Дуйгу Базоглу Сезер - одна из ведущих турецких специалистов по вопросам внешней политики. Она является профессором международных отношений в Университете Билкент в Анкаре.

Период геополитический изменений

Девяностые годы обещали открытие новой, позитивной страницы в истории российско-турецких отношений. С уверенностью можно утверждать, что за это время образ России как врага - образ, который был определяющим во время холодной войны, - существенно поблек. Он потерял большую часть своего влияния даже в тех кругах, где национальная безопасность является темой первостепенной важности. Было бы не совсем верным объяснять это ослаблением экономических и военных позиций России - такая великая страна, как Россия, скорее всего восстановит свою мощь через какое-то время. Более значимой причиной является новый образ России как страны более не одержимой идеей территориальной и идеологической экспансии, что было присуще ей в прошлом. Михаил Горбачев во время одного из своих визитов в Анкару в середине 90-х выразил это перед турецкой аудиторией следующим образом: "Россия до сих желает достичь теплых вод Средиземноморья через Турцию. Но теперь с помощью российских туристов".

Означает ли это, что теперь двухсторонние отношения полностью основываются на взаимном доверии? Ответом является "нет", и причины такого ответа будут изложены ниже.

Две структурных особенности изменяющегося регионального и мирового порядка оказывают важное и неоднозначное влияние на рост взаимного доверия в российско-турецких отношениях. Первая состоит в различных региональных геополитических проектах, к которым каждая из сторон чувствует свою принадлежность. Вторая заключается в глубокой, возможно системной, нестабильности, которая заполняет соседние регионы, граничащие с обеими странами.

Относительно первого пункта можно отметить, что обе страны расположены на пересечении двух в прошлом противостоящих друг другу континентальных систем - Трансатлантической и Евразийской. Турция принадлежит к первой и является единственной трансатлантической страной, напрямую выходящей к теперь открытому евразийскому югу. И Трансатлантический, и Евразийский миры чрезвычайно изменились с 1991 года. Но их видение будущего огромного пространства "от Ванкувера до Владивостока" продолжает различаться по многочисленному ряду существенных вопросов.

Например, Россия, остающаяся доминирующей силой в Евразии, оказывает упорное сопротивление возрастанию региональной роли внешних акторов, в первую очередь из-за убеждения в том, что бывшее советское пространство в Евразии является российской сферой. Трансатлантические силы здесь не приветствуются особенно. Другими словами, Россия придерживается "россиецентристского" видения Евразии, продолжая рассматривать ее, особенно на юге, как исключительную сферу российского влияния в вопросах стратегической безопасности и энергетических ресурсов. Это представление вносит элемент систематического напряжения в двухсторонние российско-турецкие отношения.

В случае с Турцией длительное членство страны в Трансатлантической системе у юго-западного порога Евразии оказывает схожее влияние на двухсторонние отношения, учитывая сохраняющееся недоверие России к НАТО. Турция обладает уникальной позицией в Трансатлантической стратегической системе благодаря доступу к некоторым субрегионам Евразии - Южному Кавказу, Центральной Азии и Северному Причерноморью - через географию, историю, язык и культуру. Соответственно, российские представления и политика изменяются под влиянием двойной роли Турции. С одной стороны, она воспринимается как стратегически важно расположенный южный сосед с обновленными интересами в бывшем советском пространстве, с другой стороны, как член НАТО в непосредственной близости от все того же пространства.

Все большая вовлеченность НАТО в дела Южного Кавказа, Центральной Азии и Причерноморья через программу Партнерство ради Мира (ПРМ) является основной причиной тревоги для Москвы, которая всерьез обеспокоена предполагаемыми планами расширения НАТО на юг - какими бы неправдоподобными они не выглядели. Статус Турции как члена НАТО приобретает особую значимость с учетом того факта, что Соединенные Штаты являются ее ключевым союзником. Эта единственная сверхдержава остается главной глобальной силой, которая осуществляет интеграцию южной Евразии в мировое сообщество через экспорт регионального сырья на мировые рынки путями, идущими в основном в обход России. По мнению Москвы, поддержка Соединенными Штатами нефтепровода Баку-Джейхан и Транскаспийского трубопровода, которые могут обеспечить существенное усиление региональных позиций Турции, является - или, может быть, являлась, учитывая неопределенность, окутывающую возможные решения администрации Буша, - показательным примером этой стратегии.

Второй структурный усложняющий фактор в российско-турецких отношениях: распространяющаяся и, возможно, систематическая нестабильность в соседних регионах, где обе страны заявляют о своих важных, а в случае России - жизненно важных интересах. По меньшей мере, в одной ситуации, вызванной вторжением Армении в Азербайджан в апреле 1992 года, они, казалось, балансировали на грани войны. Именно тогда Россия прибегла к открытой ядерной угрозе для сдерживания Турции - когда маршал Евгений Шапошников, возглавлявший вооруженные силы СНГ, предупредил об опасности возгорания "Третьей мировой войны" в случае, если Турция вмешается в конфликт, чтобы помочь азербайджанским силам отразить армянское наступление.

Как продемонстрировал это инцидент, турецкий и российский подходы весьма различались в вопросах, касающихся международных или межнациональных конфликтов, особенно на Южном Кавказе и на Балканах. Такие различия просматривались в течение продолжительного периода. Почти всегда две страны исходили из противоположных предпосылок в своем видении таких конфликтов, как в Боснии, Косово, Нагорном Карабахе и Абхазии.

Сепаратистские конфликты на Южном Кавказе уже зародили семена поляризации в регионе. Военно-стратегическая составляющая расходящихся позиций Турции и России только усилила эту скрытую тенденцию. Москва опирается на Ереван и Тегеран (альянс, к которому на некоторых уровнях примыкают и Афины), а Турция - на Баку и Тбилиси. Успех таких проектов, как Кавказский Пакт Стабильности, предложенный Турцией зимой 2000 года, потребует решительного отказа от региональной поляризации.

Короче говоря, положительным моментом является то, что российско-турецкие отношения избавились от непреодолимой напряженности и полного недоверия, основанных на восприятии России как врага. Негативным моментом остается неустойчивая природа внешнего окружения - особенно в Трансатлантической и Евразийской системах, где две страны вовлекаются в новые противоречия и блоки. Это оказывается структурным препятствием для возникновения взаимного доверия.

Управляемое геополитическое соперничество

Несмотря на напряженный фон, развитие отношений между двумя странами в 90-е годы лучше всего можно охарактеризовать термином "фактическое сближение". Такое состояние, хотя и не дотягивает до уровня отличных отношений, представляется весьма удовлетворительным, потому что представляет собой разрыв с глубоко укорененными паттернами прошлого.

Публичные проявления враждебности на государственном уровне практически исчезают; важность сотрудничества по широкому кругу вопросов, отвечающих национальным интересам, осознается обеими сторонами и заявляется публично; правительства воздерживаются от подстрекательской риторики, чтобы не волновать общественное мнение; официальные лица поддерживают постоянные контакты, чтобы обезопасить отношения от возникновения неожиданных кризисов.

Процесс фактического сближения подкреплялся двумя важными, но диаметрально противоположными тенденциями: управляемое геополитическое соперничество, с одной стороны, и уникальное экономическое сотрудничество, граничащее с взаимозависимостью, с другой.

Управляемое соперничество заключается в обоюдном признании Россией и Турцией друг друга в качестве геополитических соперников, особенно с учетом их роли и влияния в южной части новой Евразии. В политическом отношении это ведет к поведению - иногда хорошо продуманному, но чаще импульсивному - направленному на как можно большее ограничение свободы действий соперника и его долгосрочного влияния в регионе. Другими словами, следствием соперничества было желание вытеснить соперника. Гонка за получение основного энергетического трубопровода для транспортировки казахской, туркменской и азербайджанской нефти на Запад представляет собой прекрасный пример такого поведения.

Как уже было отмечено, вытеснение внешних сил из бывшего советского пространства было одной из основных целей России, которая надеялась превратить Содружество Независимых Государств (СНГ) в реально действующий механизм для реинтеграции бывших советских республик. Российская стратегия особенно затрагивала Турцию из-за осознания ей своих особых связей с тюркскими республиками - вообще, и из-за страха Москвы перед псевдоидеологией пантюркизма - в особенности. Турецкая политика в новой Евразии была также ограничительной. Она вырабатывалась для обеспечения двух взаимодополняющих функций: первое - содействие южным новым независимым государствам (ННГ) в укреплении их недавно обретенной независимости, особенно путем поддержки их интеграции в мировое сообщество; и второе - создание особых связей между Турцией, Азербайджаном и тюркскими республиками на основе общих этнических, лингвистических и культурных корней.

Объективно говоря, турецкие устремления содействовали - однако, косвенным образом - дальнейшему ослаблению российских позиций в южной Евразии. Некоторые круги в Турции, возможно, питали значительные пантюркистские мечтания в начале постсоветской эпохи. Однако спустя год или два стало ясно, что пантюркизм не входит в ближайшие планы новых независимых тюркских наций. Государственный переворот против президента Эбульфаза Эльчебея в Баку летом 1993 года был, видимо, поворотным пунктом, положившим конец турецким надеждам на создание широкого сообщества тюркских наций.

Неудовлетворительным было качество отношений и в других областях. Однако надо провести различие между отношениями с государствами Центральной Азии и Южного Кавказа. Именно в Центральной Азии Турции не удалось достичь настоящего прогресса. Здесь, кажется, необходимы новые подходы. На Южном Кавказе, наоборот, широкий спектр взаимодополняющего сотрудничества стал фактом в отношениях с Азербайджаном и Грузией.

Новое турецкое мышление по поводу Евразии оформилось в стратегию к лету 2000 года. На основе анализа событий прошедшего десятилетия, министр иностранных дел Исмаил Чем 23 июня 2000 года заявил, что отношения со странами Центральной Азии и Южного Кавказа обретут более прочную основу, если будут строиться на межгосударственном взаимодействии, а не на личных взаимоотношениях высокопоставленных государственных деятелей. Он выделил политическое, экономическое и оборонное сотрудничество как приоритетные области, в которых уже принимаются меры для проведения регулярных консультаций и развития взаимодействия.

Видимо, важно отметить, что новый турецкий подход к южным ННГ был провозглашен в то время, когда возрастала общественная поддержка претензий Турции на осевую роль в Евразии, на что Исмаил Чем обратил особое внимание. Не менее важной была его формулировка турецкого понимания "соперничества": "Мы не воюем. У нас серьезное соперничество. Мы мирно и рационально соперничаем... не только с Россией, но со всеми внешними силами в регионе".

Окончание следует