Многие эксперты полагают, что реальной причиной отставки бывшего директора-распорядителя МВФ Мишеля Комдессю явился скандал вокруг "отмывания российских денег". Однако последние находки Исторической Комиссии Фонда Дрейка (под председательством лорда Роджера Рэдбэрда) позволяют усомниться в справедливости этого - согласимся, слишком банального, - объяснения.

Первоначально задача Комиссии состояла в том, чтобы определить наличие (или отсутствие) генетических связей между нынешним директором-распорядителем МВФ Хорстом Келлером и героем германского фольклора Хорстом Весселем. Однако в архиве МВФ все данные на слово "Хорст" оказались засекречены. В качестве утешения членам комиссии предложили недавно рассекреченные данные по Мишелю Комдессю. Согласно этим данным, Мишель Комдессю ушел в отставку добровольно в состоянии глубокой депрессии - сразу после того, как узнал тайну своего происхождения. Ниже приводится родословная М.Комдессю, восходящая к самому маркизу Де Саду.

* * *

Известно, что свою зловещую славу маркиз Де Сад обрел благодаря литературному творчеству. В жизни же это был человек практически безобидный - правда, весьма злой на язык. В частности, тещу свою, госпожу Де Монтрей, он называл "свиным рылом". Теща, занимавшая высокое положение при дворе, в ответ начала охоту на болтливого зятя. Зять, конечно, не был ангелом: шлялся по борделям, кормил девушек легкого поведения конфетками со "шпанской мушкой" и предлагал (впрочем, безуспешно) заняться анальным сексом. Вот и весь садизм. Но Свиное Рыло добилось заключения маркиза в Бастилию. В Бастилии от скуки маркиз принялся писать всякие "ужастики", за которые мы все его знаем и любим. Один из таких ужастиков, "Сто двадцать дней Содома", был экранизован (уже в двадцатом веке) режиссером Пазолини.

После революции Де Сада выпустили из Бастилии и даже сделали "комиссаром". Но на пути карьеры бывшего маркиза снова встала теща - на этот раз в качестве "невинной жертвы". Вместо того чтобы отправить Свиное Рыло на гильотину (как от него ожидали), Де Сад помог теще покинуть Францию и дал на дорожку 300 ливров. В результате якобинский трибунал отправил Де Сада за решетку по обвинению в "модерантизме" - то есть за чрезмерную мягкость!

Вновь оказавшись за решеткой, Де Сад вернулся к литературе и написал много всего такого, за что благодарные потомки считали его чудовищем.

А чем занимался маркиз в промежутках между отсидками? Тем же, чем и все прочие французские аристократы: плодил незаконнорожденных детей. Так, 11 мая 1775 года Анна Саблоньер, горничная замка Лакост, в котором проживал Де Сад, родила от маркиза дочку. В честь отца дочку назвали Альфонсина. Она выросла в местечке с игривым названием Куртезон. Видимо, наследственность вкупе с названием местечка привели к тому, что карьеру свою Альфонсина сделала в Париже в одном из "веселых домов" - пройдя тернистый путь от простой служанки до бандерши. В 1815 году, в возрасте сорока лет, Альфонсина Саблоньер была еще очень хороша собой и ведала практически всеми тайнами Парижа. Не ведала она лишь собственной судьбы. 25 января 1815 года "веселый дом" Альфонсины посетил молодой клерк, служащий Дома Ротшильдов, по имени Альфонс Кенэ. Альфонс был сыном актрисы Мари-Констанс Ренель и Балтазара Кенэ. После рождения Альфонса Балтазар Кенэ умер, Мари-Констанс стала любовницей маркиза Де Сада, а маленький Альфонс - воспитанником маркиза. Такая вот забавная история.

Альфонс и Альфонсина полюбили друг друга. В результате этой любви родилось финансовое преступление: Альфонс украл у своих работодателей огромную сумму денег, присоединил к этой сумме сбережения Альфонсины и, подхватив бандершу, отбыл в Америку, в Новый Орлеан.

Надо заметить, прибыли они туда не в самое лучшее время. За несколько лет до приезда Альфонса и Альфонсины Бонапарт развязал войну с Испанией, пытаясь отобрать как новый Орлеан, так и до кучи всю Луизиану. Но, как водится, в битве тигра с драконом побеждает кролик. "Кроликом" в данном случае выступил американский президент Томас Джефферсон, который присоединил "спорную территорию" к Соединенным Штатам - хоть его в этот спор и не звали.

В Новом Орлеане начались тяжелые времена: туда понаехали "настоящие американцы", белые англосаксо-протестанты, захватившие в городе не только административную власть, но и власть духовную. Католичество оказалось под запретом - вместе с культом Вуду и французским языком, который местные жители, франкокреолы, считали своим родным. А о воскресных карнавальных шествиях и говорить нечего: их объявили преступлением более тяжким, чем убийство.

Альфонс и Альфонсина поневоле включились в подпольную борьбу католиков и вудуистов против американских захватчиков, которых креолы называли не иначе как "гугенотами". Скрыв свои настоящие имена как от официальных властей, так и от товарищей по вудуистскому подполью, молодая пара объявила себя супругами Комдесад - от французского "Comme De Sadе", то есть "как Де Сад" или "вроде Де Сада".

Альфонсина Комдесад увлеклась подпольной работой и вскоре достигла ранга Королевы Вуду. Этому, правда, помогли деньги - не только те, что были привезены из Франции, но и те, которые Альфонс заработал уже в Новом Орлеане: он не брезговал двойной игрой и часто сдавал подпольщиков властям за внушительную плату. К финансовым вопросам Альфонс Комдесад подходил очень строго: когда в 1827 году американская администрация задержала выплаты своим тайным агентам, Альфонс организовал "спонтанные" волнения среди креольской молодежи. Молодежь вышла на улицы и устроила вудуистское шествие, которое грозило перейти в нечто вроде "Варфоломеевской ночи" - креольская молодежь твердо решила вырезать в Новом Орлеане всех "гугенотов". И власти, спасая свои белые англосаксо-протестантские шкуры, срочно приняли закон: все запреты отменить, по крайней мере - на время рождественских балов. Так родился "Марди Грас" - рождественский карнавал в Новом Орлеане.

Помимо карнавала в эти дни родилось и кое-что поважнее: Альфонсина Комдесад разрешилась от бремени дочкой Франсуазой.

После отмены запретов на вудуистские праздники супруги Комдесад вовсе не утеряли своего влияния. Наоборот, дом Комдесадов считался лучшим в Новом Орлеане, а юная Франсуаза вскоре превратилась в самую выгодную партию для любого молодого креола. Разумеется, выйти за "гугенота" она не могла - это бы уронило честь дома.

Годы капали, а достойный жених все не появлялся. Кто в детстве внимательно читал сказки, знает, чем такое положение чревато. В конце концов, дочка влюбляется в удачливого оборванца и убегает из дому. Но семью Комдесад эта беда миновала: в 1857 году в Новый Орлеан прибыл русский Великий Князь Алексей Романов. Приезд его овеян легендами. Говорят, Великий Князь посетил не только дома богатых креолов, но и Королеву Вуду - главную жрицу креольского культа, Альфонсину Комдесад. По ее просьбе Алексей Романов взялся внести порядок в хаотические креольские традиции. Официально известно, что именно он разработал всю ритуалистику рождественских карнавалов. Еще Великий Князь придумал флаг карнавала - триколор, состоящий из зеленой, золотой и пурпурной полос, символизировавших веру (католичество), силу (Вуду) и справедливость, восторжествовавшую в 1827 году. И наконец, перу Великого Князя принадлежит гимн карнавала:

Если я перестану когда-нибудь любить,
То коровы отложат яйца, а у рыб вырастут ноги.

А в качестве платы Великий Князь потребовал у супругов Комдесад их единственную дочь, в которую влюбился без памяти. Супруги поворчали, но согласились: на самом деле, они были рады сбыть с рук Франсуазу, которая аж до тридцати лет засиделась в девках. Выглядела она, впрочем, не более чем лет на двадцать, а ее настоящий возраст от Великого Князя скрыли.

Алексею Романову тоже пришлось проявить некоторую скрытность: он никак не мог объявить в Петербурге, что сочетался с креолкой законным браком по вудуистскому обряду. Франсуаза Комдесад считалась официальной любовницей Великого Князя и именно в этом качестве поражала петербургский высший свет - точнее, эпатировала: ее манеры соответствовали новоорлеанским представлениям об аристократизме, а ее креольский диалект французского языка заставлял придворных брезгливо морщиться, а их жен - падать в обморок. Не удивительно, что в результате Франсуаза стала реже бывать в свете. Авантюрная жилка влекла ее на ночные улицы Петербурга, а дурная наследственность заставляла выбирать на этих улицах самые непотребные места. В одном из таких мест, в "Игорном Заведении Зимина", любовница Великого Князя повстречала Федора Михайловича Достоевского. Достоевский в тот момент сильно проигрался в карты, подумывал о самоубийстве и готовил к публикации "Записки из мертвого дома". Своего мимолетного романа с Франсуазой Комдесад он, наверное, почти не заметил. Но через некоторое время плод этого романа заметил Великий Князь. Будучи от природы бесплодным, он сразу догадался, что любовница ему неверна, и прогнал ее - снабдив, впрочем, неплохим "выходным пособием".

Здесь заканчивается авантюрная часть родословной директора-распорядителя МВФ. Франсуаза решила не возвращаться в Новый Орлеан. Она отправилась во Францию, на всякий случай немного изменив фамилию. Вы уже догадались, что теперь бывшая любовница Великого Князя звалась Франсуазой Комдессю. Своему незаконнорожденному сыну от Федора Михайловича она дала имя Жульен. Денег вполне хватило, чтобы устроить Жульена в военное училище...

Дальше, собственно, можно не продолжать. Единственный момент, достойный упоминания - не совсем удачная женитьба Клода, сына Жульена, на Матильде Овербек, чей отец был другом Фридриха Ницше. Сразу после свадьбы между Матильдой и немецким философом случился роман - 1887 году, когда философ уже находился в глубоком маразме и ваял основной памятник этому маразму, произведение "По ту сторону добра и зла". Впрочем, нет никаких оснований утверждать, что сын Клода и Матильды имел к этому роману какое-либо отношение и добавил к невообразимому генному набору семейства Комдессю еще и больные гены Ницше.

Ведь если соединить авантюризм, садизм и черную магию с ницшеанством, то получится уже не Мишель Комдессю, а Адольф Гитлер. Комдессю, при всех его замечательных качествах, все-таки до Гитлера не дотягивал. Вся надежда - на Хорста Весселя. ¹

Примечание:

¹ В последней строчке, видимо, автор допустил опечатку, имея в виду совсем другого Хорста.