Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20020108-dem.html

От писателей до террористов: "общество назначения"
Связь сталинского и американо-европейского проектов

Сергей Демидов

Дата публикации:  8 Января 2002

Чиновники от литературы за последние шестьдесят лет стали в России явлением само собой разумеющимся. Разнообразные поэты и писатели, иногда неплохие, были одновременно и функционерами системы. Дело оказалось взаимовыгодным и для государства спектакля, каковым был сталинский Советский Союз, и для тружеников пера. Кстати, общество спектакля, как и многое другое, появилось в чистейшем виде все-таки у нас, в России, и системе были чрезвычайно важны как раз деятели культуры для созидания такого общества. Маяковский ушел, поняв, что используется как материал в зловещем постмодернистком шоу, но система достала его и после смерти, назначив лучшим поэтом. Впоследствии эти назначения и самоназначения с одобрения начальства стали одним из самых загадочных и непостижимых элементов фантастического и гениального гала-спектакля. Да, первый опыт человечества по внедрению постмодернистких этики и эстетики на государственном уровне был наиболее впечатляющ. Объявление бездарей художниками - это еще что! Объявление тысяч людей шпионами экзотических стран, какими-то сюрреалистическими вредителями, представление сапожников и сантехников в виде романтических карбонариев и террористов - да по сравнению с Джугашвили Сальвадор Дали - жалкий подмастерье. Антиутопии Замятина и Оруэлла ни в коей мере не дотягивают до глубины и сложности Утопии. Великий вождь, как Гамлет, наставлял актеров, обреченных на заклание, и жадно следил за публикой-массовкой. И публика в страхе поворачивала глаза зрачками в душу - и видела там только следы непрощаемых прегрешений и понимала, что заслуживает самого строгого суда. Мышеловка неизбежно срабатывала. Сталинский пиар не давал осечек, и пиар этот должен бы изучаться современными политтехнологами как нетленная классика, прежде всего для того, чтобы было понимание главного - никаких рациональных результатов от политической или околополитической деятельности в постмодернистком обществе ждать нельзя. Хотим мы или нет, но мы живем в обществе тотального абсурда, теперь уже с маленькой буквы. Тот же Сталин был наиболее абсурдной фигурой осуществленного им проекта. И вот на этом, вагнеровского величия, фоне назначенцы от литературы (и от культуры вообще) отнюдь не терялись из виду. Они должны были соответствовать - и они соответствовали. Сплоченный коллектив советских писателей состоял из крепких царедворцев и действительно гениальных художников. А коллектив был, несмотря на доносы, публичные погромы и Варфоломеевские ночи. Мандельштам, к примеру, совсем не был чужим этой системе, он тоже был назначен, и мемуары его жены только лишнее тому доказательство...

Политкорректность, опять-таки, вовсе не американское изобретение. Политкорректность - это наше, родное, российское, сталинское. В основе национальных отношений в сталинской России лежала, прежде всего, политкорректность. Всем сестрам по серьгам. Биробиджан как прообраз Израиля. Когда старик дал волю своему антисемитизму, это означало, что маэстро уже не жилец на свете, выдохся. И действительно, вместе с гибелью Стиля погиб и его творец. Погиб Стиль, но стиль выжил. В девальвированном и замаскированном виде он был, в конечном счете, воспринят всем "цивилизованным" миром, и прежде всего - Америкой. Там, в Америке, в ход пошли другие технологии, но Утопия получилась хоть куда, и если вглядеться пристально, то это все та же Утопия Назначений или общество тотально-либерального Абсурда.

Не слишком ли запальчиво - спросите вы? Ну, во-первых, никто еще не сумел объяснить нам жизнь как нечто рациональное. Парадокс в том, что человечество в своей неустанной созидательной работе по сокрытию от самого себя своего безумия как раз и построило Утопию, в которой признаки иррациональности стали выпирать из всех щелей. Как говорится, строили-строили, и наконец - построили. Кто станет с этим спорить?! Да любой религиозный миф, пока им не переболели окончательно, есть абсолютная шизофрения, если настаивать на рациональности. Сжигание еретиков и разрушение небоскребов, джихад и крестовый поход, паломничество и святотатство - все это поиски пределов. Признать мир подлежащим выражению в рациональных величинах - значит признать достижимость этих пределов. Что и происходит. Абсурд должен знать свое место, и если он становится видимым, то дело зашло слишком далеко, и следует рационализировать иррациональное, как это и делал Сталин. Существует, однако, и другой путь. Одиннадцатое число показало, что желающие назначить Бога еще существуют, но действо оказалось слишком гениальным, слишком потрясающим, чтобы не заслонить собой любую идею. Мир просто застыл на мгновение в экстазе восхищения, вот и все. В результате произошло назначение не Бога, а Черта - дело привычное. Империя зла необходима этому миру, чтобы назначить себя империей добра. Это один из видов рационализации.

Родство гибнущего сталинского проекта и строящегося проекта западного, в послевоенной Западной Европе, конечно, никто не провидел. Интеллектуалы, очарованные эстетической стороной сталинской мистерии, столкнувшись с ней близко, когда уже почти ничего от нее не осталось, гуськом потянулись на строительство своего общечеловеческого Вавилона, не понимая, что она лишь буржуазная деконструкция довоенного большевизма.

Разве сообщество наций в единой Американо-Европе не напоминает чем-то довоенный Советский Союз? Все политкорректно равны, но кто-то равнее. Политкорректность плюс объявление добра и зла, все то же назначение изгоями, плохими парнями, сортировка по категориям соответствия универсально трактуемым идеалам.

Когда назначается тотально все - вожди, пророки, звезды, гении, изгои, преступники, святые и так далее, в этих условиях важным становится не быть чем-то и кем-то (это как раз совершенно не важно), а быть назначенным на соответствующую роль. И еще важнее - не быть назначенным на соответствующую роль. Не быть назначенным преступником, извращенцем, изгоем, коррупционером, шпионом, террористом и т.д. Потому что в случае такого назначения никакая политкорректность на вас уже не распространяется. На вас вообще в таком случае уже ничего не распространяется. А то, что не назначено чем-то, - то не существует вообще.

Юридическая регламентация жизни в "цивилизованном" обществе столь всеобъемлюща, сложна и противоречива, что фактически каждый взрослый житель той или иной страны с точки зрения того или иного закона является преступником. Кого правосудие выхватит из толпы, определяет все же простая случайность. Чьи-то политические амбиции, расчеты, общественные предрассудки играют, конечно, свою роль, но их значением можно пренебречь. За одно и то же "преступление" одного убивают, другого штрафуют, третьего награждают или сажают в сумасшедший дом. За то, что в одной стране не считается преступлением, в другой строго наказывают, и простое перемещение по земле может превращать человека из преступника в невиновного, и наоборот. С другой стороны, всем известные убийцы и мошенники очень часто процветают, потому что они убивали и обманывали тех, кого надо, или тех, кто никто. Все это опять же напоминает сталинскую убежденность в априорной виновности человека в чем-нибудь (и все равны в этой своей виновности) и произвольное назначение в его России людей, целых народов, или социальных групп шпионами, террористами, вредителями. И презумпция невиновности здесь ни при чем, и политкорректность тут ни при чем, так как можно назначить ее нераспространение, при необходимости, на соответствующие объекты. Ну разве что в кино рядом с плохим сербом (арабом, русским) необходимо будет поместить его бледную положительную копию.

Я начал эти заметки с литературы, чтобы, в конце концов, еще раз подчеркнуть ту деконструкцию абсурда, которая и привела сегодня к "обществу спектакля о спектакле". Важность, каковую отец всех народов придавал контролю за культурой, станет понятной, если учесть, что литература, настоящее искусство, как раз и занимаются выявлением иррационального (низкого абсурда) в жизни, скрывающегося под маской нормальности (высокое безумие трогать не будем). Набоков, например, видел в этом основной пафос Шинели, из которой все мы и вышли ("Николай Гоголь"). В мире, где все может быть назначено всем, пафос этот аннулируется.