В девятом номере газеты "Век" за текущий год была опубликована заметка эксперта "Горбачев-фонда" Валерия Соловья под весьма категоричным названием "Западу бояться нечего и некого". В начале статьи автор констатирует поразительный, на его взгляд, факт: несмотря на многочисленные тревожные ожидания, поистине "чкаловский" разворот президента В.Путина на Запад после трагических событий 11 сентября не вызвал сколько-нибудь серьезных дискуссий, за исключением пресловутой "экспертной тусовки" - чье влияние на массовое сознание сегодня, однако, весьма и весьма ограничено. Все это, по мнению В.Соловья, подтвердило демонстрацию главой Российского государства своей уверенности в том, что он "рассматривает Россию как неотъемлемую часть западной цивилизации и намерен добиваться интеграции своей страны в западное сообщество". И подобный решительный шаг (а вовсе не очередная тривиальная политическая инициатива или классическая российская "загогулина"), как справедливо замечает автор, сколько-нибудь заметной дискуссии между современными "западниками" и приверженцами "русской самобытности" не вызвали.

Далее делается попытка найти адекватное политологическое и социологическое объяснения выявленному феномену. Первое объяснение вполне правдоподобно: россияне в своей значительной части внешнеполитическими проблемами действительно не интересуются (интересующихся ими, как и на Западе, порядка 5-6%). Однако вызвано это "диаметрально противоположными", нежели в западном мире, причинами: не сытостью россиян, а их сравнительной неблагоустроенностью и загруженностью бытовыми проблемами. Не пугает рядовых россиян и появление американских военных баз в совсем еще недавно "советской" Средней Азии. На этой основе политэксперт высказывает предположение об атрофии российского "оборонного сознания" (чаще всего отождествляемого с комплексом "осажденной крепости"). Оно, как указывает В.Соловей, еще не исчезло полностью, но носит теперь сугубо "резидутивный" характер и не способно завести общество. Об этом, по мнению автора, свидетельствует "безрезультатность коммунистических филиппик, адресованных внешней политике Путина".

Из вялой реакции русских на американское военное присутствие в Средней Азии Валерием Соловьем делается вывод о "кончине" Советского Союза уже в самой памяти российского народа - ибо территории эти теперь рассматриваются последним как "отрезанный ломоть", и русские "даже и не помышляют о реванше". Само утверждение принципиальных возражений также не вызывает - что, однако, не отменяет необходимости в более глубоком исследовании его причин.

Наконец, как полагает В.Соловей, прозападный вектор политики Путина не вызывает сопротивления еще и потому, что "устремления президента и общества вполне совпадают". И это, по его словам, подтверждают многочисленные опросы, результаты которых однозначно указывают на "убежденность русских в культурной близости России Западу". Преобладающим чувством россиян по отношению к США автор считает отнюдь не ненависть, но "желание жить по западным стандартам" (и устремление это настолько, по его словам, сильно, что его "разделяют даже русские националисты").

Расширяя контекст своих рассуждений, В.Соловей подтверждает преобладающую "западофилию" российской политической элиты, уже давно посылающей своих детей учиться за границу, держащую деньги в западных банках и пристрастившуюся отдыхать на заморских курортах (по принципу "Где сокровище ваше, там и сердце ваше"). Таким образом, оппонирование политическому курсу президента для политической элиты России - чистое самоубийство. Недовольна лишь "армейская каста" - но репутация армии в России настолько подорвана, что опасаться ее явного противодействия не следует. Невозможна и сколько-нибудь сплоченная антипрезидентская оппозиция; аналогии с экс-президентом СССР М.Горбачевым В.Соловей также отметает: последний, по его мнению, проиграл не из-за "чрезмерной ставки на Запад", но прежде всего из-за провала внутриполитического курса.

Таким образом, "западная революция" в России совершилась, и она в известном смысле приобщилась к "концу истории" в интерпретации Ф.Фукуямы. Мешает ее доведению до конца лишь стремление правящей российской элиты сохранить внутри страны "специфически российские правила игры": "показушную" демократию, "непрозрачность" отношений между властью и бизнесом, архаичные социальные отношения. Если чему и сопротивляется российская элита - так это "внедрению западных стандартов в отечественный бизнес и политику". И это, по мнению В.Соловья, представляет собой главную сегодняшнюю проблему.

Следует признать, что дискуссии по вопросам внешней политики в современной России действительно нет. Однако говорить об окончательном укоренении "западной идентичности" в России еще рано. Для столь масштабных выводов необходимо опираться на специальные методики кросскультурного анализа. Его же результаты показывают, что количество "твердых западников", как и "твердых почвенников", не превышает в России 15-20%. Остальные, по данным соцопросов, находятся в "зоне неопределенности" - условия их жизни, а также уровень образования и культуры не позволяют подняться до рассмотрения "идентификационных" и тем более геополитических проблем. Если ранее традиционная культура воспитывала в людях этого типа стихийные патриотизм и понимание роли государства, то после ее распада в их среде утвердилось сугубо "локализованное" и маргинальное мировоззрение. Подтверждают это и результаты исследования предпочтений жителей российских регионов, осуществленного российскими регионологами В.Колосовым и А.Криндачем (Колосов В.А., Криндач А.Д. 1994. - Пензенская петля. - Российская провинция, # 1, С. 33). Последние выделяют в рамках "культурного поля" современной России три основных "среза" политической культуры:

1) жители обеих столиц и крупных межрегиональных центров (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Новосибирск, Нижний Новгород), которых отличают более политизированная, нетрадиционалистская и "негосударственническая" ориентация (доминирующей здесь, таким образом, является "культура участия" в классификации Г.Алмонда и С.Вербы);

2) жители областных и республиканских центров, близких к ним крупных райцентров, для которых характерно развитое региональное самосознание, приоритет региональных интересов перед общероссийскими, традиционалистская ориентация и ставка на фигуру "патрона" местного масштаба (доминирующей здесь является т.н. "патриархальная культура");

3) жители малых городов и сельской местности, в отношении которых вообще трудно говорить об устоявшейся модели политического поведения. Здесь, как и прежде, ждут указаний сверху, не противопоставляя общероссийское региональному, и ориентируются на мнение местных руководителей и "нотаблей". Одновременно не нарушена вера в опеку со стороны государства, жива вера в возможность решения проблем "административным путем" (то есть доминирует т.н. "подданическая культура").

Таким образом, если первый "культурный срез" ориентирован на интеграцию "в мировое сообщества" (без учета ее реальных возможностей и последствий), то два последующих просто не дотягивают до осмысления "культурно-цивилизационной" и геополитической проблематики. Однако это вовсе не "конец истории" и не "триумф российского либерализма". Это, напротив, признак очевидной политической и социальной архаизации вопреки всем разговорам об "интеграции в постиндустриальное глобальное пространство". При этом определенный "державно-государственнический инстинкт" у "среднего россиянина" все же сохранился: подтверждением тому резко негативная массовая реакция на агрессию США и НАТО против Югославии весной 1999 г. и стихийное возмущение демонстративным унижением российских спортсменов на недавней Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. С тем же самым "инстинктом", очевидно, связан и сохранившийся до сего дня высокий уровень поддержки действующего президента В.Путина, в котором "молчаливое большинство" россиян увидело сильного и самостоятельного лидера, способного твердо отстаивать национальные интересы (и неслучайно: как отмечает директор ВЦИОМ Ю.Левада, нынешний высокий рейтинг Путина - это рейтинг не столько реальных дел, сколько именно "надежды"). Однако "инстинкт" этот загнан вглубь "идеологическим надломом" последних лет.

Главная же проблема состоит в отсутствии в России не только ясно осознанных национальных интересов, но и самого субъекта, способного их сформулировать. Элита действительно интегрирована в западное "политическое сообщество", причем платить за эту интеграцию все чаще приходится неадекватными уступками и отказом от самой попытки сформулировать ясные национальные приоритеты. Уровень развития гражданского общества и гражданского самосознания (вкупе с "западнистским" сервилизмом и инфантилизмом немалой части бизнес-сообщества и среднего класса) не позволяют "условно-виртуальной" "российской нации" потребовать от государственной власти сформулировать сколько-нибудь внятные приоритеты во внешней политике.

В одном В.Соловей прав: "молчаливое большинство" российского общества действительно пока не способно понять глубинное значение и смысл основных геополитических проблем, будь то унижение на последней Олимпиаде (указывающее на стремление США лишить Россию последних атрибутов "державности"), появление американских баз в Средней Азии (что указывает на инициирование Штатами решающей стадии процесса выталкивания России из региона и оттеснение ее от добычи и транзита местных энергоносителей), в Грузии (с перспективой дестабилизации теперь уже российского Северного Кавказа и транспортировки добываемой в районе Баку нефти в обход российских маршрутов). Левопатриотическая оппозиция в лице КПРФ и НПСР скорее мифологизирует национальные интересы, не облекая их в понятную рядовому россиянину конкретную и "утилитарную" форму. Таким образом, складывается своего рода "негативный консенсус": геополитическое будущее России как самостоятельного и полноценного субъекта не хочет видеть в упор прозападная элита, не может понять в силу социальной "недоразвитости" и утопичности собственных приоритетов средний класс и просто не воспринимает в силу культурной, политической и информационной ущемленности "молчаливое большинство". Однако это вовсе не означает, что самих этих проблем не существует в природе.

Продолжение следует...