При всем этническом и культурном многообразии Российской империи и ее геополитического преемника - Советского Союза, любые масштабные проекты в них осуществлялись на основе альянса великорусского и украинского народов. Российская империя, при всех возможных претензиях к ней, была совместным великорусско-украинским политическим феноменом. Когда гармония этих отношений по тем или иным причинам нарушалась, страдала не столько отдельно Россия или отдельно Украина - страдал весь восточноевропейский цивилизационный проект, который был (в явном или завуалированном виде) продолжением проекта византийского.

Именно Украина стала той "критической массой", которая превратила в XVIII веке Московское царство в Российскую империю, в 1922 году позволила образовать СССР (и собственно в качестве союзного государства, а не унитарного с автономиями), а в 1991 ликвидировать это государство, именно Украина превратила СНГ в пустую формальность, консолидировав на постсоветском пространстве антимосковски настроенные режимы в неформальный блок ГУУАМ.

Примечательно, что только после присоединения части Украины к Московскому царству в середине XVII века государственная идеология последнего обогащается "киевским" сюжетом (во многом благодаря "Синопсису" Иннокентия Гизеля) - четко осознанным представлением об исторической преемственности между Киевской и Московской Русью, а также представлением о "триедином русском народе" и о самодержце "Великой, Малой и Белой Руси"; первым идеологом империи стал украинский барочный писатель Феофан Прокопович. В определенном смысле Российская империя образовалась путем синтеза московской системы власти и киевской образованности, а импероосновательной мистерией для нее стала Полтавская битва, значительно пошатнувшая положение собственно украинской государственности.

В последующий период российский имперский дискурс своим развитием и углублением в немалой степени обязан мыслителям, писателям, государственным и церковным деятелям украинского происхождения - св. Димитрию Ростовскому (Тупталу-Савичу), братьям Разумовским, Гоголю, Михаилу Максимовичу, св. Иоанну Шанхайскому (Максимовичу), св. Лаврентию Черниговскому. Почти все отцы-основатели евразийства были этническими украинцами (и "малороссами" по культурно-политической ориентации) - именно они в наибольшей (хотя и явно недостаточной) степени осознали роль украинского начала в строительстве Большого Континентального Пространства.

Государственность, оформленная в царствование Петра I, была в значительной степени искажением идеала сакральной цивилизации - это проявилось, кроме всего прочего, также и в подавлении собственно украинского начала. Русификация Украины, унификация культурной и политической сферы по "петербургскому стандарту", вопреки расхожему заблуждению, вела именно к ослаблению, а не к усилению имперского начала, свидетельствовала об отходе от принципов священной Империи в сторону западнических либеральных и абсолютистских моделей. В пределах Российской империи оказалось невозможным реализовать ни имманентно великорусские, ни имманентно украинские этические и метафизические идеалы: новое полусекулярное полицейско-бюрократическое государство перемололо и Московское царство (в XVII веке), и Запорожскую Сичь (в XVIII веке) с их эсхатологической устремленностью и системой сакральных идеалов.

Российская империя, а потом и СССР были бы во всех отношениях более устойчивыми структурами, если изначально позиционировали бы себя на уровне официальной идеологии прежде всего как великорусско-украинские проекты, если бы украинская шляхта и дворянство была легализована в политико-правовом пространстве Российской империи именно как украинская. Если бы, в конце концов, два народа, а не один великорусский (или как вариант, "единый русский народ", понимаемый как совокупность великороссиян, украинцев и белорусов, принявших русский литературный язык и отказавшихся от своих этнокультурных особенностей) считались государствообразующими.

Однако сами украинцы пока исторически реализовались не как активный формотворческий - имперообразующий этнос, но скорее как пассивный - имперонаполняющий и импероудерживающий. Роль украинской диаспоры для России выходит за рамки обычного национально-культурного меньшинства - украинская диаспора в России имеет системообразующий характер. Так, если русские, попавшие на Украину, нередко чувствовали себя носителями определенной исторической миссии (например, установление Советской власти в Восточной Украине и в предвоенный период в Галичине, борьба с "бандеровцами" после войны, государственное и промышленное строительство), то украинцы, оказавшиеся в России и не ощущающие, как правило, никакого провиденциализма в своей миграции, службе или любой иной деятельности, фактически и были той силой, которая "собирала" Большое Евразийское Пространство, "выстраивала" многие российские регионы.

Не случайно так популярна точка зрения на этногенез великороссов (вне зависимости от ее исторической достоверности и научной адекватности) как на процесс постоянной миграции представителей древнерусских племен с территории современной Украины в Северо-Восточную Русь и культурную ассимиляцию ими местных угро-финских и туранских племен. В XVII-XX веках этот процесс, согласно подобной точке зрения, трансформировался в непрекращающуюся миграцию украинцев в Россию и их "растворение" в великорусской среде.

Испытывая привязанность к степному и лесостепному ландшафту, украинцы более или менее равномерно расселялись по пространству Большой Евразийской Степи в широтном диапазоне Украины, то есть на юге европейской части России, в Казахстане, на Дальнем Востоке (похожие ландшафты украинские эмигранты заселяли по всему миру - в США, Канаде, Латинской Америке, Австралии).

Большое Евразийское Пространство (и особенно Северный Кавказ, Кубань, Нижнее Поволжье, Башкирия, Казахстан, Западная Сибирь, Дальний Восток - "Зеленый Клин") удерживается с XVII века и до сих пор в значительной степени именно этническими украинцами и их ассимилированными потомками: духовенством и чиновниками, крестьянами-переселенцами и казаками, военными и инженерами оборонных предприятий, нефтяниками и газовиками, изгнанными с Украины во время коллективизации "куркулями" и ссыльными-"бандеровцами". Украинцы составляли существенную, иногда доминирующую, часть и в первоначальной азиатской колонизации, и в "столыпинском" переселении, и в многочисленных "стройках коммунизма", и в миграциях советского времени - освоении Сибири, Крайнего Севера, казахстанской целины.

В 1639 году сподвижники Ермака с символичными именами - восьмидесятилетний казак Иван Черкас Александров ("черкасcами", как известно, называли в XVII веке восточных украинцев) и Иван Московитин дошли до Охотского моря и основали на побережье будущий город Охотск, что означало выход славянского евразийского государства к Тихому океану. Основание же самой Москвы связывается с деятельностью киевского великого князя Юрия Долгорукого, а ее мистическое возвышение начинается от митрополита Киевского и всея Руси свт. Петра, волынянина по происхождению. Именно ему принадлежит пророчество о Москве; он также благословил московского князя Ивана Калиту построить церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы (ныне Успенский собор Кремля), где совершалась коронация царей и настолование патриархов.

Занятно, но до прошлого года вполне символично для обозреваемой темы звучали и фамилии губернаторов граничных российских регионов (если, конечно, абстрагироваться от их личностей и особенно - от их деятельности): на западном направлении - Леонид Горбенко и Михаил Прусак (Калининградская и Новгородская области), на восточном - Евгений Наздратенко (Приморский край), северное - Александр и Алексей Лебеди, Леонид Рокецкий (Красноярский край, Хакасия, Тюменская область), южное - Николай Кондратенко и Евгений Савченко (Краснодарский край и Белгородская область). Красноречив и ряд имен украинцев - пионеров космонавтики и ключевых фигур советского ракетостроения, чьими трудами была обеспечена защита Большого Евразийского Пространства: Николай Кибальчич, Юрий Кондратюк (Александр Шаргей), Сергей Королев, Владимир Челомей, Михаил Янгель, Валентин Глушко...

На освоенные земли украинцы принесли с собою свои методы хозяйствования, свои стереотипы поведения, свою кухню, свое отношение к земле, сельскохозяйственные традиции и шире - свой образ обустройства окружающего мира. А элементы народной материальной культуры, как известно, намного стабильнее, чем национальное сознание, которое размывается уже во втором-третьем поколении переселенцев. В современной России немного людей, у которых не было бы родственников на Украине или украинских предков, украинское этическое влияние изменило антропологический облик великорусского народа - недаром в последнее время выделяется отдельный этнический великорусский подтип - "украинский" (наряду с поморами, сибиряками, донскими, уральскими и прочими казаками, старообрядцами некоторых согласий, центральнороссийским подтипом и т.д.). Несомненно также, что отток пассионарных мигрантов из Украины в Россию и другие республики бывшего СССР - на удержание Большого Евразийского Пространства - значительно ослаблял собственно украинский социальный, технологический и культурный потенциал.

На русскую культуру украинское влияние, украинский компонент, украинская тематика имели совершенно особое влияние (кстати, ничего похожего не было с белорусской культурой и белорусами, с которыми русским людям, как правило, всегда легче находить взаимопонимание, чем с украинцами). На протяжении последних столетий русская культура формировалась в постоянном диалоге прежде всего с западноевропейской и украинской культурами - тут можно вспомнить и т.н. "книжную справу" середины XVII века с никоновскими церковными реформами, и влияние XVIII века, и гоголевский след.

В русской советской культуре украинское влияние, помимо всего прочего, являлось катализатором для собственного рустикального дискурса - особенно это отразилось в кино сталинской эпохи.

В середине 1980-х в великорусском сознании ностальгия по "утраченному раю" деревенской жизни, по покинутой "малой родине" среднерусского "Нечерноземья" моделировалась эстрадными шлягерами типа песни "Малиновый звон": "Малиновый звон на заре / Скажи моей милой земле, / Что я в нее с детства влюблен / Как в этот малиновый звон" (музыка Александра Морозова, уроженца Винницкой области, слова Анатолия Поперечного, уроженца Херсонской области, исполнение Николая Гнатюка - уроженца Ровенской области). В те же годы чуть ли не культовым стал фильм о проблемах великорусского крестьянства "Архангельский мужик" Анатолия Стреляного, уроженца Сумской области.

Исторически так сложилось, что "самые-самые" патриоты России (и имперской, и современной) - с Кубани (из кубанских казаков состояла даже охрана российских императоров, именно там был эпицентр Белого движения). Какой сейчас "самый-самый" из народных хоров России? Уже давно - не имени Пятницкого или Уральский, а Кубанский Казачий под руководством Виктора Захарченко, исполняющий "кубанские" народные песни типа "Розпрягайте, хлопц╗, коней" ("кубанскими" в данном случае является модернизированная форма "коней" вместо архаической украинской в винительном падеже множественного числа "кон╗", да аляповатый припев "Маруся раз-два-три...").

Оплот российского агропрома - Краснодарский край, Белгородская и Воронежская области, где большинство коренного населения - этнические украинцы (в том числе - черноморские кубанские казаки).

Однако украинская диаспора России имеет колоссальное значение и для самого украинского государства. Как правило, российским украинцам не присуще чувство ущербности, "младшего брата", им понятнее глобальный и стратегический масштаб мышления, для них естественен евро-азийский опыт (как чисто практический - скажем, совместное проживание с неславянскими народами, так и экзистенциальный).

Теперешняя прозападная ориентация значительной части украинской элиты может рассматриваться, помимо всего прочего, как контрреакция на доминирующее в официальной дореволюционной и советской идеологии представление о национальном призвании России и Украины: Россия мыслилась вполне эсхатологично - как "собирательница земель", "защитница православных народов", "надежда мира", "оплот коммунизма", а Украина - как "житница", "кадровый резерв", "всесоюзная здравница".

Внутри самой России существует несколько цивилизационных "швов", по которым при крайнем обострении тех или иных неблагоприятных обстоятельств государственное пространство может распасться. К таким относятся: граница славянских/неславянских регионов, "синего"/"красного" электоральных поясов, южновеликорусских/северовеликорусских субэтносов на европейской части России, границы доминирующего влияния различных группировок региональной элиты и т.д. Особенность реэтнизации (этнокультурного возрождения) украинской диаспоры заключается в том, что этот процесс не несет никакой угрозы национальной безопасности России. В силу различных исторических и культурных обстоятельств украинско-российские отношения основываются на принципе позиционирования российского начала как активного, украинского - как пассивного. Поэтому именно грамотная и разумная политика российской власти в отношении украинской диаспоры России может иметь не только узколокальное, но даже инструментально-стратегическое значение - крайне важное для правильной конфигурации баланса сил на постсоветском политическом и информационном пространстве.

В самой же Украине пока доминирует нетворческое, потребительски-прагматическое отношение к украинской диаспоре - как западной, так и восточной. Первая рассматривается в качестве "инвестора" - нередко для весьма сомнительных проектов. Второй же - в силу финансовой бесперспективности - вообще не придается никакого значения.

А ведь именно восточная (прежде всего - российская) украинская диаспора может стать значительной силой в разнообразных социально-политических и экономических проектах, реализуемых на Украине.

Проблема современной украинской политической элиты состоит в измельчении масштабов ее мысли и волевых способностей, в размытости политических ценностей и геополитических приоритетов, в закрытой системе элитного рекрутирования, в отсутствии ярких харизматических лидеров, в слабости молодой элитной генерации, в ограниченной способности к инновационному развитию.

В последнее время на Украину для сотрудничества приглашается немало российских специалистов по экономике, политологии, политическим технологиям, журналистике и другим областям; особенно их приток увеличился в преддверии парламентских выборов (31 марта 2002 года). Но большинство подобных "спецов" рассматривают "ту страну" (в противоположность "этой стране", т.е. России) лишь как место выгодного заработка - насколько известно, они все претендуют на значительно большие гонорары, чем местные коллеги; в самой же России имеет место высокая конкуренция. Отсюда и хищнически-паразитическое с их стороны отношение, нередко даже нескрываемое, к украинскому обществу. Несомненно, куда как интереснее российские кадры, связанные с Украиной духовными узами и своим генетическим происхождением.

Отсутствие в нынешней украинской политической элите харизматического лидера может быть преодолено путем реэмиграции из восточной украинской диаспоры "раскрученной", политически значимой в самой России фигуры. (Такое явление вполне нормально для центрально- и восточноевропейских стран - нечто подобное уже произошло в Литве, где президент Адамкус - бывший гражданин США, и Латвии, где Вике-Фрайберга - бывшая гражданка Канады; о возможности повторения реэмиграционного президентского сценария вполне серьезно говрилось и применительно к Чехии - в качестве кандидата рассматривалась Мадлен Олбрайт.)

Однако речь вовсе не идет о "заслании" на Украину "агента влияния", который бы лоббировал интересы российских олигархов. Просто российские масштабы бытия, наличие позитивного политико-психологического опыта сверхдержавы, вся российская действительность приучают человека к несколько иному типу поведения, воспитывают в нем иной тип мышления, крайне необходимый Украине.

Против реализации подобного сценария работают два фактора.

Во-первых, - Конституция Украины, статья 103 которой предусматривает десятилетний ценз проживания на территории государства (для изменения этой нормы необходимо не меньше 300 из 450 голосов депутатов Верховной Рады).

Во-вторых, реализации мешают определенные стереотипы мышления украинской элиты, ее корпоративная самодостаточность. Еще во времена СССР это четко проявлялось на примере разнообразных творческих союзов, в которых россияне активно блокировались с выходцами из других союзных республик, а украинские писатели, поэты, композиторы, художники, театральные деятели стояли как будто особняком. Тогда, понятное дело, речь не шла о политическом противопоставлении себя "старшему брату", но общее немалое количество членов всех украинских союзов создавало ощущение собственной значимости и притупляло интерес к соседям - при советской власти творцы украинской культуры не испытывали необходимости в психологической поддержке со стороны Москвы; не испытывают они ее и сейчас. Что касается политики, то человеку из Украины было намного проще сделать карьеру в Москве (особенно в послесталинский период, когда расклад в Кремле определяли выходцы с юга России и из Восточной Украины - от Хрущева и до Горбачева), чем москвичу - в Киеве (если он, конечно, не был чьим-то назначенцем). К примеру, в кавказских республиках соотечественников, сделавших карьеру в "самой Москве", считают чуть ли не пророками, а на Украине зачастую наоборот - "зрадниками".

Таким образом, и сохранившая национальную идентичность украинская диаспора России, и существующая на протяжении всей актуальной российской истории украинская миграция, имеют колоссальное значение для формирования всех аспектов российского мира - культурных, демографических, хозяйственных, геополитических, экзистенциальных. Одновременно украинцы России могут рассматриваться также и в качестве ценного интеллектуального и человеческого ресурса для возрождения украинского мира, нет никакого сомнения в том, что без восточной диаспоры не может быть полноценной Украины.