Начало - здесь.

Около 1988 г. начался короткий период "корейского национального возрождения", когда во всех республиках СССР как грибы стали возникать корейские национальные ассоциации и группы. С самого начала это движение характеризовалось старой и, кажется, совершенно неизлечимой болезнью всех корейских общественных движений - фракционностью, следствием которой были постоянные расколы, скандалы и ожесточенное соперничество лидеров. Осложнялась ситуация и соперничеством двух Корей (как ни странно, нашлись среди советских корейцев и поклонники Пхеньяна). Тем не менее, наследием этого периода стали многочисленные союзы и ассоциации, которые, несмотря на постоянные междоусобные конфликты и скандалы, говорят от имени корейцев и пытаются как-то представлять их интересы в государствах СНГ. Поначалу во главе союзов стояли те, кого историк и социолог Герман Ким метко назвал "научно-номенклатурной интеллигенцией", - отставные обществоведы и историки КПСС; но в середине 1990-х годов они были оттеснены от руководства представителями средней буржуазии.

Поначалу, в 1988-1992 гг., национальное движение пользовалось огромной популярностью: десятки тысяч корейцев рванулись учить "родной язык", вновь пошли разговоры о воссоздании корейской автономии на Дальнем Востоке, к которым, впрочем, опасавшиеся сепаратизма власти отнеслись безо всякого энтузиазма. Способствовало популярности национального корейского движения и произошедшее примерно в то же время "открытие" Южной Кореи. Впервые у корейцев появился стимул всерьез гордиться родиной предков и ассоциировать себя с ней. Очень быстро южнокорейская культура стала восприниматься как "правильная" и даже "утерянная исконная", хотя она во многом отличается от культуры северных провинций, из которых происходили предки большинства корейцев СНГ. Корейцы СССР-СНГ стали осваивать "родной" сеульский диалект, на котором их предки отродясь не говорили, и разучивать "традиционные" обряды, которые совсем иначе проводились в провинциях, откуда когда-то пришли в Россию прадеды и прапрадеды русских корейцев. Усилия корейских пасторов (и пассивность православной церкви) привели к тому, что протестантизм южнокорейского образца начал превращаться в национальную религию корейцев СНГ, предки которых были либо православными, либо сторонниками традиционных культов.

Однако весна перестройки длилась недолго, она стала прологом к куда более грозным событиям - распаду СССР. После печально известных посиделок в Беловежской Пуще "советские корейцы" неожиданно стали "корейцами СНГ", гражданами многочисленных государств, возникших на руинах Советского Союза. Наибольшее количество корейцев оказалось на территории Узбекистана (примерно 200 тысяч), Казахстана (100 тысяч), Киргизии (20 тысяч) и, конечно, России (130 тысяч).

Не взгляд обычного россиянина, который никак не связан со Средней Азией, все тамошние республики - на одно лицо. В действительности они очень непохожи одна на другую. Ситуация в Казахстане много лучше, чем в Узбекистане, а жители Таджикистана имеют все основания люто завидовать узбекам. Однако есть у них и некоторые общие черты, которые напрямую касаются местных корейских общин. Во-первых, все эти республики бедны, хотя и в разной степени: в Таджикистане заметная часть народа голодает, а Казахстан по уровню жизни соответствует российской глубинке (что по среднеазиатским меркам очень даже неплохо). Во-вторых, во всех республиках сложились этнократические режимы, которые закрепили за лицами коренной национальности привилегии в доступе на госслужбу. Даже в Казахстане, наиболее стабильной, благополучной и демократической из всех экс-советских республик Средней Азии, в 1994 г. казахи, составляя 45% населения, занимали 74% должностей в президентской администрации. Причем, если в Казахстане и Киргизии речь идет о привилегиях, то в других республиках произошла полная монополизация государственной службы (и тесно связанного с ней крупного бизнеса) представителями титульных наций. В то же самое время официальная идеология отрицает этнократический характер режима - показательно, например, широкое употребление термина "казахстанцы", который включает в себя отнюдь не только этнических казахов. В-третьих, продолжающийся рост исламского фундаментализма и кровавая гражданская война в Таджикистане посеяли среди всех "европейцев" региона ощущение неуверенности в завтрашнем дне (а корейцы, повторяю, относятся именно к европейцам). Особенно сильны эти ощущения в Узбекистане, в котором живет большинство корейцев региона и который куда беднее и полуавторитарной Киргизии, и полудемократического Казахстана.

В новых условиях корейцы Средней Азии столкнулись с резким усилением дискриминации по национальному признаку (при этом уровень этой дискриминации в разных республиках очень разный). В этом отношении они оказались в одинаковом положении со всем "русскоязычным населением" - причем, в отличие от русских, у них нет даже призрачных надежд на заступничество Москвы. В целом, карьерные перспективы корейцев ухудшились по сравнению с советским временем, когда дискриминация корейцев была слабее и вдобавок касалась вполне определенных областей деятельности (армия, партийный аппарат, отчасти - ВПК). Официальные корейские союзы и ассоциации государств Средней Азии в новых условиях изо всех сил избегают конфронтации с властями и подчеркивают свою лояльность новой родине, свой вновь обретенный - но очень пылкий! - узбекский, киргизский и казахский патриотизм. Прагматически говоря, эта стратегия вполне разумна. По крайней мере, реальной альтернативы ей нет - попытка защищать свои права в более агрессивном стиле заведомо привела бы только к обратному результату. Однако все, кто только может, голосует ногами. Национальная дискриминация, обнищание региона и общее чувство нестабильности привели к тому, что около 1990 г. начался выезд корейцев из Средней Азии. Сдерживается эмиграция лишь экономическими факторами - обустройство на новом месте стоит дорого, и житель Узбекистана, получающий 20 долларов в месяц, едва ли сможет купить квартиру в российском городе.

Некоторым корейцам СНГ удалось выбраться на Запад, но большинство направились в Россию, которая оказалась куда гостеприимней Средней Азии - несмотря на весь бытовой расизм. Одно время обсуждалась идея "возвращения на Дальний Восток", но широкой поддержки не получила: современные корейцы, среди которых 82% составляют горожане, вовсе не стремятся возрождать аграрные поселения на Дальнем Востоке. Большинство решительно предпочитает крупные города. В результате корейское население Москвы, которое в советские времена измерялось несколькими тысячами, к концу 1990-х годов составило 15 тысяч человек. По-видимому, это только начало, переселение в Россию будет продолжаться и дальше.

Следует при этом отметить немаловажное обстоятельство: в процветающую Южную Корею корейцы СНГ практически не уезжают. Быстро выяснилось, что в Сеуле их никто не ждет и что приспособиться к южнокорейской жизни русским корейцам очень трудно. Мешает им и слабое владение языком, и полное незнание китайской иероглифики, которая по-прежнему используется в ответственных текстах, и, главное, невключенность в сложную систему кланов, землячеств и студенческих корпораций, без участия в которой добиться успеха в Южной Корее невозможно. В лучшем случае "репатрианты" могут рассчитывать на неквалифицированный малооплачиваемый труд, но даже в этой области они не могут конкурировать на равных с многочисленными гастарбайтерами из Китая и стран Южной Азии. Наконец, пожившие в Корее экс-советские корейцы с редким единодушием отмечают огромную разницу в менталитете, которая существует между ними и корейцами Юга. Кореец СНГ, пытающийся всерьез устроиться на родине предков, сталкивается там с серьезнейшими культурно-психологическим проблемами. Успешному массовому возвращению теоретически могла бы способствовать соответствующая политика Сеула, но Южная Корея, в отличие от Израиля или Германии, вовсе не стремится собирать всех соплеменников на перенаселенном полуострове. Наоборот, в Южной Корее власти традиционно поощряют эмиграцию, а не иммиграцию. В результате закрепиться в Южной Корее смогли только некоторые сахалинские корейцы, которые сохранили там родственные связи и владеют сеульским диалектом, да наши кореянки, вышедшие замуж за южных корейцев. В целом число корейцев СНГ, уехавших в Корею на ПМЖ, исчисляется, самое большее, парой тысяч - то есть долями процента от общего числа корейцев б.СССР.

С другой стороны, перестройка и победа капитализма принесли корейцам немало возможностей. В Средней Азии корейцы были и остаются самым образованным нацменьшинством, в распоряжении которого, вдобавок, есть немалый капитал, а порою - и полезные связи с богатыми сеульскими компаниями. Значительная часть корейцев преуспела в бизнесе и заняла заметное положение в деловой элите СНГ, хотя в государствах Средней Азии для них (как и для всех "европейцев") закрыта дорога в крупный бизнес, которым могут заниматься только предприниматели коренной национальности, причем не все, а только те, кто тесно связан с властью.

Энтузиазм, с которым корейцы полтора десятилетия назад встретили "эпоху национального возрождения", оказался недолговечным. Корейская молодежь быстро выяснила, что корейский язык очень сложен и что владение им не дает видимых житейских преимуществ. Начался отток от культурных центров, которые постепенно превратились то ли в деловые клубы корейского среднего бизнеса, то ли в фольклорные кружки. Энтузиазм спал, оставив за собой, однако, многочисленные структуры и, главное, заметно усилившееся чувство национальной идентичности. События 1988-2001 годов не остановили языковой ассимиляции (она полностью завершилась), но привели к резкому подъему национального самосознания российских корейцев. Будучи русскими по языку и культуре, они ощущают себя корейцами; гордясь своими связями с "родиной предков" - Южной Кореей, они чувствуют себя там чужаками.

Что же ждет корейцев СНГ в более отдаленном будущем? Полная и окончательная ассимиляция? Навряд ли. В Средней Азии этому мешает русскоязычие и отношение к исламу, в России - резко выраженный расовый тип, сохраняющийся даже в детях от смешанных браков и, отчасти, фамилии, там и там - усилившееся в последние годы чувство национальной гордости. Массовое возвращение на "родину предков" (так сказать, еврейско-немецкий вариант)? Тоже едва ли: опыт последних лет показал, что "репатрианты" очень плохо приживаются в Сеуле, да и сама Южная Корея - не Израиль и не Германия, политики собирания всех корейцев на полуострове она не проводит и едва ли будет проводить в будущем. Полное возвращение к национальным традициям и корейскому языку? В это верится с трудом, слишком уж сложен для изучения корейский язык и слишком мало реальных преимуществ дает владение им рядовому российскому или среднеазиатскому корейцу. Возрождение в качестве новой особой этнической группы? Фактически "корейцы СНГ" давно такой группой и являются, но едва ли они сами согласятся признать этот факт, слишком уж велико культурное давление Южной Кореи.

Скорее всего, и дальше будут жить в России и иных странах СНГ Кимы и Цои с русскими именами, корейскими фамилиями, пристрастием к огородничеству, точным наукам и торговле - русскоязычные (а попросту - русские) корейцы.