Удачливый бизнесмен - баловень статистики, а неудачливый - ее жертва. Если бы бизнесмены были экономистами, они бы не становились бизнесменами, зная, что вероятность удачи слишком низка...

Собственно, это можно сказать о любом "доходном деле". Поэтому политики не являются политологами, криминальные авторитеты - социологами, а эксперты остаются экспертами, не пускаясь в авантюры. Знание - источник не силы, а печали. Эксперты, правда, любят кивать на Фалеса Милетского, благодаря своим познаниям ставшего монополистом в области обработки оливок, однако пример Диогена более показателен, равно как и пример Платона, так и не сумевшего воплотить свою государственную модель. В конце концов, если бы знание было силой, то в болтовне a-la Фуко не было бы нужды, никто бы не ставил вопроса о "взаимоотношениях между интеллектом и властью", а образ очкарика, которого в школе колотят тупые хулиганы, не являлся бы хрестоматийным.

Я уже не раз поднимал тему "меритократии" (видимо, больную для меня), поэтому сейчас не буду возвращаться к утопии власти "очкариков" над "хулиганами", а лучше попытаюсь довести до логического конца рассуждения о знании и печали. Любая деятельность так или иначе может рассматриваться как "доходное дело" - поскольку любое действие диктуется осознанной или неосознанной целью. "Экспертный" подход к жизни предполагает как знание обо всех этих целях, так и знание о перспективах их достижения. Цели могут быть достаточно простыми, а перспективы - достаточно обнадеживающими, поэтому на "бытовом" уровне связь между знанием и печалью, вообще-то, не очевидна. С другой стороны, вопрос о "смысле жизни" сводится к вопросу "что есть Бытие?" - бессмысленному благодаря глаголу "есть". Таким образом, вопрошанию о целях положен естественный предел, который вроде бы заставляет нас оставаться на конкретном (бытовом) уровне и страхует, таким образом, от "философской" печали.

Однако вилка между элементарными целями (легко достижимыми) и целями "метафизическими" (размышление о которых невозможно) достаточно широка. В нее укладываются не только такие общечеловеческие ценности, как покой, богатство, честь, месть, любовь, но и весь (достаточно сложный и в ряде случаев достаточно индивидуальный) набор, составляющий "достойную жизнь" и "самореализацию"... Вот тут-то и наступает момент печали. Набор наших истинных ценностей рождается вместе с нами, он "вшит" в нас на уровне инстинкта, он призван руководить человеком точно так же, как аналогичные наборы инстинктивных устремлений руководят жизнью волка, крысы или медузы. Разница здесь в уровне сложности, то есть разница количественная. Зато разница между средой обитания человека и того же волка - качественная. Среда обитания человека настолько рукотворна, что из нее почти совсем исчезла естественная составляющая: биосфера заменена "техносферой" и "лингвосферой", естественная (неформальная) социальность вытесняется искусственной (формальной) - и достижение многих естественных целей, которым полагается быть элементарными, оказывается неожиданно сложным. Те же любовь и месть превращаются порой в неразрешимые проблемы (нытье по поводу неразрешимости которых составляет основное содержание так называемого "искусства").

Поступательное развитие "техносферы", выросшей в общественном сознании до размеров мироздания, питает "прогрессистские" иллюзии, согласно которым назад ("на ветку", "в пещеры") пути нет. Но если нет пути назад, то, может быть, открыт путь вперед?

Все надежды на "светлое будущее" так или иначе вытекают из стремления к смерти, из ожидания конца света. Конец света - это, разумеется, не "достойная жизнь", не "любовь", не "самореализация" - но хотя бы месть, воздаяние миру за "ущемленные аффекты" (обманутые инстинкты).

Знание о циклическом характере истории (то есть об "иллюзорно-компенсаторном" характере всякого рода эсхатологий) и является основной причиной печали: отомстить нам тоже не дадут.

Кирилл Якимец