Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Чеченский вопрос / Политика / < Вы здесь
Чечня: тьма низких истин
Дата публикации:  9 Января 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Пару лет назад попался мне на глаза русско-чеченский разговорник, выпущенный в 1930-е годы для красноармейцев. Там в числе самых первых стоял перевод фразы "Где бандиты?". Никак иначе в том разговорнике быть не могло: красноармеец действительно должен был прежде всего выяснить, "где бандиты". Так же звучит "вопрос номер один" и для сегодняшней российской армии в Чечне, и дай ей Бог разыскать-таки всех до последнего. Разговорники ей, правда, теперь не нужны: все взрослое население Чечни сегодня понимает по-русски (зато дети, выросшие при Дудаеве и Масхадове, - уже далеко не все).

Однако грустно становилось за того, кто, взяв разговорник в руки, составит себе впечатление о чеченцах как о народе, у которого ни о чем более и не спросишь. И еще вспомнилось, как во времена противостояния горцев русской армии в XIX веке генерал-майор этой самой армии Услар составил наиболее подробную по тем временам чеченскую грамматику. Неужели же в XX и XXI веках мы так и ограничимся десятитстраничными разговорниками, причем не только в языкознании, но также и в истории и в политике? И еще: неужто разговорник XXI века тоже придется начинать с фразы "Где бандиты?"

"Разговорников", подобных тому, о котором я упомянул, появляется в последнее время все больше. Причем, как ни парадоксально, пишут их люди, знающие Кавказ, судя по всему, не намного хуже барона Услара. Примером может служить цикл статей "История чеченского вопроса", опубликованных кандидатом политических наук П.Бирюковым.

С некоторыми его высказываниями нет желания спорить - такое больше хочется пропустить мимо ушей, сделать вид, что не расслышал или не так понял. Скажем, когда автор называет депортацию чеченцев в Казахстан и Среднюю Азию в феврале 1944 года "средством урегулирования острого конфликта", усугубившегося в связи с действовавшей на Кавказе дивизией СС, сформированной немецким командованием из чеченцев. Или когда чуть ниже позволение чеченцам вернуться домой после 1956 года называется "амнистией", причем наименование это в кавычки не заключается, несмотря на тот очевидный факт, что амнистия может распространяться только на человека, осужденного по приговору суда. Но что сделаешь, если милостиво амнистировать целый народ - неотъемлемое право московских властей. Кстати, говоря об "урегулировании острого конфликта", автору стоило бы поприветствовать таковое, наверное, не только в Чечне, но и, например, в Калмыкии, где не дивизия была на службе у немцев, а целый Калмыцкий Карательный Корпус (ККК), совершивший едва ли не больше преступлений, чем горские эсэсовцы. И еще стоит удивиться, почему в Украине не был "урегулирован" путем депортации всего населения "острый конфликт", связанный с деятельностью бендеровцев, а жителей России не сконцентрировали поголовно на Крайнем Севере после перехода на сторону противника Второй ударной армии генерала Власова.

Небесполезно попытаться понять, каким образом человек, в целом весьма критически относящийся к российской государственной политике всех эпох, пришел к такому восприятию чеченского народа, которое позволяет спокойно рассуждать даже о депортации 1944 года. Мое обращение к тексту Бирюкова продиктовано именно жаждой ответа на этот вопрос, а никак не желанием во что бы то ни стало доказать неправоту автора. И здесь трудно отделаться от ощущения, что в основе авторской концепции лежит миф. Миф - это не обязательно рассказ о том, чего не было. Он может, по крайней мере - в некоторых своих частях, повествовать и о реальности, однако "препарирует" ее с помощью особых, "работающих" только в жанре мифа понятий и схем. В нашем случае мы имеем дело с мифом о народе-антигерое. Он состоит из двух частей.

Часть первая: этногенез чеченцев "протекал в период первой войны горцев с Россией", вследствие чего они "едва ли не изначально складывались как антироссийски настроенная общность".

Остается удивляться, как это в начале первой Кавказской войны и, следовательно, этногенеза название данного народа уже было известно нашим классикам: "Злой чечен ползет на берег"... А так было известно, что название "чеченцы", действительно присвоенное этому народу царскими чиновниками, появилось как минимум еще во время кавказского похода Петра I, который, кстати, был направлен не на покорение горских народов, а на укрепление российских позиций на Каспии и, в частности, на завоевание крепости Дербент. Это, впрочем, была далеко не первая встреча русских с данным народом. Вспомним еще раз классика: "...Лишь один в большой станице Казачина гребенской. Оседлал он вороного, И в горах, в ночном бою, На кинжал чеченца злого Сложит голову свою". Примерно в один и тот же период - как полагают многие исследователи, где-то в XVII веке - на Гребне (высоком берегу Терека) стали селиться чеченцы, спускавшиеся с гор, и терские казаки. Именно переселение горских племен на равнину, по мнению тех же исследователей, стало первотолчком для формирования единого чеченского народа. Но противостоял он тогда вовсе не "российской государственности", поскольку ее в то время никак не могли олицетворять не находившиеся на царской службе и никому по сути дела не подчинявшиеся казаки (хорошо известно, что решительное "огосударствление" казаков началось только в екатерининские времена).

Другой дело, что этногенез на Кавказе - вещь вообще противоречивая. Какой крупный народ ни возьми, всегда остается не до конца ясным, что стоит у его представителей на первом месте - национальное самосознание или же ощущение своей принадлежности какой-то более мелкой родовой или географической общности. Что важнее для аварца в Дагестане - осознание себя частью единого шестисоттысячного аварского народа или же частью мехельтинской, чохской или, скажем, тляратинской сельской общины? Ответ совсем не очевиден, даже если аварец давно уехал из своего горного селения или даже никогда там не жил. Однако, судя по всему, обсуждение этой проблемы теряет смысл в контексте второй части мифа.

Итак, часть вторая: этногенеза чеченцев как такового вовсе не было. Иначе как следует понимать слова о том, что "у чеченцев до сегодняшнего дня не сложилось единого этнического типа"? Причем "не сложилось", считает Бирюков, потому, что "новое этническое объединение включало в себя не только вайнахские, но также кумыкские, черкесские, грузинские и даже русские и еврейские роды".

Нелишне только напомнить, что "объединение" чеченцев - по крайней мере с одним народом данного списка, грузинами, - шло в значительной мере по прямой инициативе России. Переселение чеченцев в широко известное сегодня Панкисское ущелье в Грузии проходило при непосредственной поддержке царских чиновников, из "мирных" переселенцев активно вербовали горскую милицию. (Позже, правда, количество "мирных" жителей Панкисии резко сократилось, после того как в 1812 году они поддержали антироссийское восстание в Грузии, подавлением которого командовали потомки грузинских феодалов-"переметчиков", поступивших в свое время на царскую службу: "И сатрап царя-тирана, Чтоб губить и вешать нас, Цициани - "князь грузинский" Ехал с войском на Кавказ".)

Все эти детали меркнут перед рисуемой автором масштабной картиной злобного интернационала. Их действительно хочется отбросить из-за родового нашего стремления видеть перед собой врага покрупнее и повиртуальнее. И все же, куда ни копни - вылезают вновь одни "детали". И рушится "нас возвышающий обман" об изначальном и заклятом враге на Северном Кавказе, рассыпается "интернационал", причем линии разлома совсем не всегда соответствуют расколу мусульман Чечни на последователей кадиририйского и накшбандийского суфийских орденов или расколу на "дудаевцев" и "антидудаевскую оппозицию". Есть линия гораздо более осязаемая - чеченцы, оставшиеся у себя на родине, и как минимум полмиллиона их соплеменников, покинувших Чечню за последние 12 лет. Соотношение чеченцев, "вписавшихся" и "не вписавшихся" в дудаевскую "новую жизнь", примерно такое же, как соотношение жителей России, нашедших и не нашедших себе места в гайдаровских рыночных реалиях. Та "модель мира", в которой вес имеют только чеченцы, оставшиеся в своих "пенатах", напоминает готовность первой волны рыночников сбросить со счетов несколько десятков миллионов населения России, не обретших жизненной перспективы в годы реформ.

При этом наивно, конечно, считать всех невписавшихся - "пророссийскими". Не "получается" быть отчаянно пророссийски ориентированными у тех, кто родился в депортации и чей народ на XX съезде партии не был - единственным среди депортированных народов! - назван в числе жертв сталинизма. Удивительное, на первый взгляд, дело: в войске Шамиля дагестанцев воевало не сильно меньше, чем чеченцев (сам Шамиль, как известно, был аварцем, и безоговорочно на его стороне было по крайней мере несколько "горных обществ" Дагестана), однако только для чеченцев Ермолов сегодня - не просто один из военачальников далекой эпохи Александра I, а главный сатрап самого Иблиса. Именно из сопоставления с дагестанцами ясно, что Ермолов жив в чеченском сознании ровно в той степени, в какой жив там Сталин.

Однако и противопоставление уехавших и оставшихся при ближайшем рассмотрении оказывается неоправданно схематичным. Потому что уехавшие делятся на две категории: на тех, кто стал "московскими чеченцами", и тех, кто остался просто чеченцами, не будучи в состоянии по-настоящему устроиться в каком-либо из регионов и стремясь рано или поздно вернуться на родину. Беды этих последних - отдельная история. Что же касается благоустроенных "москвичей", то верный способ отодвинуть решение чеченской проблемы на неопределенный срок - это дать им превратиться в очередную "тусовку", посещающую думские слушания и презентации.

Конечно, возвращение политически активной чеченской интеллигенции к реальному участию в жизни республики не будет простым, причем препятствия будут как у них на родине, так и в Москве, где для значительной части чиновничества существует знак равенства между московскими чеченцами и хасбулатовцами, а к сторонникам Руслана Имрановича, понятно, отношение всегда будет особым.

И все же... Несколько лет назад многие говорили, что с Чечни может начаться распад России. Можно ли надеяться, что вместо распада России начнется распад политтусовки, с ее бездеятельностью и верностью схемам, никому пока не принесшим добра?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Чеченский вопрос' (архив темы):
Мустафа Эдильбиев, Шейх Кунта-хаджи и его учение /27.12/
Одним из самых популярных в Чечне было и остается пацифистское суфийское учение (зикризм, Кадарийа). Кунта-хаджи предсказывал исчезновение Чечни, если чеченцы вместо оружия не возьмут в руки четки.
Сергей В. Бирюков, История "чеченского вопроса". Окончание /18.12/
Накшбендийя vs Кадирийа, адат vs шариат, горные чеченцы против равнинных и федералы - против всех. Конфликт, тем не менее, близок к разрешению.
Сергей В. Бирюков, История "чеченского вопроса" /13.12/
- со времен Ермолова и до наших дней. Через призму конфликтологии.
Мустафа Эдильбиев, "Бунт героев" по-чеченски. Расклад военно-политических сил в Чечне /29.11/
Популярность исламских сил в Чечне коренится не столько в чеченских традициях, сколько в современных реалиях. Прилагается рассказ чеченского генерала о покушении на Морозова и о встрече с Хабибом Ар-Рахманом по кличке Хаттаб.
Мустафа Эдильбиев, "Бунт героев" по-чеченски. Продолжение /21.11/
Гражданское общество действует эффективно, когда его члены умеют не только ныть, но и стрелять. "Я со своими бойцами ворвался в кабинет Дудаева..." Яндарбиеву прилюдно надавал пощечин, Дудаева чуть не пустил в расход. Но Ельцин коварно пресек эту интересную гражданскую инициативу. Рассказ чеченского бригадного генерала.
Константин Казенин
Константин
КАЗЕНИН

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: