Что такое "востоковедение"? Если верить Словарю С.И.Ожегова, это - "совокупность наук о странах Востока". В целом согласен с ним и Большой Энциклопедический словарь: "Востоковедение - совокупность научных дисциплин, изучающих историю, экономику, языки, литературу, этнографию, искусство, религию, философию стран Востока".

Согласимся с мудрыми авторами словарей и мы, ведь эти определения подчеркивают главную особенность востоковедения - его комплексный характер. Единой "восточной" цивилизации нет и никогда не было, "Восток" состоит из нескольких цивилизаций, каждая из которых вполне уникальна. Определение "Восток" - это определение от противного, "Восток" - это "все, что не Европа". Понятно, что представление о едином "Востоке" может скорее мешать пониманию того, что происходит в Азии и Африке, но уже сам этот термин подразумевает: цивилизации Востока - иные, непохожие на Европу, и без понимания этой специфики изучать их невозможно. Представитель европейской страны может стать знатоком французской экономики, при этом не занимаясь специально французской литературой или историей, - во многом потому, что все ему необходимое он знает и так: из своего опыта, из школьной программы, из окружающей жизни. В конце концов, все мы знаем, кто такой Ришелье, где стоит Лувр и что означает Гонкуровская премия. Европеец, занимающийся Китаем, такой роскоши позволить себе не может: помимо своей "основной темы" (скажем, "история городов в эпоху Тан" или "особенности банковской системы КНР"), он должен потратить немало времени на знакомство со всей культурно-исторической средой Китая. Вдобавок, большинство восточных языков достаточно сложны для европейцев (не всегда потому, что языки сложны как таковые: часто трудности вызваны неразработанностью методик преподавания редких языков и отсутствием хороших, методически грамотных пособий). На освоение восточных языков требуется в несколько раз больше времени, чем на освоение языков западных, а востоковед, не знающий языка, - не востоковед вообще. Поэтому любой востоковед - по необходимости, комплексный специалист, который должен хотя бы немного знать обо всех областях жизни изучаемой им страны, то есть быть экспертом по стране, а не по проблеме.

Влияет ли эта комплексность на качество специальных исследований? Увы, влияет. Изучение языка, культуры, истории требует времени и ресурсов, которые приходится отвлекать от собственно "профессиональных" штудий, поэтому востоковеды-филологи, востоковеды-историки, востоковеды-экономисты обычно менее компетентны в филологии, истории, экономике, чем их занимающиеся Западом коллеги (разумеется, востоковеды в своем большинстве не согласятся с этим утверждением). За универсализм приходится платить. Однако есть у востоковедов и преимущества, которые дает взгляд со стороны.

Другая особенность востоковедения - это его прикладной характер. В отличие от большинства гуманитарных дисциплин, востоковедение - это и наука, и практика одновременно. С самого начала в востоковедении существовали два потока: "востоковедение ради знаний" и "востоковедение ради политики" ("политики" в самом широком смысле слова: от дипломатии до банковских операций, от миссионерской деятельности до шпионажа). При этом, однако, грань между востоковедением академическим и практическим всегда оставалась зыбкой и прозрачной. Это в целом шло на пользу востоковедам. Общаясь с "обычными историками", я всегда замечал свойственную им неконкретность мышления, склонность к абстрактному теоретизированию, а также явное непонимание того, как в действительности принимаются политические решения. Оно и не удивительно - никто из истфаковских "преподов" в жизни к подобным вещам отношения не имел. Большинство же востоковедов либо сами участвовали в принятии политических и деловых решений, либо присутствовали при этом в качестве переводчиков и/или экспертов-консультантов, либо же непосредственно общались с коллегами, имевшими соответствующий опыт.

Политическая и экономическая ситуация в собственной стране, характер ее деятельности в странах Азии оказывают определяющее влияние на всю направленность востоковедческих исследований. Вся история российского востоковедения (как, впрочем, и востоковедения любой европейской страны) является тому подтверждением.

Российское востоковедение: Времена доисторические (до Сверхдержавы)

Конечно, между востоковедением Российской Империи и востоковедением первых советских десятилетий существует немалая разница, но мы не будем сейчас особо вдаваться в нее - все, что было до 1945 г. (то есть до "эпохи Сверхдержавности"), для нас сейчас - предыстория.

Истоки российского востоковедения можно искать во временах толмачей Посольского приказа, но "настоящее" востоковедение - академическое, институциализированное, с регулярными учебными заведениями - появляется в России на рубеже XVIII и XIX веков. Его создателями часто становились как россияне, по тем или иным причинам долгое время прожившие на Востоке, так и выходцы из стран Востока, которые обосновались в России. Типичный представитель первых - скандально неудачливый миссионер и великий китаист Иакинф Бичурин, вторых - академик А.К.Казимбек, принявший протестантизм (!) дагестанский аристократ, который стал первым деканом Восточного факультета в Петербурге. Были среди отцов-основателей и "чистые" академисты, занимавшиеся в основном древней историей или теоретическим языкознанием. Впрочем, в те времена многие из "мертвых" языков оставались в изучаемых странах языками элиты, так что без владения санскритом или вэньянем не мог тогда обойтись и самый практический специалист. В целом же востоковедение XIX века было направлено именно на подготовку экспертов-практиков. Уже первая инструкция профессорам Казанского университета формулировала задачи с предельной ясностью: "ограничиться преподаванием языков арабского и персидского в том единственно отношении, в каком они могут быть полезны России по ее торговым и промышленным сношениям". В этом Россия не слишком отличалась от стран Европы: начиналась эпоха колониальной экспансии, и строителям империй требовались специалисты по странам, которые они собирались завоевывать, - отсюда и общеевропейский бум востоковедения, начавшийся во второй половине XVIII столетия. Кстати, теснейшие связи с европейскими коллегами были отличительной чертой дореволюционной школы востоковеденья.

Когда в середине XIX века и Россия всерьез приступила к колониальной экспансии, в стране уже имелись квалифицированные специалисты по всем сопредельным странам Востока. Главным центром подготовки востоковедов - как практических специалистов, так и "чистых ученых" - стал Восточный факультет Петербургского Университета. Кроме того, в Москве, Казани и, позднее, во Владивостоке существовали вспомогательные востоковедческие учебные заведения, которые готовили в основном практических переводчиков для нужд торговли и миссионерской деятельности.

1917 г. многое изменил в судьбе российского востоковедения. Во-первых, интернационалистический идеализм нового режима часто не мог смириться с существованием востоковедения как такового. В нем видели - не без оснований - инструмент колониальной политики, который по определению был реакционен и подлежал радикальному реформированию (осознание того, что востоковедение является инструментом любой политики, пришло позже).

Во-вторых, подозрения вызывал сам комплексный характер дисциплины: и история, и лингвистика, и экономика - все вместе, в одном флаконе. Идеологи новых властей стали задавать неудобные вопросы: почему существует "китаеведение", но не существует, скажем "франковедения"? Не отрыжка ли это реакционного, непролетарского подхода колонизаторов, которые стремились выделить угнетенные массы Востока из всемирно-исторического процесса? В результате восточные факультеты были расформированы: изучением истории стран Азии стали заниматься на исторических факультетах, экономики - на экономических, языков - на филологических. Последствия этого решения оказались печальны: выросло целое поколение востоковедов, которые еще кое-как, по западным книжкам, знали историю или экономику изучаемых стран, но совершенно не владели восточными языками (для того, чтобы выучить английский, достаточно обычных для истфака 4-6 часов в неделю, а вот для того, чтобы достичь таких же результатов в китайском, надо, как минимум, в два раза больше времени).

В-третьих, в практическое востоковедение стали приходить новые люди. Остались там, конечно, и те старые специалисты, которые согласились служить государству российскому в его новой, большевистской, форме (их было немало - куда больше, чем утверждают поклонники нынешней политико-идеологической моды). Однако большинство состояло из молодых коммунистов, которые горели желанием приложить "единственно верную" марксистскую теорию к реалиям Востока (которых они обычно толком не знали), а также из коминтерновцев, осевших в СССР и включившихся в местную интеллектуальную жизнь. Эта шумная и догматически-агрессивная молодежь к концу 1920-х гг. фактически монополизировала изучение современного Востока - за что и поплатилась со временем.

После переноса столицы в Москву все практически ориентированное востоковедение (то есть большинство востоковедов) постепенно перебралось туда вслед за НКИДом, Коминтерном и Инотделом НКВД. В Ленинграде остались те, кто занимался "классикой" - мертвыми языками, старой литературой, древней и средневековой историей. Именно "неактуальность", отдаленность от политики несколько защитила Ленинград в 1937 г. Для практического же востоковедения, сконцентрированного в Москве, 1937 г. стал страшным ударом. Почти все специалисты, занимавшиеся современным Востоком, были арестованы как шпионы разнообразных держав, террористы, троцкисты и бухаринцы.

Впрочем, надо отметить, что с начала 1930-х и до 1960-х гг. большинство востоковедов - даже занимавшихся самыми злободневными проблемами - были далеки от принятия политических решений. Их консультациями пользовались очень и очень редко - из соображений госсекретности. В результате внешнюю политику вершили люди, совершенно не подготовленные в страноведческом отношении.

Окончание следует...