. Хантингтон, Здоровый национализм /08.11/
Во время холодной войны национальная самоидентификация американцев основывалась на противостоянии СССР. По окончании холодной войны источником самоидентификации является противостояние всему миру: "Америка несет в мир добро".
Владимир Кантор
Владимир
КАНТОР
Доктор филос. наук, профессор

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: