Некогда Остап Бендер произнес знаменитую фразу, которую с затаенным вздохом повторяла вся советская интеллигенция, особенно в "застойное время": "Заграница нам поможет". Казалось, что вот приедут дяди из Европы или из-за океана и построят начальству материально-техническую базу коммунизма, а интеллигенции дадут свободу. Прошли годы, как будто и свобода появилась, и компьютеры, и Интернет пришли к нам с Запада, а ожидавшегося нами разумного устройства общества все нет и нет.

Мы пришли к тому, с чего начинали наши предки: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет"¹. Нет порядка, нет трудолюбия, нет прилежности. Производим мало, да и это малое производство сокращается. Зато есть воровство (сверху донизу), спекуляция, коррупция, полный произвол, С отчаяния кажется, что пришла пора вновь посылать за варягами. Вот и президент вроде бы туда стал ездить, и принят там почти как свой, и оптимисты жадно слушают, спишут ли нам очередные долги. А пессимисты ворчат, что при старой идеологии мы были сильнее всех.

Но не забудем, как мы отказались от старой идеологии, которая была для наших отцов воплощением революционного пафоса, пафоса переустройства мира. Отказались с благословения высшего начальства, кардиналов и пап этой идеологии. "Святые отцы" из политбюро настроили народ враждебно к марксизму - подобно тому, как тысячу лет назад князь Владимир, вначале ревностный защитник язычества, вдруг "повелел опрокинуть идолы - одних изрубить, а других сжечь"². Надо сказать, идеологи нынешней КПРФ тоже о марксизме мало вспоминают.

Почему это произошло? С чем мы остались, и каковы новые святыни?

При внимательном вглядывании в российские смуты и перестройки, начиная по крайней мере с Раскола и петровских реформ, становится ясно, что каждый раз России в разных обличьях являлся один и тот же манящий образ. Происходила глобальная корректировка российского пути по европейской модели. Удачная или неудачная - это уже другой вопрос.

Сегодня, когда говорят о выборе буржуазного пути, о необходимости "строек капитализма", слышатся и возражения: а может ли национальная культура что-либо выбирать, не развивается ли она по особым, своим собственным законам? Возражение резонное. Но разве не говорили и семьдесят лет назад, кивая на западную идеологию - марксизм, о необходимостии "строить социализм"? Ведь путь у России в самом деле особый, однако в него входит и постоянная ориентация на Запад. Это своего рода саморегуляция культуры. Почему она возникла? Тут нужен некий экскурс в прошлое.

Уже первое решение на заре нашей истории - принять христианство - определило европейскую основу развития России. Показательна молитва князя Владимира после крещения народа в Днепре: "Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали Тебя христианские страны"³. Россия вошла в число христианских стран, то есть стран европейских. Замечу (на это обстоятельство мало обращается внимания, а оно весьма существенно): крещение произошло до разделения церквей, до Схизмы. Тем самым близость к византийской церкви не означала вражду к католической Европе. Поэтому русские князья смело могли родниться с королевскими дворами всей Европы, не испытывая никаких моральных неудобств и никакой конфессиональной ксенофобии. Более того, российское православие играло по сути экуменическую роль, стоя на пути "из варяг в греки". Христианство явилось сознательным выбором тогдашней власти. А ведь была возможность и мусульманской ориентации, не говоря уж о степном паганизме.

Существует национальное предание, писал С.М. Соловьев, "это предание о выборе веры. <...> Выбор из многих вер есть особенность русской истории: другим, западным народам, нельзя было выбирать из многих вер, им можно было только переменить язычество на христианство. Но русское общество находилось на границах Европы и Азии; здесь, на этих границах, сталкивались не только разные народы, но и разные религии; следовательно, обществу в таких обстоятельствах должно было выбирать из разных религий"⁴.

Когда недавние наши "князья и бояре" начала 90-х годов объявили, что они "выбирают капитализм", народ, кряхтя и охая, пошел за ними, потому что, несмотря на трудности, ему как идеал светила западная жизнь. Жизнь богатая, обильная, удобная и красивая. Надо сказать, что обращение к Византии поперек других стран тоже было связано с этим: Византия была богаче, пышнее, и ее богослужения своей роскошью произвели впечатление на русских послов. Не говорю уж о наиболее важных для тогдашней Руси торговых связях...

К сожалению, история оказалась мачехой для Руси. Одно из самых могучих и процветающих государств средневековой Европы вдруг было сокрушено нашествием Степи. Нечто подобное пережили и другие страны восточной Европы, попавшие под турецкое нашествие, способствовавшее закреплению конфессиональных различий запада и востока Европы. Татаро-монгольское завоевание стало самой грандиозной катастрофой в нашей исторической судьбе. Мы говорим об ущербе от Второй мировой войны, подсчитываем, сколько жертв принес нам режим семидесятилетнего правления большевиков (жертв не только физических, но и духовных). Каково же было влияние на народ почти трехсотлетнего татаро-монгольского ига!

Произошел своеобразный симбиоз завоевателей и завоеванных. Многие наши привычки, взгляды, типы поведения идут оттуда. Хотя бы взгляд на Западную Европу (от которой Степь резко отделила Русь) только как на объект грабежа, откровенного или завуалированного, как на мир не родственный, а чуждый. А степной произвол, сидящий не только в каждом нашем правителе, отметающем чуждые ему юридические европейские нормы и стремящемся все сделать силою своей прихоти и волевого решения, но и в каждом из нас? Привычка к покорству: любая власть от Бога. Интересно, что православная церковь была освобождена монголами от дани, ей были даны экономические привилегии, за что с амвонов провозглашались здравицы ("Чингиз царь и первые цари, отцы наши, жаловали церковных людей, кои за них молилися..."⁵ - говорилось, например, в ярлыке 1357 года). По рассуждению М.Н.Покровского, "татары прекрасно понимали ту элементарную истину, что оружием можно завоевать страну, но держаться в ней при помощи одного оружия нельзя. Что церковь предоставляла в их распоряжение свое влияние на верующих, этого нельзя было не оценить, и естественно было наградить за это церковь привилегиями"⁶. А совсем еще недавно церковь поддерживала КПСС и КГБ. Одна традиция. Впрочем, роль православной церкви всегда была двойственной: признавая только себя истинно христианской верой, проклиная "латинян" как еретиков, превратившись после падения Византии едва ли не в "племенную религию" (Чаадаев), православие в таком вот превращенном виде все же сохранило русский народ в качестве народа христианско-европейского, а не магометанского и не языческого.

Если раньше главным врагом Руси была Степь, то теперь под влиянием Степи таким сущностным, экзистенциальным врагом стал еще и Запад. С татарами боролись, они были реальным врагом. С их помощью крепла Москва, обратившая потом свою полученную под ханской сенью силу против самой Золотой Орды. Но в Западе видели врага едва ли не мистического, злокозненного, который пытается проникнуть и навредить не материально только, но и духовно, исказить святая святых Руси. Поэтому практически до XVII в. "еллинские и латинские борзости" были под особым запретом. Более того: европейское, "немецкое" трудолюбие и прилежание были высмеиваемы и презираемы за их мелочность, "бездуховность". Степь отучила наших предков трудиться на самих себя еще и тем, что вся земля, по "монгольскому праву на землю", принадлежала хану (затем это же право было усвоено московским князем и распространено на всю Московскую Русь). Татарское иго было сломлено, внешний враг отброшен от границ государства. Москва перестала платить дань. Но осталась привычка к поборам - давать дань, взимать дань - с покоренных ли народов, со своих ли собственных жителей, которые тоже рассматривались как объект грабежа, как пленники и рабы собственного государства.

Сегодня все еще разыгрывается евразийская концепция (вариант новой эрзац-идеологии железного занавеса), утверждающая, что Степь спасла нас от Европы, помешав западной экспансии в Россию (Л.Н.Гумилев). Но дело-то в том, что Киевская Русь сама была Европой и, не раз на равных сталкиваясь с западноевропейским рыцарством, как раз не сумела противостоять Степи и - после героического, но недолго сопротивления - нашла своих квислингов, сумевших приспособиться к нравам завоевателей. Александр Невский разгромил шведов и немцев, но ездил на поклон в Золотую Орду. Заметим, что его локальные битвы на реке Неве и на Чудском озере происходили в то время, когда пал Киев, когда вся Русь пылала под ударами войск Батыя. Интересно, что восприятие Невского как защитника именно Руси (а не татар) от Запада - результат идеологической переработки последних столетий. В народном сознании князь стал святым за борьбу с татарским нашествием (если судить по русским народным духовным стихам):

И вышел на врагов
Славный новгородский князь,
Новгородский князь Александр Невский.
Он разбил и прогнал
Нечестивых татар.
Возвратившись со войны,
Во иноки пошел⁷.

Ситуация символическая. И все же поклоны русских князей были вынужденными и неискренними. Как столь же неискренней была ненависть советских людей к европейскому стилю жизни. Семьдесят лет нас приучали не любить Запад, ибо он - потенциально-актуальный враг. И вдруг народ в свободном голосовании ринулся за "жуликами-демократами", пообещавшими народу "открыть Запад". Это был не просто факт вестернизации, как, скажем, в Японии, это была очередная попытка - не всеми осознанная - с помощью Запада вернуться в Европу. Но хочет ли сам Запад нам открыться? Ведь свое место в Европе не получают в подарок, "за так", его добиваются, его отстаивают непрестанными усилиями.

Петровские реформы, возвращавшие стране на новом этапе прежний статус европейской державы, были вызваны внутренней потребностью возвращения своего утерянного Я. Несмотря на столетия татаро-московской изоляционистской политики, Россия продолжала ощущать себя европейской страной. Новой идеологии Петр не заимствовал, но православие (которое, "оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру"⁸) заставил без околичностей, просто и прямо служить государству - чтоб не мешалось, не путалось под ногами в процессе европеизации страны, не было препятствием в восстановлении полноценных контактов с Западной Европой.

Возвратный шаг к Европе был сделан решительно. Послепетровская Россия европеизировалась все глубже и интенсивнее. Однако возникшее под сенью ханской власти самодержавие, бывшее в какой-то момент, по словам Пушкина, "единственным европейцем в России", не в состоянии оказалось преодолеть само себя, европеизироваться до того, чтоб дать европейскую свободу своим подданным. В результате образованные слои (от дворянства до разночинцев) восприняли как свою национально-общественную миссию - внести идею свободы в сам принцип жизнедеятельности России. Народ, разумеется, хотел освобождения от крепостной зависимости, но не очень понимал идей демократии и более всего мечтал о своей земле - и сытной жизни. Освобождение народа выбивало реальную экономическую основу свободы образованного слоя. Ибо свободный досуг русской культуры создавался на базе крепостничества. Установление же европейских норм порядка и воспитания, уважения к науке и культуре, понимания важности духовного производства для благосостояния страны не сразу могло войти в сознание народных масс, ибо требовало исторического времени. В результате пришедшая с Запада идея марксизма, которая вроде бы примиряла народные желания сытой жизни ("не хуже немцев") и духовные стремления к свободе у интеллигенции, привела к потрясшей все основы национальной жизни революции, сызнова отторгшей Россию от Европы.

Интеллигенции казалось в те годы, что социалистическая идея поможет достичь реального единства с Европой, не перестраивая национального менталитета, ибо опирается на столь понятную русскому духу идею коллективизма. Забывалось, что на Западе идея коллективизма разрабатывалась, по мысли Кавелина, как антитеза слишком развитому индивидуализму. А потому и коллективизм там был иной - на базе личностной культуры. Усвоить же революционным рывком основной принцип западного жизнеустроения - свободу и независимость личного бытия - невозможно. Ибо это результат длительного развития определенного этапа антропогенеза - личностной цивилизации, укореняющейся медленно и с трудом. Возможна была лишь гигантская мистификация нового единства России и Запада.

Окончание следует.

Примечания:

¹ Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси. XI - начало XII века. М., 1978. С. 37.

² Там же. С. 131.

³ Там же. С. 133.

⁴ Соловьев С.М. Взгляд на историю России до Петра Великого // Соловьев С.М. Соч. В 18-ти книгах. Кн. XI. М.,1995. С. 22-23.

⁵ Цит. по: Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. М., 1933. С. 129.

⁶ Там же.

⁷ Голубиная книга. М., 1991. С. 292-293.

⁸ Пушкин А.С. Собр. соч. В 10-ти т. Т. 10. М., 1962. С. 309.