Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Политическая география / Политика / < Вы здесь
Насилие и священное
Заметки по следам недели

Дата публикации:  6 Апреля 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Итак, Киплинг: "Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает". Хорошо сказано, но здесь интересен не сам образ, а герменевтика, умудрившаяся вычитать в нем - пресловутую готовность "вступить в диалог". Такое прочтение возникает у Кантора самопроизвольно, являя красноречивый антропологический симптом, убедительное свидетельство в пользу шпенглеровского: "истины существуют лишь по отношению к определенным человеческим типам". Что отчетливо указывает на "естественные границы" диалога: ведь диалог есть форма существования, характерная не столько для двух "сильных", сошедшихся у "края земли", сколько для двух, скажем так, профессоров, заспоривших в одной из ее уютных норок. Кстати, именно поэтому превращать очень особенное отношение диалога во всеобщее значит демонстрировать ту самую корпоративную узость разума, против которой, кажется, Кантор и выступает так горячо. Что ж, идеал "трансцендентной личности", превосходящей культурно-исторические барьеры, всегда нес на себе неизгладимые следы этнических, классовых, половозрастных проекций. Но это не ново - такова участь любого "идеала".

Если же говорить о наиболее заветной амбиции "философии диалога", то она куда более вызывающа и состоит, ни много ни мало, в том, чтобы предложить некий субститут политического (и геополитического) отношения. Вопреки геополитике, эта философия постулирует возможность свободно и сознательно перерешаемой судьбы; взаимная диспозиция мировых субъектов "выводится" ею из-под власти инвариантов ландшафтного и архетипического базиса; "сознание" культур обретает "свободу и открытость" через эмансипацию от всегда-тесного "бытия". Вопреки политике, философия диалога отстаивает принцип "утверждения "себя" без отрицания "другого", коммуникации без аннигиляции. Эта философия запечатлелась не только в головах идеалистически настроенных одиночек, но и во множестве международных протоколов и преамбул (классика жанра - документы ЮНЕСКО). И вообще, она так хороша, что саму неполноту ее всемирного торжества адепты затрудняются объяснить иначе, чем недоразумением.

По существу, так оно и есть - с той лишь разницей, что недоразумение кроется не в "косной действительности", а в самом идеале. Проповедь универсальной возможности диалога возможна лишь вследствие невнимания к его внутреннему условию: диалог развертывается на фундаменте взаимного признания. Он начинается только с момента удостоверенности "Другого" в том качестве, которое является для него существенным. Но эта удостоверенность составляет предмет борьбы. Политическая деятельность в своем экзистенциальном измерении является борьбой за признание. Значит, "диалог" не может претендовать на то, чтобы "политику" замещать. Он лишь может дополнять установленную ею конфигурацию отношений, возникая там, где проблема признания решена (на взаимной основе).

Но проблема признания - это, собственно, и есть единственная проблема. Например, взывать, исполнившись добронравия, к "палестино-израильскому диалогу" является верхом бессмысленности. Не потому даже, что они "не договорятся", а потому именно, что предметом борьбы является то, что составляет предпосылочное условие диалога: определение взаимного статуса. Каждая из сторон исторически определяет себя через "монопольное" (в религиозно-политическом смысле) отношение к земле, на которую в точно таком же смысле претендует "другой". Значит, признав "другого", то есть "встав на путь" диалога, она по определению перестает быть интересна как его субъект - просто потому, что вообще перестает выступать как "сторона". Аналогичным образом обстоит дело и в остальных сложных случаях, которые призывают развязать "диалогически" - будь то отношения московского православия с римским католицизмом или, чтобы быть ближе к теме, дихотомия "Восток - Запад". Идентичности пространств, как они заданы в этих бинарных оппозициях, содержат в качестве внутренне определяющего момента - акт отказа от признания "другого" в его сущностном позитивном качестве.

Итак, диалектика вступления в диалог бывает чревата уничтожением его субъектов, и, кстати, методологическую готовность принять это следствие мы находим у Библера, когда он постулирует нарочито тавтологическое определение, согласно которому "культура" - эквивалентна "диалогу культур". Насколько я могу понять эту культуру по Библеру, она существует как жест саморазмыкания - что сообщает ей вид цветущего кладбища артефактов: текстов, умирающих по мере того, как нарушается их адресная (закрытая, преференциальная) связь с теми, кому был обращен их зов (кстати, является ли "зов" диалогическим отношением?). Будучи "мыслью о культуре, чувством культуры", "она не претворяется в культуру-решимость" (Ницше).

Таковы необходимые следствия из попытки выстроить онтологию "диалога культур". И не сложно увидеть, что в этих следствиях "гуманитарное" сознание а ля ЮНЕСКО достигает вполне завершенного, чистого противоречия с "геополитическим" сознанием. Если геополитика - это власть, вложенная в пространство, то логика ее "преодоления" должна состоять непременно в том, чтобы изъять из пространства претензию на власть. Диффузное пространство диалога - это то пространство, где нет и не может быть необходимости "вставать у края земли", на ее политическом изломе.

Проекцией этой идеи в палестинском вопросе можно, пожалуй, считать "нулевой вариант" экстерриториального статуса Иерусалима, предлагавшийся, кажется, Ватиканом - но не встретивший энтузиазма ни у одной из враждующих сторон. На мартовском заседании пресс-клуба "Восточная политика", посвященном "судьбе конфликта на Ближнем востоке", представитель израильского посольства подчеркнул, что у палестинцев и израильтян есть одна важная сближающая их точка соприкосновения: необходимость внутреннего решения вопроса о суверенитете на спорных территориях. Здесь, разумеется, можно увидеть просто лукавство сильнейшего, желающего остаться наедине со слабейшим, но более глубокий взгляд состоит, все же, в том, чтобы придать значение непосредственному смыслу тезиса. И неожиданным образом оказаться перед лицом парадоксального, бессознательного союзничества врагов, связанных круговой порукой охраны "священной земли".

Ведь если эта земля в самом деле имеет особую судьбу, то нет ничего удивительного, что вершить ее получается лишь "вдвоем". Разве не прав Жирар? "Именно насилие образует подлинную сердцевину и тайную душу священного".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Политическая география' (архив темы):
Китайский роман русской поэтессы /05.04/
Литературоведческая сказка на ночь.
Не надо смазывать флюгер, надо правильно дуть! /04.04/
- считайте это новой (геополитической) китайской стратегемой, актуальной для России. Мы слишком увлеклись возней со слабаками, полагает Жириновский. Не исключено, что он прав. Колонка редактора.
Олег Ефремов, Китайский соблазн /03.04/
Главное, чему Россия может поучиться у Китая, - это интериоризации западных либеральных ценностей. Антиамериканский же союз с Китаем сомнителен - в силу ряда причин, в том числе - геополитических.
Сергей В. Бирюков, Сумерки геополитики. Окончание /03.04/
Россия не может себе позволить "сосредотачиваться" по плану Горчакова.
Андрей Елагин, Восток как политическое понятие /02.04/
Открываем минипроект: словарик политических, околополитических и как бы политических терминов. Статьи помещаются не в алфавитном порядке, а в порядке поступления. Все желающие могут принять участие. Буква В: "Восток" как политическое понятие.
Михаил Ремизов
Михаил
РЕМИЗОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: