Пришедшие с интервалом в несколько дней сообщения о гибели Хаттаба и Александра Лебедя - людей, оказавших заметное влияние на происходившее в Чечне в последние годы, провоцирует на подведение некоторых итогов. Прежде всего, как мы воспринимали и осознавали происходящее.

Сейчас, как и в 1996 году, смерти Хаттаба, Басаева и других заметных фигур не решают проблем. Ведь в сущности гибель Дудаева стала не только прологом к началу переговоров сперва - Ельцина с Яндарбиевым, а потом, после августовского штурма Грозного - Лебедя с Масхадовым, но и концом некоего этапа в чеченском конфликте. Первого этапа, который происходил под знаменем сепаратизма. После гибели Дудаева сложившиеся за несколько лет клише постепенно перестали работать, и протекавшие подспудно процессы начали вылезать наружу, то есть фактически ситуация еще более осложнилась.

Период, начавшийся после Хасавюрта, можно назвать "временем Хаттаба" и лагерей для подготовки террористов. Осенью 1999 года понятие "контртеррористическая операция" заняло место активно внедряемой в 1994-96 годах, но не прижившейся формулы - "восстановление конституционного порядка". После 11 сентября все это стало называться "борьбой с международным терроризмом".

Вообще, достаточно любопытно проследить по нашим СМИ, как менялось восприятие того, что происходило все эти годы в Чечне. Как на смену демократической эйфории осени 1991 пришло ощущение нестабильности и опасности, как "полевые командиры" превратились сначала в "главарей бандформирований", а затем в "международных террористов", а хрестоматийное "национально-освободительное движение" стало "базой международного терроризма".

Как на фоне обострившегося в последнее время интереса к геополитике чеченский сюжет начинает вписываться в "теорию заговоров", и тема эта, ранее фигурировавшая исключительно в левых изданиях, приобретает все большую популярность. Слухи и версии, которые 5-6 лет назад отвергались массовым сознанием, оказались востребованными. Обществу надоело объяснять все неудачи "нерадивостью" собственной власти. Да и иллюзий, прямо скажем, поубавилось.

Время иллюзий (1991 год)

После августовского путча вроде бы было понятно, что "хороший" Дудаев совершенно естественно стал признанным лидером Чечни, а "плохие" - поддержавший ГКЧП Завгаев и иже с ним - были оттеснены с политической сцены. Такие мелочи, как разгром Верховного совета республики и заявка на отделение, общей картины не меняли. В сущности, было совершенно непонятно, почему, собственно, одним, то есть республикам - можно, а другим - то есть автономиям - нельзя. Ведь все же знали, что все это деление на республики и автономии было достаточно случайным.

Определяющим фоном было сочувствие несправедливо и незаконно репрессированному народу Чечни. Еще совсем недавно вышел роман Приставкина "Ночевала тучка золотая...".

О том, что "абреки" бесчинствовали почти все годы советской власти, было известно только специалистам по межнациональным отношениям и отдельным особо интересующимся гражданам. Про волнения в Грозном в начале и середине 80-х знали все те же специалисты и читатели самиздатской "Хроники текущих событий", а про постоянно взрываемый памятник генералу Еромолову могли рассказать знакомые, там побывавшие.

В общем, идеалистические представления, доставшиеся большинству из нас в наследство от советской власти, касались не только капитализма, демократии и пр., но и национальных и религиозных проблем. Как известно, "у нас" в СССР были только засуха, морозы и неурожаи, а все остальное - безработица, инфляция, баскские террористы и ирландские сепаратисты и прочие не очень понятные вещи были только "у них".

За десять лет мы наверстали издержки образования и значительно расширили свой кругозор. Отдельное спасибо нашим СМИ - если полистать старые газеты, там можно найти много любопытного...

"Время Лебедя" было недолгим

Когда Лебедь впервые комментировал ситуацию в Чечене, он занимал вполне определенную, по-военному четкую позицию. Ее главные формулы - "Чечня является неотъемлемой частью России", "Если нас пугают войной "до последнего чеченца", значит будет "последний чеченец", "Нельзя превращать людей в волков", "Сначала мир, потом решение проблем".

Свои идеи Лебедь начал реализовывать, заключив хасавюртский мир. Однако вплотную заняться Чечней ему не удалось, а может быть, и не очень того хотелось. Отправленный осенью 1996 года в отставку с поста секретаря Совета Безопасности, Лебедь больше не участвовал в чеченских делах, за исключением не слишком удачной попытки наладить освобождение похищаемых бандитами людей.

Тогда, в 1996, после заключения мира, СМИ, за исключением левых, превозносили генерала-миротворца, а в последнее время все больше клеймили его как человека, заключившего мир, который не способствовал решению проблемы, но загнал ее вглубь.

Однако при более пристальном рассмотрении "вина" Лебедя представляется не столь очевидной. То, с чем столкнулась Россия в 1999, стало итогом не столько самого мирного договора, сколько последовательного уклонения руководства России от принятия эффективных мер по распутыванию чеченских проблем, а также следствием новых мировых процессов и тенденций, о которых кадровый военный имел полное право не знать.

"Время Дудаева". Как мы изучали "сепаратизм" и "формирование криминального режима"

В "независимой" Чечне хаос и беспредел, но руководству России не до того - в Москве свои проблемы. Дудаев укрепляет свою власть, в полной мере отыгрывая идею "неуклюжей политики России"

Этот урок был выучен плохо. Несмотря на то, что некоторые издания в принципе давали информацию о происходящем в Чечне, ситуация не находила адекватного отражения в СМИ, и в целом происходящее там не воспринималось как нечто экстраординарное. У них там на Кавказе вечно какие-то проблемы - Карабах, Осетия, Абхазия. "Горцы" - что с них взять.

В начале января 1992 года "Независимая газета" сообщила, что в Чечне наблюдается рост числа вооруженных группировок, которые подчинены различным официальным и неофициальным лицам. В частности, среди прочего там фигурировал "Мусульманский истребительный полк" - около 200 человек. "Истребительный полк" - это, конечно, лихо. Почти "эскадрон смерти", но вообще-то вооруженные группировки в начале 90-х начали появляться везде.

Одновременно агентство ИТАР-ТАСС анонсировало "свержение президента Чечни Джохара Дудаева вооруженным путем". И время указали - "после мусульманского поста - ураза, который продлится с 7 марта по 6 апреля", то есть в январе сообщалось о перевороте, который должен был произойти в апреле. Добросовестность требует отметить, что ИТАР-ТАСС ошибся на несколько дней - попытка переворота имела место еще до окончания поста. И практически одновременно - 29 марта - четверо террористов захватили автобус в Ставрополе. Этот неудачный теракт был списан на путчистов, якобы выпустивших авантюристов с гауптвахты одной из воинских частей.

И понеслось... То покушения на Дудаева и прочие "вооруженные разборки", то захваты заложников. При этом сюжеты становились все более занимательными.

Укрепление личной власти Дудаева, происходившее параллельно с разрушением старой структуры правоохранительных органов, сопровождалось непрерывными скандалами. Особенно сильно сопротивлялся "реформам" аппарат чеченского МВД. В марте 1992 года дело дошло до захвата Грозненским ОМОН здания МВД в знак протеста против назначения Министром ВД сторонника Джохара Дудаева,

КГБ Чечни было преобразовано в Службу национальной безопасности, кадровое ядро которой составили верные президенту бывшие "чекисты", интеллектуальный потенциал которых использовался для выявления противников правящего режима.

Вообще, надо сказать, что Дудаеву было очень не легко. Он, видимо, действительно ощущал себя "обложенным со всех сторон". Оппозиция была и на севере, и на юге. Кроме того, донимали постоянные конфликты с мусульманскими лидерами, которые создали уже упоминавшийся выше "Истребительный батальон" и открыто говорили о "газавате" на территории России в случае вторжения в Чечню российских войск.

Чтобы ограничить влияние исламских фундаменталистов, Дудаев провел 1 апреля, сразу после неудавшегося путча, съезд мусульман Чечни и добился отстранения от занимаемых постов большинства заместителей муфтия. Духовное управление мусульман республики было упразднено как "изжившая себя структура КГБ и коммунистического руководства", и вместо него был создан Исламский центр, контролируемый сторонниками Дудаева.

Словом "государственное строительство" в Чечне шло полным ходом, но нам всем было не до этого. У нас с 1 января 1992 года были "отпущены цены". Население занималось выживанием, а власти готовились к структурным реформам, к приватизации, к реструктуризации нефтяной отрасли. У всех были свои дела и проблемы.

Дудаев строил "военную вертикаль", создавал национальную чеченскую армию, даже проводил маневры, пытался подчинить своему контролю оппозиционные группировки, искал поддержки за рубежом, а в Москве Черномырдин сохранял "газовую вертикаль", не дав разделить отрасль на ряд "вертикально интегрированных" компаний, как это было сделано с нефтяной сферой. И вообще, уже вовсю шла борьба между Президентом и Верховным Советом, завершившаяся кризисом 1993 года.

Время от времени кто-то из окружения Дудаева заявлял о "давлении" и "вмешательстве Москвы во внутренние дела суверенной Чечни". Хотя, похоже, настоящего давления не было. Было заигрывание с оппозицией. Было много странностей, типа уже описанного анонса государственного переворота, были фальшивые авизо, передача вооружений. И на этом фоне все учащавшие случаи захвата заложников с неизменным требованием 10 миллионов долларов в качестве отступного.

Заметив, что эта сумма равна субвенциям, на которые претендовала Чечня, еще существовавшее тогда агентство "Постфактум", комментируя захват автобуса с детьми в Ростове-на-Дону в декабре 1993 года, высказало предположение, что весь этот сюжет вполне мог быть инспирирован самим Дудаевым, который намеревался одновременно и получить деньги, и поднять свой авторитет, поучаствовав в задержании террористов.

На фоне этих интриг экономическая и социальная инфраструктура Чечни разрушалась, население перешло на полное самообеспечение, начался исход из Чечни русского и части чеченского населения, оружие стало предметом первой необходимости.

Но всего этого в телевизоре не показывали. В телевизоре доминировал Дудаев с прекрасной военной выправкой, в окружении сподвижников, нам показывали парады, чеченцев, исполняющие ритуальные "танцы", и в сравнением с том, что происходило, скажем, в Душанбе, Абхазии или Приднестровье, не говоря уже о Югославии, ТВ-картинка не представлялась страшной.

Время от времени кто-нибудь из оппозиционеров гневно обличал Дудаева, тот отвечал встречными обвинениями. Однако понять, в чем суть конфликтов, было практически невозможно. С точки зрения Москвы, пиком противостояния стал вооруженный конфликт в Аргуне в сентябре 1994 года. Тогда нам показали представителей оппозиции Автурханова и Лабазанова (кто про них теперь помнит?), обвинявших Дудаева в том, что он "набирает наемников и готовит убийц", а Дудаев, в свою очередь, называл оппозиционеров "бандитами".

Именно тогда, и в первую очередь - благодаря вниманию к этому эпизоду со стороны СМИ, стало понятно, что то ли обстановка в Чечне и впрямь накалилась, то ли готовится какая-то провокация - правда еще было не ясно, кем и для чего. В целом создавалось впечатление, что в Чечне имеется мощная оппозиция "преступному режиму" и дело за малым - помощью России.

При этом стоит отметить, что некоторые СМИ поставили диагноз происходящему в Чечне намного раньше. Так, еще в апреля 1992 года все тот же "Постафактум" писал о наличие в Чечне большого количества неподконтрольных Дудаеву общественно-политических организаций, которые активно вооружаются, а также о том, что систематическое и последовательное разрушение правоохранительных органов ведет к "усилению влияния мафиозных кланов и повышению степени коррумпированности общества". Было отмечено, что Дудаев откровенно спекулирует на конфликте с Россией, используя ситуацию для укрепления своего статуса "национального лидера". При этом высказывались и упреки в адрес российского руководства, "неуклюжая политика" которого позволяла Дудаеву вести эту игру.

Время "полевых командиров". Как мы изучали "восстановление конституционного порядка"

Руководство России не сумело предложить обществу внятных объяснений начала военных действий в Чечне. Российские военные вызывают жалость или презрение. "Полевые командиры" становятся героями СМИ.

То, что происходило в общественном сознании в конце 1994 года, можно назвать "войной формулировок". И дело было не только в том, что Удугов с помощью российских СМИ выигрывал у российской власти информационную войну. Эта ставшая расхожей формула, при всей своей очевидной справедливости, уводит от понимания того, что вся официальная идеология Российского государства была крайне эклектичной, идеализированной и внутренне противоречивой. В то время как оппозиционно-настроенная часть общества и ряд СМИ работали с вполне оформленными на то время представлениями.

Конституционный порядок, о котором говорила власть, был абстракцией, и эта абстракция воспринималась достаточно скептически на фоне событий осени 1993, а формула "всенародно избранный президент" - понятной, особенно после 1991 года. Дудаев в своем грозненском дворце был отчасти похож на Ельцина в Белом доме в августе 1991 или на чилийского Альенде в президентском дворце в 1973.

Начинающий войну на чужой территории - а Чечня уже воспринималась в качестве таковой - был, согласно традиционным представлениям, агрессором, а сопротивление агрессии всеми возможными средствами было принято считать вполне оправданным. Здесь легко возникали исторические параллели, в частности, можно было сослаться на Льва Толстого, который развил эту мысль в знаменитом рассуждении о "дубине народной войны".

Танковые колонны, входящие в Грозный, как во время первой попытки захвата города 26 ноября, так и позднее, уже после начала войны, отсылали к Праге 1968. А в контексте вышеупомянутой "дубины народной войны" вся операции выглядела как почти нарочитая демонстрация тупой самоуверенности власти, не понимающей, что Грозный - не Прага, а Чечня - не Чехословакия.

Если принимать на веру заявление власти о том, что "Чечня является неотъемлемой частью России", применение тяжелого вооружения выглядело варварством, а власть, применяющая такие меры против собственного народа, совершенно естественно воспринималась как "преступная". А лингвистический шедевр Павла Грачева о "нанесении точечных ударов с применением принципа гуманности" мог вызвать только приступ истерического смеха.

Весь смысл, обнародованного 27 декабря обращения Президента, текст которого в целом, как видно теперь, вполне адекватно отражал суть проблемы, был уничтожен словами о том, что в Чечне "уже началось решение мирных повседневных задач". Б.Ельцин сказал тогда буквально следующее: "Приступают к работе новые органы местной власти. Людям оказывается материальная помощь, им доставляется продовольствие, медикаменты. Нам надо помочь в восстановлении работы больниц, поликлиник, школ, в обеспечении охраны нефтепромыслов, в подготовке к весеннему севу. Мною отдано распоряжение направить в республику учителей, врачей и других специалистов".

Независимо от того, что имели в виду Президент и его спичрайтеры, этот фрагмент выступления на фоне ежедневной телевизионной картинки "войны во всей красе" воспринимался как образец лицемерия, граничащего с откровенным цинизмом.

В итоге народ просто не понимал, за кого болеть. Своих солдат было бесконечно жалко. Свои начальники - раздобревшие и зачем-то напялившие камуфляж, внушали отвращение. Все они почему-то назывались "федералами". И этим всегда либо жалким, либо противным "федералам" противостояли некие "полевые командиры" - поджарые, ловкие, уверенные и невозмутимые, да к тому же еще и часто бородатые, как повстанцы молодого Фиделя.

Продолжение следует...