Любая черта (граница, предел, дата), которую мы пересекаем или намерены пересечь (и пережить), имеет смысл (т.е. реальное для нас существование в качестве черты, предела, даты) только в соотнесенности с тем, что мыслится после нее. А потому, да здравствует очередной Новый год как очередная возможность и повод заглянуть "за горизонт"!

Но само по себе знание о будущем (если так в самом общем виде определить футурологию) - вещь для меня очень странная и в то же время очень человеческая. Странная она, потому что в рационально-логическом плане крайне проблематична, соткана из парадоксов. А человеческая, потому что представить человека без связи с будущим невозможно - это будет, извините, мертвый человек. Ведь даже сознательный отказ от знания (о будущем) есть форма знания и соотнесенности с будущим.

В нашем сциентистски ориентированном мире ответы на ключевые вопросы соотнесенности с будущим - о каком знании идет речь? и зачем оно необходимо? - узурпированы футурологией, понимаемой как наука. Знание должно соответствовать требованиям научной рациональности, то есть быть точным, по возможности простым, логически непротиворечивым, верифицируемым-фальсифицируемым, и в то же время служить основанием или путеводной звездой для действия и, именно, правильного действия. Я не собираюсь рассматривать здесь вопрос о самой возможности истинного знания о будущем - лучше читать Карла Поппера и тех, кого он и кто его критиковал. Но разброс (часто антагонистических) мнений по этому поводу есть, на мой взгляд, свидетельство (правда, не научное) того, что в рамках самой науки общезначимое и окончательное решение этой проблемы найдено быть не может.

Более интересной представляется задача определения общественного значения того противоречивого и полемичного знания, что продуцируется наукой. Существование любого научного знания завязано на некую общественно значимую функцию, пусть неочевидную или спорную. Футурология, ограничивающаяся чистым знанием ради знания, не может претендовать даже на статус научной фантастики. В некотором смысле предназначение футурологии состоит в постоянном упразднении самой себя в процессе собственной деятельности.

Общественное значение знания о будущем не определяется прогностической точностью. Во-первых, она всегда относительна. Порой вообще складывается впечатление, что удел футурологии состоит в том, чтобы предсказывать некие события, которые никогда не сбудутся (по крайней мере, в том виде и с тем значением какие предсказывались). Например, доклады Римского клуба, посвященные экологической проблематике, с их претензией на математическую точность прогноза сегодня в некоторых местах выглядят просто нелепо - настолько далеки они от реальности.

Во-вторых, уже приведенный пример показывает, что определить точность прогноза возможно лишь апостериори. Но в таком случае знание не может служить руководством к действию. В логике самой науки истинной оказывается максима: жизнь рассудит. Это разрушает исходную посылку футурологии, заключающуюся в сопряжении научного знания и действия. Тот же Поппер, осознавая на свой лад эту дилемму, провозгласил метод проб и ошибок главным методом научного знания. Соответственно, чтобы избежать ошибок, которые невозможно исправить, нужно отказаться от больших проектов, долгосрочных прогнозов, стратегического мышления. Это означает, если добавить пафоса, замыкание в трясине повседневности. Но есть ли гарантия того, что отказ видеть большие проблемы позволит их избежать?

В таком случае, науке достается лишь роль рационального обоснования решений, принятых вне нее, т.е. футурология оказывается формой рациональной самогарантии, рационального оправдания и рациональной же нейтрализации сегодняшних действий их предполагаемыми результатами. А роль путеводной звезды действия наука должна уступить иным формам рациональности (если, конечно, не считать, что мотивы человеческого действия поддаются лишь эмоционально-аффективному измерению). В самом деле, недостаток научно обоснованной информации не обрекает нас на бездействие. Мы способны находить силы и обретать психологическую устойчивость, пользуясь другими источниками. Макс Вебер в своей "Протестантской этике и духе капитализма" на примере теолого-психологического оправдания трудовой этики протестантов показал блестящий образец действенности механизма этической рационализации действия. Соответственно, свойственную науке интенцию редуцировать необходимое человеку знание о будущем к научному знанию, а рациональность к научной ее форме необходимо отвергнуть.

Собственно, саму способность рационального знания стимулировать действие можно поставить под сомнение. Знание неразрывно связано с категориями альтернативности, возможности и вероятности. А как еще Троцкий возражал Каутскому: в сознании относительности нельзя обрести мужества применять силу и проливать кровь. Дело, конечно, не в кровожадности - не всякая решимость сопровождается насилием. Но современное развитие науки - особенно естественных дисциплин и связанных с ними техники и технологий - возможно, ослабляет волю к действию, выходящую за рамки рутины повседневности. Знаменитая дилемма буриданова осла для нас не очень актуальна: мы так много знаем и умеем, что можем съесть обе кучки сена сразу.

Означает ли это, что ради поднятия "духа решимости" должно отказаться от науки. Однозначно нет. Вопрос правильности действий и их адекватности актуален как никогда или, по крайней мере, не меньше, чем раньше. Отказаться от науки как одного из действенных механизмов определения этой правильности будет безумием - в буквальном смысле слова. Другое дело, что задачей науки является не определение Истины, реализуемой в доктринерских программах и стратегиях, а постановка и посильное участие в решении проблем. Футурология должна не прозревать будущее, а быть устремленной в это будущее в форме проблематизации настоящего. Именно таковыми мне видятся значительные футурологические проекты - от христианства и становления самой науки до, например, марксизма и экологического движения. Дело не в истинности их прогнозов, наоборот, полемичность прогнозов выступала одним из условий их способности мобилизовывать людей.

Серьезные вызовы, на которые необходимо реагировать, не становятся вызовами, а тем более серьезными, сами по себе. Их необходимо осознать в качестве таковых, осознать здесь и сейчас - в этом состоит функция футурологии. Но степень серьезности вызова определяет не наука, а люди, которые или примут здесь и сейчас этот вызов как вызов самим себе, или нет.