Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20020424-koch.html

Многоэтажки на кольцевой или деревни на "золотом кольце"?
Михаил Кочегаров

Дата публикации:  24 Апреля 2002

Всю прошедшую неделю политические деятели России комментировали Послание президента Путина Федеральному Собранию. Помимо отзывов на отдельные положения документа (членам КПРФ понравилась фраза президента, что ВТО не абсолютное добро, членам СПС - что ВТО не абсолютное зло), высказывалась и критика документа в целом, в том числе за узость круга очерченных в нем проблем. Конкретным выразителем такой критики стал чувашский президент Федоров, когда, выступая 19 апреля на телеканале НТВ, в передаче "Свобода слова", он выразил удивление по поводу того, что в Послании нет ни слова о стратегии развития сельского хозяйства страны.

Судя по всему, эксперты, помогавшие президенту писать Послание, не только убеждены сами, но убедили и высшее должностное лицо в государстве, что подъем сельскохозяйственного сектора следует за ростом промышленного производства автоматически. Мировая же практика показывает, что подъем города (где концентрируется промышленность) и подъем деревни практически никогда не бывают связанны напрямую. И даже флагманы мирового экономического развития - постиндустриальные США, Япония, Европа - интенсивно разрабатывают программы поддержки и развития национального сельского хозяйства и неуклонно претворяют их в жизнь.

Дело здесь не в одном лишь сельскохозяйственном протекционизме этих стран, как может показаться на первый взгляд. Просто значение сельского хозяйства во всем мире по-прежнему настолько велико, что выходит далеко за сферу чистой экономики. Хотя взаимосвязь здесь на первый взгляд и неочевидна, наука демография довольно уверенно констатирует прямую зависимость демографической ситуации в стране от состояния сельского хозяйства.

Именно работники агрокультурного сектора, то есть жители деревень, дают наиболее высокие темпы рождаемости во всех странах мира. Если же они становятся городскими жителями, то, несмотря на все национальные или религиозные традиции деторождения (которые ранее считались определяющими), рано или поздно, у них или у их потомков во втором или третьем поколении, происходит резкий спад рождаемости. Скорее всего, у горожан в условиях высокой плотности населения включается некое подсознательное подавление инстинкта продолжения рода, вызванное постоянным наблюдением вокруг себя большого количества людей. Подавление это тем меньше, чем меньше размеры города и, соответственно, скученность населения. Неудивительно поэтому, что страны с самым высоким приростом населения - Индия и Китай - это одновременно и наименее урбанизированные страны: и в Индии, и в Китае лишь около 1/5 населения живет в городах.

С установлением этой зависимости проблема перенаселенности на земном шаре, которая не так давно считалась одним из главных вызовов человечеству, мгновенно потеряла актуальность. Любое государство, которое сейчас испытывает проблемы с перенаселенностью, может решить их через урбанизацию своего населения.

Например, благодаря тому, что уже к семидесятым годам прошлого столетия 3/4 японцев были горожанами, Япония к концу двадцатого века довела до нуля прирост населения, который в начале века был в ней, как и положено азиатской стране, традиционно высок. Поскольку японское сельское хозяйство при этом отнюдь не деградирует (благодаря все же имеющему место продовольственному протекционизму, от которого, похоже, американцы отчаялись отвадить своего тихоокеанского союзника), естественная убыль населения мегаполисов может быть возмещена приростом населения в деревнях и небольших городах и его притоком оттуда. Таким образом, Япония лишь стабилизировала численность населения, и такого демографического провала, как в России после советской урбанизации и индустриализации, не наблюдается.

В современной России мы имеем свыше 70% населения в городах. На первый взгляд это не намного отличается от японских показателей, однако, если учесть, что это общая цифра, и в национальных республиках Российской Федерации доля деревенского населения намного выше, а в русских областях - намного ниже, становится понятным, почему демографический обвал затронул в первую очередь русское население.

Так, если взять наиболее значимые русские территории - города Москву и Санкт-Петербург вместе с прилегающими к ним областями, - мы получим соотношение городского и сельского населения как 9 к 1. В остальных русских областях баланс городского и сельского населения сдвинут в пользу сельского, но не намного.

В национальных автономиях численность сельского населения по отношению к городскому выше благодаря тому, что само разделение на городское и сельское население в них чаще всего соответствует не только профессиональному, но и этническому признаку. Коренные народы национальных республик Российской Федерации в меньшей степени поддавались советской политике урбанизации и индустриализации, соответственно, в меньших количествах покидали деревню. А города национальных автономий росли благодаря нагнетанию в них русского населения. В той же Чувашии 90% чувашей живет в деревне, а 10% в городах - среди местных русских соотношение обратно.

Что интересно, Россия в этом похожа на США, в которых, несмотря на всю их официальную космополитичность, разделение между деревней и городом (и различными видами города) также имеет ярко выраженный национально-общинный характер. Негритянские общины США, как правило, концентрируются в крупных городах. (Ведь после освобождения от рабства в XIX веке афроамериканцы не получили земли...) Например, в Вашингтоне 80% жителей ныне чернокожие. В крупных городах концентрируются и общины выходцев из различных стран мира - от арабов до китайцев (чайна-тауны). Индейское же население США сосредоточено вокруг резерваций, то есть в сельской местности, и отличается крайне высокими темпами прироста населения - на радость всем поклонникам творчества Фенимора Купера.

Что касается городского белого населения Америки, составляющего т.н. "средний класс", оно, как правило, обособляется в окраинных районах или коттеджных поселках за городом (в город ездят только на работу, что не составляет проблемы, так как страна автомобильная). Кроме того, с конца XX века в США (как и в других странах Запада) действует государственная программа развития мелких городов, куда работающие платежеспособные граждане могут переселяться из перенаселенных больших городов. Наконец, все американское фермерство, и значительная часть остального сельского населения традиционно являются т.н. "белыми англосаксонскими протестантами" (WASP), демографической основой Америки.

Из-за такого распределения общин по большим и малым городам, а также по сельской местности пессимистичные прогнозы о скорой смерти США от рук враждебных и чуждых американскому государству национальных сообществ представляются преувеличенными. Случайно или нет, но для WASP'ов, несущей части американского социума, сложились достаточно благоприятные условия по поддержанию демографического баланса.

Возвращаясь к нашей ситуации, следует отметить, что поскольку условий для подъема национального сельского хозяйства в России пока не создано, возникает великое искушение воспользоваться его упадком со стороны тех соседей России, которые испытывают проблемы из-за высоких темпов роста собственного населения.

Чтобы стабилизировать собственное население, Китай должен из 800-900 млн. своих селян по крайней мере 500 млн. переместить в города. Для этого нужно прекратить дотировать сельское хозяйство и создать около 50 новых городов по 10-12 млн. жителей - полсотни новых шанхаев. В противном случае к 2030 году кривая роста китайского населения уходит вверх по экспоненте, что приведет к банкротству т.н. "вмещающего ландшафта" КНР. В городских же условиях население будет стабилизировано. Но в этих созданных городах должно быть производство. Может быть, именно поэтому Китай вступил-таки в ВТО, несмотря на свою любовь к протекционизму? Открытость на фоне дешевизны рабочей силы будет благоприятствовать притоку капитала и организации в КНР новых производств. Для Китая создание в XXI веке индустрии с полумиллиардом занятых по напряжению сил будет сравнимо с индустриализацией, через которую прошла Россия в XX веке.

Однако то, что по соседству с Китаем находится страна, в которой местное население само собралось в городах, истощив деревню, может у китайских товарищей вызвать и, похоже, уже вызвало искушение осуществить демографическую экспансию. Дело облегчается тем, что т.н. "сбросовое население" не надо переучивать. Китайскому крестьянину нужно только собраться и поехать.

И это великое переселение китайцев в сельские, приграничные с КНР, районы России происходит всеми правдами и неправдами. При всем уважении к китайскому народу и его многотысячелетней культуре есть повод заподозрить здесь осознанную и организованную политику в традициях восточной дипломатии. Китайцы не могут позволить себе роскошь жить в деревне больше нигде в мире, даже у себя, в Китае. В России же хронический упадок сельского хозяйства позволяет им использовать нехватку в трудовых ресурсах и приходить под видом сезонных рабочих, а затем становиться постоянными жителями, превращая Сибирь и Дальний Восток в будущие "спорные территории".

Основываясь на демографических данных по России, можно уверенно говорить, что ее внутренняя демографическая стратегия сейчас должна быть прямо противоположна той, которая показана Китаю. Ситуация с народонаселением в России больше похожа на ситуацию в постиндустриальных странах.

Необходимость урбанизации ради индустриализации отпала вместе с промышленным спадом и закрытием неэффективных производств. Другое дело, что урбанизация остается экономически эффективной с точки зрения рынка: когда все население собрано в одном месте, это удобно производителям и работодателям - географическая распыленность хозяйственных связей меньше, меньше и транспортные расходы.

В условиях урбанизации производство и сбыт сосредоточены в городах и притягивают к себе экономически активное население. Получается классический заколдованный круг. Российская глубинка продолжает запустевать, а строить многоэтажные новостройки у кольцевой автодороги Москвы выгоднее, чем поселки за городом. Поэтому благоприятная конъюнктура для инвестиций в малые города может быть создана только государством. Это как раз тот случай, когда саморегулирующаяся функция рынка ничем нам не может помочь. Сама по себе такая конъюнктура не возникнет, и от строительства многоэтажек у кольцевой дороги вряд ли кто-то откажется добровольно.

В сельском хозяйстве стратегической целью должно быть отнюдь не введение свободной купли-продажи земли, которая лишь открывает возможность скупки земли через подставных лиц (если речь идет о китайцах, даже сельскохозяйственное назначение земель не стало бы меняться, все было бы предельно корректно). Владение землей, передача ее по наследству - это одно, ее купля-продажа - это все же другое. Прежде всего, важен слом самого механизма неэквивалентного обмена между городом и деревней, который своими корнями уходит в советское прошлое, в эпоху индустриализации. Сейчас неэквивалентность обмена поддерживается структурой цен, сложившейся уже в рыночную эпоху вследствие монополизации секторов снабжения сельского хозяйства и сбыта и переработки его продукции. Российские крестьяне просто не в состоянии прикупить себе земли, они слишком мало получают за свой труд.

Масштабность этих задач делает их достойными включения в президентское Послание, поэтому удивление чувашского президента Федорова вполне обосновано. Другое дело, что для постановки таких целей мало стратегического видения ситуации. Понимание того, что национальное сельское хозяйство - это, прежде всего, надежное средство демографической подпитки нации, - приходит вместе с цивилизационным видением проблем. Внутренняя стратегия ключевых стран мира по отношению к своему сельскому хозяйству такое цивилизационное видение выдает, причем заметна его непрерывность в исторической перспективе, на примере тех же США. В России любая смена власти почему-то прерывает традицию цивилизационного видения проблем, и ее приходится восстанавливать заново при каждом новом правителе.