Если раньше новый президент позировал на фоне Ельцина, то теперь он воспринимается на фоне себя самого - двухлетней давности. Это наблюдение Третьякова может служить хорошей эвристикой. Так что позволю себе вновь предварить разговор о Послании цитатой из "раннего Путина" (все тот же манифест "Россия на рубеже тысячелетий"). "Убежден, - декламирует автор, - что достижение необходимой динамики роста - проблема не только экономическая. Это проблема также политическая и, не побоюсь этого слова, в определенном смысле идеологическая. Точнее, идейная, духовная, нравственная". Не правда ли, этот голос из многозначительного, непредсказуемого 99-го звучит диссонансом с дистиллированным голосом сегодняшнего Путина-завхоза, подчеркнуто слагающего с себя лидерскую миссию по внеэкономической реанимации экономики. Президент, разумеется, вправе себе противоречить - это одна из привилегий его суверенности. Но боюсь, в данном случае суверенность и есть то, что поставлено под вопрос и упущено в коварной аналогии государства с ООО.

Все, разумеется, отметили, что Путин многажды и с особым акцентом повторил слово "конкурентоспособность" - и не применительно к тому или иному рыночному игроку, а применительно к России как государству. Многие увидели в этом знак оживления тревожного, конфликтогенного, словом, здорового политического сознания. Однако, по-моему, все наоборот: в этом языковом симптоме сказывается политическая неадекватность, то есть неадекватность президента, увлекшегося экономическими метафорами, - политическому статусу государства. "Конкуренция" вообще является сугубо абстрактной ситуацией, которая даже к экономическим субъектам в нашей стране применима лишь очень условно. Как бы то ни было, она возможна лишь внутри неких установленных и гарантированных правил. Игра же, которую ведут государства, то есть, я хочу сказать, суверенные государства, не есть игра, ведомая по правилам игры, но игра, ведомая за установление своих правил. Судьба дуэли между фехтовальщиком и стрелком решается на этапе выбора оружия. И если так, "жесткая конкуренция" государств за "международные инвестиции" не является ли эвфемизмом заведомо проигранной борьбы, раз уж "инвестициями" называют те самые зеленые бумажки, которые США могут печатать в любом количестве (под залог своего положения верховного жреца в мировой религии денег)?

Воистину, таково основное искусство политика: чемпионов по шахматам он должен нокаутировать, а чемпионам по боксу - ставить мат. Политик не силач, а специалист по анатомии силы. Именно поэтому нам так необходима политика теперь, когда нет исторического времени "выращивать" страну, успешную во всех отношениях. И именно поэтому слова Путина, безупречно правильные в качестве ответа на экзамене по какой-нибудь глобалистике, безоговорочно провальны в качестве стратегии: "Сегодня страны мира конкурируют друг с другом по всем параметрам экономики и политики - по величине налоговой нагрузки, по уровню безопасности страны и ее граждан, по гарантиям защиты права собственности. Они соревнуются в привлекательности делового климата, в развитии экономических свобод, в качестве государственных институтов и эффективности судебно-правовой системы. Конкуренция приобрела действительно глобальный характер". Дальше по тексту докладчик воссоздает жесткие условия этой конкурентной среды, где нас "никто не ждет". Но весь алармистский пафос в риторике Послания сводится к простейшему: сильный выигрывает, слабый проигрывает. Истина эта - из числа бесполезных, ergo, ложных. За ней как раз не стоит никакого знания об анатомии силы, никакого представления обо всех асимметриях и двусмысленностях, способных предоставить решающий шанс "слабейшему" и составляющих разницу между "fair play" спортивной соревновательности и неупорядоченным множеством возможностей исторической борьбы. Поэтому, если вглядеться, путинский алармизм является не чем иным, как изощренной формой исторического благодушия: в конце концов, что это вообще за история, где государства "соревнуются в привлекательности"?..

Если отвечать прямо, то это, должно быть, та самая история, где последней и решающей силой признан "свободно блуждающий" мировой капитал. Государства, в ажиотажной сутолоке, обнажают перед ним зубы - но уже не как вооруженные до зубов хищники, а как товар на рынке рабов. Отличите ли вы навскидку эти два типа оскала? Сообразите ли вы, что на деле означают все эти вариации на тему новой зубастой России?

Расфасованная на вынос политика президента, кажется, вся до последнего штриха адресована пресловутому "международному инвестору". Это уже успело стать очевидным, и заключенная здесь колоссальная ошибка тоже мало-помалу становится ясна - причем не только с точки зрения моего радикального, правого антиглобализма. На недельной давности "Гражданских дебатах", посвященных Посланию, экономист Ивантер зафиксировал важную и не вызывающую сомнений вещь: "внешние" инвестиции приходят только вслед за "внутренними" и составляют, в стратегическом масштабе, лишь небольшую часть от "внутренних". Здесь многие догматики рынка поспешили бы, конечно, возразить, что для "капитала" не существенно деление на "внешний" и "внутренний". Не знаю, будут ли они готовы пойти столь далеко, чтобы признать несущественным также деление капитала на "свой" и "чужой". Как бы то ни было, им нужно чаще вспоминать слова своего апостола Хайека: "экономика - всего лишь наука о людях". О людях, чье сознание создано вмещающим их культурным и информационным ландшафтом. В этом смысле работа с внутренним инвестором, в психологическом, идеологическом смысле, не может не отличаться от работы с внешним. Больше того, не приходится вообще говорить о каком-то общем для тех и других "инвестиционном климате" России, потому что внешний и внутренний образы страны никогда друг с другом вполне не совпадали, и на уровне психологии культуры невидимая граница, отделяющая Россию от не-России, никуда не денется.

Основная вера европейца, бережно пестуемая информационной машиной, состоит в том, что по ту сторону этой границы ему ничего не гарантировано и ничего не понятно. Подлинная задача российского инвестиционного пиара состояла бы в том, чтобы убедить инвестора по эту сторону виртуальной границы в том же самом: там (то есть на Западе) тебе, друг, тоже ничего не гарантировано. И убедить в этом "нашего человека" совсем не сложно - особенно, при наличии трех благоприятных факторов: его готовности поверить, государственной готовности его убедить (в том числе, "настоятельно") и, наконец, - их готовности подтвердить это (будь то посредством новой "антитеррористической" открытости своей банковской системы или посредством заносчивых коррупционных преследований, наездов на "грязные русские деньги" или посредством чего угодно еще...). Пожалуй, это и было бы наилучшей профилактикой пресловутой "капитальной утечки".

Однако до сих пор основные усилия путинского международного пиара или, что то же самое, его международной политики были направлены не на то, чтобы отыграть в свою пользу этот неустранимый элемент взаимной ксенофобии, а на то, чтобы любой ценой устранить его. В этом ключе следует толковать не в меру откровенные слова Владимира Мау, которому "представляется, что большим достоинством власти не только президента, но вообще власти последних двух лет является то, что не было сказано или сделано почти ничего, что было бы непонятно читателю Financial Times".

Кстати, не отсюда ли невозможность вырваться из порочного круга политического ничтожества - строго тождественного жизненному кругозору читателя "Financial Times"? Но политического воздержания - мало. Боюсь, что понятны другому мы становимся только посредством смерти, строго по мере того, как поступаем в полнейшее распоряжение единственно универсальных в нашем мире законов: биохимических законов распада.