Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Национальный вопрос / Политика / < Вы здесь
Колониальная модернизация и исламский мир
Дата публикации:  20 Ноября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

XX век был ознаменован крушением колониальных империй Запада. Колониальная эпоха кончилась внезапно: между 1950 и 1965 гг. фактически прекратили свое существование Британская, Французская, Голландская империи. Испанские колонии получили независимость еще в XIX веке, а вот Российская империя в ее советской инкарнации просуществовала несколько дольше - до 1991 г. (а в определенной степени существует и поныне - в виде Сибири, Поволжья и Северного Кавказа). Эпоха западной экспансии навсегда изменила судьбы неевропейских народов. Многое из того, что происходит сейчас на пространствах, которыми совсем недавно управляли из Лондона, Парижа и Москвы, является последствием тех решений, которые принимались в метрополии столетия назад.

Судьба населения завоеванных территорий могла быть разной - некоторые племена были сметены с лица земли, другие - уцелели и даже во многом сохранили прежний уклад жизни под владычеством новой власти. Возможны были и все без исключения промежуточные варианты - от почти полной ассимиляции до почти полного сохранения традиционных структур.

Самым крайним случаем было уничтожение местного населения или, гораздо чаще, его уничтожение с элементами ассимиляции. Не надо думать, что уничтожение это всегда было результатом резни. Наоборот, резня - то, что в наше время назвали бы геноцидом - была все-таки исключением даже во времена конквистадоров. Главный удар наносили не мушкеты завоевателей, а принесенные ими болезни, к которым у аборигенов не было иммунитета. Особо уязвимыми оказались племена охотников и собирателей, которые жили в природном окружении с небольшой плотностью болезнетворных микробов. Те народы, которые к моменту завоевания уже перешли к земледелию или кочевому скотоводству, как правило, избегали эпидемиологической катастрофы - какой-никакой иммунитет к "болезням земледельческой цивилизации" у них уже имелся.

Промежуточным вариантом было выживание народа на части былой территории и, до недавнего времени, при весьма низком социальном и экономическом статусе. Такова судьба североамериканских индейцев, малых народностей Сибири, австралийских аборигенов. Надо отметить, что во второй половине XX века, особенно в последние 20-30 лет, ситуация во многом изменилась: малые народы и их культуру стали "охранять". Теперь порою выгодно быть представителем "коренного меньшинства" - особенно для тех, кто собирается делать карьеру. Впрочем, среднестатистический представитель этих меньшинств по-прежнему уступает потомкам завоевателей и по доходам, и по образованию, и по продолжительности жизни.

Однако в большинстве случаев ассимиляции, да и то - частичной, подвергалась только верхушка. Простой же народ, как правило, не слишком ощущал, что отныне его правителем является не очередной Меч Ислама, Светоч Правоверных, а, скажем, Белый Царь или Виндзорская Вдова. И Меч Ислама, и Белый Царь были одинаково далеки от простого декханина, так что его жизнь поначалу продолжалась по издавна заведенным порядкам - лишь с небольшой поправкой на достижения НТР, которые с начала XX века худо-бедно проникали повсюду (сначала - в виде телеграфа и железной дороги, потом - в виде радио и, увы, АК-47)... Впрочем, в большинстве случаев жизнь новых подданных империи действительно становилась лучше. В актив "колониалистам" и "империалистам" можно записать многое: прекращение междоусобных войн (правда, взамен от "туземцев" периодически требовали участия в войнах Империи), запрет рабства, ограничение судебного произвола, санитарно-гигиенические реформы, повышение образовательного уровня, да и вообще - все то, что в XIX веке пышно именовали "плодами цивилизации и культуры". Именно по этому сценарию - "колонизация без ассимиляции" - сложились судьбы большинства народов Британской Индии, российско-советской Средней Азии, французского Индокитая. Нечто похожее происходило и в Африке, но этот регион представляет собой особый случай, так как он был во многом защищен от европейского проникновения своим ландшафтом и климатом.

Самым "крепким орешком" для колонизаторов оказались страны с развитой земледельческой цивилизацией - те самые, которые в советской историографии именовались "феодальными" (термин привычный, хотя и спорный). Конечно, европейская экспансия изменила судьбы всего мира. Империи принесли с собой не только новую технологию, но и связанную с ней новую идеологию, и остаться в стороне от перемен не смог никто. Однако страны, которые на момент появления колонизаторов уже имели развитую государственность, смогли модернизироваться, не потеряв при этом своего "этнического лица". Едва ли кто-нибудь возьмется утверждать, что Вьетнам или Лаос, которые провели под французским правлением почти столетие, являются сейчас более "вестернизированными", чем никогда не терявший формальной независимости Таиланд (скорее уж - наоборот). Даже после полутора веков британского правления большинство жителей Гонконга не владеет английским. Конечно, из этого правила есть исключения - например, Индия с ее англоговорящей верхушкой, но в целом закономерность налицо.

Наиболее невосприимчивыми к культурному давлению Запада, ко всем попыткам "русификации", "обыспанивания", "офранцуживания" оказались народы исламского мира. В большинстве исламских стран элита, вышедшая из землевладельцев и купечества доколониальных времен, освоила язык колонизаторов и их обычаи, но это знание предназначалось преимущественно для общения с самими колонизаторами. Народ же оказался не затронут даже этой поверхностной ассимиляцией - несмотря на то, что на рубеже XIX и XX веков основная часть исламского мира оказалась включенной в состав европейских колониальных империй - Российской, Французской и Британской. Британцы в целом были противниками ассимиляции и всегда проводили четкую грань между правящими и управляемыми. Французские и, в заметно меньшей степени, российские администраторы, наоборот, предпринимали сознательные попытки ассимиляции своих подданных. Ассимиляция и модернизация при этом часто понимались как синонимы, приобщение к французской культуре автоматически означало и приобщение к прогрессу (впрочем, после революции 1917 г. советская политика в Средней Азии была направлена не столько на ассимиляцию, сколько на модернизацию региона). Сейчас, спустя 40 лет после падения Французского Алжира и спустя 10 лет после ухода России из Средней Азии, можно с уверенностью сказать: политика эта окончилась провалом. Западные идеалы не показались массам более привлекательными, чем привычные, родные нормы ислама, не проникли в их сознание. В этом, кстати, радикальное отличие мусульманского мира от стран Восточной и Юго-Восточной Азии, которые успешно модернизировались, не ассимилировавшись. В некоторых случаях (Корея, Тайвань, Сингапур) усвоение западной экономической модели оказалось настолько успешным, что ученикам, кажется, удалось превзойти своих учителей. Однако сейчас нам интереснее не успехи модернизации, а ее провалы - а самые крупные провалы происходили именно в исламском мире.

В России-СССР определенная этническая ассимиляция "исламских территорий" имела место только на окраинах Средней Азии, в Казахстане и, отчасти, Киргизии, но ситуация там сильно отличалась от собственно среднеазиатской: кочевники-казахи, принявшие ислам только в XVIII веке, не славились укорененностью в вере и были весьма восприимчивы к внешним влияниям (что вообще довольно характерно для степняков). Вдобавок, обилие относительно свободных земель делало возможным массовую миграцию в Казахстан русских и вообще славянских крестьян-поселенцев. В самой же Средней Азии - Таджикистане, Узбекистане, Туркмении - ассимиляция носила поверхностный характер. Показательно, что даже к концу советского правления рядовые жители среднеазиатских республик не слишком хорошо владели русским языком. Полным провалом окончились и попытки насаждения атеизма - деревня осталась поголовно мусульманской.

Впрочем, в некоторых отношениях модернизация все-таки была (или казалась) успешной: за годы российского и советского правления резко вырос образовательный уровень, заметно увеличилась продолжительность жизни, далеко продвинулась урбанизация. Влияние ислама в его традиционных формах заметно ослабло, а жизнь горожан, по крайней мере внешне, протекала во все более "европейских" формах. Возникла и укрепилась литература и печать на национальных языках. Наконец, сами нации современной Средней Азии во многом являются результатом политики большевиков, которые сначала провели по своему разумению границы между республиками (т.н. "национально-государственное размежевание" 1920-х гг.), а потом всячески способствовали тому, чтобы внутри этих границ формировались нации более или менее современного типа. Однако где-то после 1970 г., когда советская власть потеряла былой задор и модернизаторский пафос, традиция и тесно связанный с ней ислам начали в этом регионе контрнаступление, которое после падения СССР резко усилилось.

Несмотря на всеобщее школьное образование, распространение радио и телевидения, среднеазиатское село осталось закрытым для модернизирующего российско-советского влияния. Произошла, правда, перестройка земельных отношений, но председатель колхоза со временем стал вести себя так же, как веками вел себя крупный землевладелец, "бай". За небольшими исключениями, крестьянской колонизации Средней Азии славянскими переселенцами не происходило - и происходить не могло (речь здесь, повторяю, не идет о Казахстане и Киргизии). Для них там просто не было свободных земель. Плотно заселенные оазисы и долины не оставляли места для новых переселенцев, пространство для которых можно было "освободить", лишь сгоняя с земель местное население. Такие варианты действительно всерьез обсуждались в начале XX века, то есть во времена, когда колониальные державы довольно часто прибегали к подобным мерам. К чести царского правительства, у него хватило здравомыслия (а может, и порядочности) для того, чтобы отказаться от таких планов. И в досоветский, и особенно - в советский период вся русскоязычная иммиграция направлялась в города, которые к концу советского периода были действительно во многом русифицированы. Приток в регион русского населения достиг пика во время войны, но уже с пятидесятых годов начался обратный процесс. В 1959-1988 г. доля коренного населения во всех республиках Средней Азии в неуклонно увеличивалась, а удельный вес русских, как и почти всех других "нетитульных" народов, снижался.1 В Узбекистане, например, в 1959-1988 г. доля русских сократилась с 13,5% до 8,4%, в Таджикистане - с 13,3% до 7,6%.2

После провозглашения независимости выезд русскоязычного населения принял массовый характер. В 1989-1997 г. доля русских в населении Узбекистана упала до 4%, в населении Таджикистана - до 3%.3 Одновременно с этим в самих государствах пост-советской Средней Азии происходит возрождение традиционного уклада жизни, традиционной политической культуры. Симпатии выросшей при Советской власти элиты по-прежнему на стороне Турции (единственного по-настоящему стабильного светского исламского государства), но вот среди масс все популярнее идеи радикального ислама. Радикальный исламизм для них является, в первую очередь, наиболее приемлемой и понятной формой протеста против нынешних порядков. Пока модернизированная элита еще держится, но давление низов нарастает - медленно, но верно.

Едва ли следует искать корни этих проблем Средней Азии в "преступной политике большевизма" или в "ошибках коммунистической партократии". Наидемократичнейшая Франция столкнулась с той же самой проблемой в Алжире - самой важной из своих мусульманских колоний. Вообще говоря, новейшая история Алжира весьма поучительна для россиянина, интересующегося проблемами СНГ - в частности тем, что показывает, какими могли бы быть результаты переселенческой колонизации Средней Азии.

Возможно, именно благодаря своей приверженности универсальным "правам человека", французы в своих колониях были последовательными ассимиляторами, и до поры до времени именно в Алжире ассимиляция продвигалась наиболее успешно. К двадцатым годам XX столетия в колонии существовала вполне секуляризированная арабская элита, многие из членов которой были французами в большей степени, чем сами французы, - и именно выходцы из этой элиты и основали движение за независимость. Результатом стала кровавая Алжирская война 1954-1962 гг., в ходе которой гальская утонченность лидеров не помешала обеим сторонам совершить все положенные в таком случае жестокости. Суммарные потери сторон, как обычно и бывает в гражданской войне, никем точно не подсчитывались, общепринятая цифра - 250 тысяч убитых, пессимисты же говорят о 600-700 тысячах трупов.

Особую ожесточенность борьбе за Алжир придавало присутствие в колонии многочисленного французского населения. Уже к 1847 г. в Алжире на отнятых у местного населения плодородных прибрежных землях было расселено 109 тысяч переселенцев. Приток переселенцев продолжался и позже, в то время как численность коренного населения в середине XIX века сокращалась в результате депортаций на малопригодные для жизни земли, болезней и террора. В результате к 1881 г. в колонии проживало 300 тысяч французских переселенцев, а к 1961 г. их было уже 1,2 млн. - чуть больше 10% всего населения Алжира. Многие из них были франко-алжирцами в четвертом и даже пятом поколении и, соответственно, считали эту землю своей. Именно франко-алжирские поселки, церкви, клубы, больницы стали во время войны главными объектами террористических атак повстанцев, которые таким образом выживали незваных переселенцев, - к тому времени переселенцами себя не считавших. Правительственные войска и жандармерия, естественно, выступили в защиту французов и обрушили на арабские поселки всю свою карательную мощь.

Война 1954-1962 гг. кончилась победой повстанцев и изгнанием французской администрации. Вслед за ней пришлось отправиться на "историческую родину" и французским переселенцам. Пришедшая к власти в Алжире радикальная элита носила светский характер, и поначалу в стране установилась лево-националистическая диктатура "социалистической ориентации". Однако с течением времени исламская традиция стала брать верх над импортированным и, казалось бы, почти победившим модернизмом - во многом благодаря заигрываниям с исламом части правящей элиты. В декабре 1991 г. первые в постколониальной истории Алжира свободные выборы окончились внушительной победой радикальных исламистов. Армейская верхушка немедленно организовала военный переворот. Военные и поддержавшая их городская элита отчасти стремились защитить свои привилегии, а отчасти - предотвратить "победу средневекового мракобесия". В ответ исламисты, верные алжирским традициям, развернули масштабную и крайне жестокую террористическую кампанию, которая переросла в полноценную гражданскую войну против военного режима и его сторонников. К настоящему времени ее жертвами стало более 100 тысяч человек, и конца войне по-прежнему не видно. На стороне власти - сила государственной машины, сочувствие светской франкофонной элиты, поддержка Запада, который в данном случае предпочел забыть о святости и нерушимости результатов выборов. На стороне повстанцев - героизм бойцов, сочувствие многих (если не большинства) рядовых алжирцев, общая для глубинки неприязнь к правящему секулярному режиму. Исход борьбы неясен, но очевидно, что она унесет еще десятки тысяч жизней. Обеим сторонам предстоит еще совершить немало зверств и подвигов...

Специально для россиян замечу, что не смогла остаться в стороне от конфликта и Франция, которую исламисты не без оснований считают главным источником поддержки режима. Традиционные связи с Алжиром привели к тому, что во Франции возникла большая арабская диаспора, присутствие которой вызывает зубовный скрежет у местных националистов. Из среды этой диаспоры и выходят боевики, которые время от времени организуют теракты. Цель террористов - проучить Францию, показать, что она не может безнаказанно вмешиваться во внутренние дела Алжира.

Случай Алжира интересен тем, что из всех арабских стран он, пожалуй, подвергся наиболее серьезной модернизации при колониальном правлении. Похоже складывалась и судьба Ирана, который в последние годы правления шаха стал почти что светским государством. В семидесятые годы интеллектуалы космополитического Тегерана обсуждали те же проблемы, что и их братья по классу где-нибудь в Нью-Йорке, дамы из высшего общества охотно демонстрировали экстравагантные наряды, а в ресторанчиках можно было посидеть за вполне парижским ужином. Однако пришел 1980 г. - и стало ясно, насколько поверхностной была вся эта модернизация, насколько мало затронула она большинство народа. В мгновение ока самая секуляризованная (после Турции) страна исламского мира превратилась в оплот радикального фундаментализма.

В других странах ислама в последние 20-30 лет тоже происходят похожие процессы: на всем пространстве мусульманского мира исламская традиция возрождается и вытесняет западное культурное влияние. Старые прозападные элиты, пришедшие к власти в годы деколонизации, все чаще отступают перед натиском снизу, и им на смену приходят суровые бородачи в чалмах.

Что же дальше? Контрнаступление ислама будет продолжаться в обозримом будущем. Скорее всего, на всем пространстве исламского мира будет продолжаться смена светских правительств фундаменталистскими или полуфундаменталистскими режимами.

Все эти проблемы касаются и нас. Не надо строить иллюзий: Россия - бывшая колониальная держава. Возможно, официальная историография и может убедить самих россиян в том, что Россия и СССР не были колониальными державами вообще или были колониальными державами "особого рода", в которых метрополия постоянно и бескорыстно помогала периферии. Подобных рассуждений в литературе хватает - и многие им верят (не зная, что "дотационный" характер не столь уж и необычен для колониальных империй XX века). Беда в том, что все эти рассуждения - вне зависимости от их справедливости - за пределами Государства Российского вряд ли кто принимает всерьез. Для тех же стран Средней Азии все достаточно однозначно: Россия - бывшая метрополия, на которую уже по одной этой причине можно возложить вину за многие нынешние проблемы региона и с которой, соответственно, особый спрос. Какую позицию перед лицом этой проблемы (или, как все чаще говорят на американский манер, "этого вызова") следует занимать России?

Главный соблазн - продолжение старой империалистической политики новыми средствами и в пределах новых, достаточно скромных, возможностей, иначе говоря - пресловутая "Большая Игра": финансовая и военная поддержка светских режимов (по преимуществу - откровенных и весьма свирепых диктатур), борьба с исламизмом, участие во всякого рода "антитеррористических" коалициях. Временами все это, наверное, имеет смысл, но важно не слишком увлекаться этой игрой и помнить о неизбежных последствиях такой "активной политики": об огромных расходах, о цинковых гробах, о толпах беженцев и, конечно же, о террористах. Чем активнее участвует в борьбе с "фундаментализмом" та или иная страна, тем скорее привлечет она к себе внимание любителей нанести "ответный удар" и организовать джихад на территории гяуров.

С другой стороны, процесс "исламского возрождения" не вечен. При всех своих нынешних успехах, в более отдаленной перспективе радикальный ислам, похоже, обречен. В отличие от стран Дальнего Востока, которым удалось успешно приспособиться к новым порядкам и создать исключительно эффективную экономику, страны ислама не могут похвастаться особыми экономическими успехами (исключением являются "нефтяные монархии", но это результат простого везения, да и нефть, как известно, не вечна). Рано или поздно выяснится, что все попытки возродить идеализированное общество XI века в веке XXI обречены на неудачу, что фундаменталистские режимы все более отстают от своих соперников-соседей экономически и технологически. Результат этого осознания предсказать легко - особенно тому, кто знаком с недавней советской историей. Новые поколения устанут и от проповедей радикалов, и от их несбывающихся пророчеств. Режимы начнут терять свой изначальный задор и постепенно смягчаться. Хороший пример этому - Иран, который в последние двадцать лет потерял заметную часть былого религиозного радикализма и все более становится вполне "нормальной" капиталистической страной (между прочим, более демократической, чем большинство светских режимов региона). Конечно, речь идет об очень длительных процессах, но история вообще - процесс длительный. Важно не наломать дров сейчас.

Примечания:


Вернуться1
В.И.Котов. Народы союзных республик СССР. 60-80-е годы. Этнодемографические процессы. Москва, Институт российской истории РАН, 2001. Стр.200 (более подробное описание процесса, с разбивкой по республикам и этническим группам, см. стр.199-204).


Вернуться2
Там же, стр. 249 и стр.253.


Вернуться3
Г.Витковская. Десять лет вынужденных миграций в Россию. - "Население и общество". #32. Нябрь 1998 года. Стр.3.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Национальный вопрос' (архив темы):
Разберется ли милиция в национальной политике? Руглый стол #13 /20.11/
Ругань по существу. Суровый мужской разговор на неполиткорректные темы ведут: Вадим Орлов, Андраник Мигранян, Аслан Папшуов и Александр Дугин.
Сергей Маркедонов, Вольное казачество /19.11/
- или казачество "от вольного"? О теоретических патриотах "страны Казакии".
Михаил Ремизов, Погибнуть за статус-кво /16.11/
Несколько слов к вопросу о "национал-либерализме". "Нация граждан" - это нация формальных граждан, которые и мобилизованы могут быть только формально. Заметки по следам недели.
Об оживлении межнациональных отношений /16.11/
Сказка на ночь.
Павел Федосов, Бегущий человек /16.11/
Хорошее отношение к беженцам. Люди-странники - вестники Иного. Они - знак катастрофы. Бог приходит в образе бомжа.
Сергей Читатель
Сергей
ЧИТАТЕЛЬ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: