"Ближнее уже будущее повсюду доказало, что отделившиеся, порвавшие свою связь с Россией, кавказские окраины без России, без ее языка и ее культуры жить не могут, и что все их государственное делание на самом деле ничего серьезного не представляет и подлинный народ от всей этой политики и игры в государственность только страдает". Эти слова - не комментарий современного российского политолога. Они написаны русским юристом и общественным деятелем Борисом Байковым в 1923 г. Но своей актуальности не теряют и в наши дни.

Анализ сегодняшних событий на Большом Кавказе производит эффект "дежа вю". В 1918-1920 гг. грузинское правительство поддерживает чеченских национал-экстремистов - штаб антироссийского движения Ахмеда Цаликова находится в Тифлисе, а повстанцев обучает грузинский генерал Кереселидзе. Азербайджанцы ведут борьбу "до последнего" с армянами "храброго Андроника". В возникших в результате "красной смуты" новых государственных образованиях Закавказья процветают непотизм и коррупция. "Национализация административного аппарата привела к тому, что в глазах населения "старый полицейско-бюрократический режим" (т.е. режим Российской империи - авт.) казался гуманнейшим. Насилие, произвол и повальное взяточничество превзошли всякие ожидания, а в районах с преобладающим населением "национальных меньшинств", особенно армянском и русском, создались совершенно невозможные условия существования", - такой виделась ситуация в независимом Азербайджане под властью мусаватистов генералу Антону Деникину. К сходим выводам приходит американский историк, профессор университета Чикаго Рональд Сани. "Вместо явной поддержки межэтнических столкновений социал-демократы (правящая партия в независимой Грузии 1918-1921 гг.-авт.) сублимировали национальную напряженность в классово-политический конфликт, в котором армяне преображались в буржуазию, а русские в бюрократию". По мнению Сани, политический строй независимой Грузии первого издания отличали непотизм и клановость. На всех высших должностях в армии и администрации преобладали имеретинцы.

Уход России (не РФ, а исторической России) из Закавказья в последнее десятилетие имел тот же результат. Межэтнические столкновения, переросшие в полномасштабные грузино-абхазскую, армяно-азербайджанскую, грузино-осетинскую войны, этнократическое правление, непотизм и кумовство как главный принцип кадровой политики, русофобия и поддержка антироссийских сил на российском Северном Кавказе. Из-за борьбы с "имперским наследием" в лице русского и иного "нетитульного" населения образовались ниши (наука, квалифицированный труд, здравоохранение, образование), которые оказалось просто некем заполнить. В результате потенциально привлекательный для инвесторов край потонул в нестабильности.

В чем же причина повторения "закавказского чуда" на рубеже XX и XXI веков? И, пожалуй, самый главный вопрос: какова должна быть позиция России? Следует ли ей, освобождаясь от "имперских комплексов", навсегда расстаться с Закавказьем - либо, совершая бросок "назад к империи", начать Реконкисту?

По мнению известного исследователя Кавказа Андрея Зубова, данный регион обречен на то, чтобы время от времени оказываться в зоне "доминирования" какой-либо крупной державы, так как "сложнейшая мозаика Кавказа не могла не порождать войны и междоусобицы". Крупная держава, обеспечивавшая "доминирование" на Кавказе выступала интегрирующей силой, основанной на надэтнической идее (подданство падишаха Блистательной Порты или русского государя, гражданство страны Советов). Эта сила могла играть роль арбитра и третейского судьи в противоборстве армян и азербайджанцев (в терминологии начала прошлого века - татар), грузин и абхазов. Доминировавшая сила, по словам Зубова, была заинтересована "в государственной стабильности" и "наведении на Кавказе порядка". С ослаблением "доминирующей" силы происходило открытие "кавказского клапана", дававшего свободу межэтнической и межконфессиональной борьбе. Результатом ослабления Российской империи и постигших ее революционных катастроф стало создание трех независимых государств Закавказья. Их государственный опыт печально закончился не только и не столько из-за прихода 11-й Красной армии, сколько в силу внутренних причин и, прежде всего, - банкротства социально-экономической, внутренней и внешней политики новообразований Южного Кавказа. Новые элиты оказались не в состоянии обеспечить ни политическую стабильность, ни национальную безопасность, ни сколько-нибудь приемлемый жизненный уровень своих граждан. Все антироссийское фрондерство независимых закавказских государств основывалось на солидной поддержке сначала Германии и Турции, а затем и стран Антанты. История не знает сослагательных наклонений, но не отправь в 1919 г. британские военные власти в Передней Азии телеграмму # 74 791 генералу Деникину с требованием остановить продвижение на линии Кызыл-Бурун - Затаклы - Кавказский главный хребет - Туапсе (в противном случае Британия сворачивала свою помощь белым войскам), возможно, история независимой Грузии окончилась бы не в 1921 г., а двумя годами раньше.

Для России Закавказье важно вовсе не из-за имперских комплексов и не в силу каких-то особых геополитических претензий. Закавказье неразрывно связано с российским Северным Кавказом. Образование трех союзных республик и северокавказских автономий в составе РСФСР - одно из многочисленных проявлений большевистского волюнтаризма в решении этнонациональных вопросов. От административного размежевания Закавказье и Северный Кавказ не перестали быть сообщающимися сосудами. Все возникавшие на постсоветском Кавказе конфликты имели свое начало в закавказских государствах СНГ и продолжение в северокавказских субъектах РФ, и наоборот. Грузино-осетинский конфликт привел к миграции жителей Юго-Осетинской автономной области в Северную Осетию. Беженцы (около 100 тыс. чел.) активно заселяли Пригородный район, способствуя тем самым обострению конфликтной ситуации между осетинами и ингушами. В результате появилось 70 тыс. беженцев-ингушей. Грузино-абхазский конфликт всколыхнул адыгские народы России (адыгейцы, кабардинцы, черкесы). Одним из участников грузино-абхазской войны стала Конфедерация народов Кавказа. Армяно-азербайджанское противоборство также имело следствием увеличение числа мигрантов в южные регионы России (Краснодарский, Ставропольский края). Отсюда и радикальные антикавазские лозунги казачьих движений российского Юга, и антиармянская риторика пресловутого батьки Кондрата. И примеров подобного рода можно приводить множество.

Решая любую северокавказскую проблему, Россия неизбежно будет выходить на закавказский уровень, а потому, хочется нам того или нет, мы обречены на усиление российского присутствия на Кавказе, на "новое доминирование". Тем более что граница, проходящая по хребту, - нонсенс. Такая граница никогда не будет "на замке". В каких формах будет осуществляться наше присутствие в регионе - это уже второй вопрос. Очевидно, что это присутствие нельзя свести к военному формату. Интеграция интеллектуальной элиты Закавказья с российской через гранты, издательские и исследовательские проекты, поддержка в любой форме пророссийских политиков и общественных деятелей сделают больше, чем военно-полицейские операции. Но история последних десяти лет также неопровержимо доказала - в Закавказье прекращались боевые действия и наступал мир только тогда, когда между противоборствующими сторонами оказывались российские миротворцы. Предвижу возражения. Повышение роли России в Закавказье потребует затрат - и людских, и материальных. Бесспорно, но в противном случае, нашей стране придется оставить позиции не только в Закавказье, но покинуть и Северный Кавказ, совершить бросок в XVIII век, укрывшись за Кубанью. Принесет ли это мир в регион? Укроемся ли мы тогда от потоков мигрантов и наркотиков? Как бы не пришлось позже, задним умом, признавать правоту "ястребов" и нести во много раз большие затраты для восстановления утраченных позиций.