Начало - здесь.

"Время Басаева". Как мы изучали "терроризм"

Россия поверила в возможность терактов только после рейда Шамиля Басаева в Буденновск, трагедии в Кизляре и захвата парома в Турции. "Полевые командиры" превращаются в "главарей бандформирований". Террористы больше не нуждаются в услугах СМИ - журналистов начинают выдавливать с территории Чечни, на них нападают, их похищают.

На официальном уровне об угрозе настоящих терактов (а не странных сюжетов с похищениями) заговорили незадолго до начала войны. Но после неудачной танковой атаки на Грозный 26 декабря 1994 и заявления Павла Грачева, публично отрекшегося от попавших в плен российских военных, слова командующего внутренними войсками генерал-полковника Анатолия Куликова о возможности террористических актов со стороны чеченских боевиков убедительно не прозвучали.

Аналогичную реакцию вызвали и откровения начальника Центра общественных связей федеральной службы контрразведки Александра Михайлова. А он, между прочим, сообщил весьма любопытную информацию о том, что в 1992 году в г.Грозном создана школа по подготовке мобильных боевых групп, выпускники которой направлялись в крупные города России с целью проведения насильственных акций в случае обострения отношений между Россией и Чечней. Впрочем, никакого подтверждения тогда эти сообщения, слава Богу, не получили.

А сама по себе подобная информация обществом востребована не была. Похищения заложников и невнятные угрозы неких "терактов на территории России" до Буденновска особого впечатления не производили. Да и к далеко не скучной обыденной жизни это все настолько не имело отношения, что даже вполне продвинутая "Независимая газета" назвала "шалостью" взрыв на летном поле ДОСААФ в Старопромысовском районе Грозного, в результате которого были изуродованы старый самолет У-2 и вертолет.

Долгое время все разговоры о терроризме походили на некую игру или обмен ритуальными ударами. Возможно, дело было в отсутствии впечатляющей картинки и пострадавших. Ну, грабили поезда да что-то все время взрывалось в самой Чечне. Спецслужбы Чечни утверждали, что "волны терроризма накатывают из Москвы". Москва отвечала еще более невнятно. Используемые образы типа "жизненно важный объект", "стратегический объект", "разгул терроризма", "волны терроризма" были абстрактными и бессмысленными.

В возможность терактов в России не верили, прежде всего, потому, что не верили власти. И следовательно, получалось, что верили представителям Чечни, заявления которых имели к тому же и некоторое логическое подкрепление в виде рассуждений о бессмысленности подобных акций в военном отношении и губительности их для имиджа "свободолюбивой Ичкерии".

Соображение о том, что в Чечне так же, как и везде, полно "отморозков", хотя и представлялось разумным, размывалось за счет двух главных мифологем: первой - "вся Чечня под контролем Дудаева", и второй - "те, кто против Дудаева, сотрудничают с Россией". То есть получалось, что обе реальные силы, имевшиеся в Чечне, в терактах заинтересованы не были.

Прорыв в общественном сознании произошел 14 июля 1995 года после захвата отрядом Шамиля Басаева больницы в Буденновске. Да и то в глазах многих этот эпизод выглядел скорее как "неудачный рейд по вражеским тылам". Озвученная самим Басаевым версия о том, что он собирался захватить вертолеты, полететь в Москву и "там немножко повоевать", выглядела более правдоподобной.

Тем не менее, с лета 1995 года понятие терроризма входит в обиход, а Басаев получает устойчивое прозвище "террорист номер один".

К концу 1995 года, на фоне продолжающихся военных действий и кампании по выборам в Госдуму, количество терактов на территории Чечни резко возросло, но тогда они воспринимались как "атрибуты войны".

Следующий качественный скачок произошел в январе 1996. Новый захват больницы, теперь уже в дагестанском Кизляре, и главное практически одновременный с ним захват парома в Турции. Знаковость этих событий заключалась в том, что Дагестан в той или иной форме демонстрировал сочувствие Чечне, принимал беженцев - и тем самым представлялся защищенным от подобных эксцессов. Ну а турецкий сюжет придал теме международное звучание.

Таким образом, несмотря на "неуклюжесть власти" - чего стоят одни "38 снайперов", и старания некоторых СМИ дискредитировать в этом контексте Россию, - по настоящему скомпрометированными, наконец, оказались чеченские боевики, продемонстрировавшие, что для них "нет ничего святого". Именно после этого словосочетание "полевые командиры" начало быстро вытесняться безуспешно внедряемой властью с самого начала войны формулой - "главари бандформирований".

Известное влияние на этот процесс оказало и изменение положения представителей российских СМИ, работавших на территории Чечни. На них начали нападать, их начали похищать. После того как в конце 1995 года несколько журналистов пострадали во время взрыва здания территориального управления федеральных органов в Грозном, где был расположен и пресс-центр, "Российские вести", припомнив чеченским боевикам похищение корреспондента "Российской газеты" Владимира Мезенцева и нападение на заведующего корпунктом ОРТ Николая Шебалкова, сделали вывод - "боевики перестали заигрывать с прессой".

Жирной кляксой в конце романа либеральных СМИ и борцов за независимость Ичкерии стало похищение группы Елены Масюк в мае 1997 года. Той самой Масюк, которая прославилась репортажами из Чечни, брала интервью у Шамиля Басаева и пр. Ходили слухи, что Басаев потребовал немедленного освобождения группы Масюк и даже поссорился с похитившими ее авторитетами. Но это не помогло.

Журналистов освободили в августе 1997 по случаю начавшихся переговоров между Ельциным и Масхадовым, однако эта история показала, что Чечня тяготится вниманием прессы, и стала поводом задуматься - почему? Что, собственно, происходит в Чечне такого, что нужно скрывать?

Один из возможных ответов содержался в интервью матери Елены Масюк, данном ею еженедельнику "Аргументы и факты" еще в июле, до освобождения журналистов. В этом интервью похищение Масюк объяснялось тем, что журналистка нащупала каналы поставок оружия в Чечню из Афганистана и Турции:

С самого начала войны Лену интересовал вопрос, каким образом оружие поступает в Чечню. Ей показали БТР, и по некоторым признакам она поняла, что он "приехал" аж из Афганистана. Поэтому ее следующая командировка была туда, в Афганистан, выяснить, какими тропами идет оружие. В Афганистане ей стало ясно, что нужно лететь в Турцию, она и туда полетела, оттуда - в турецкую часть Кипра, затем в Азербайджан. Весь путь следования оружия в Чечню Лена проследила...

Время ваххабитов. Как мы изучали "исламский фактор"

Дудаев "разыгрывал исламскую карту", чтобы получить помощь мусульманских стран, и получил... активное содействие исламских экстремистских организаций. Тем временем ваххабизм распространяется в Дагестане.

Вообще-то, об исламском факторе применительно к развитию ситуации в Чечне начали говорить еще до начала первой чеченской войны. А сразу после ее начала, в декабре 1994 года, в СМИ был произведен массированный вброс материалов на эту тему. Его можно проследить по дням.

23 декабря 1994 заявление о "негативном влиянии на развитие ситуации в Чечне "исламского фактора" сделал помощник президента России по внешнеполитическим вопросам Дмитрий Рюриков (Агентство РИА "Новости", 23.12.94).

27 декабря о том же говорит Президент.

30 декабря об участии в подготовке чеченских боевиков инструкторов из Пакистана и Афганистана рассказал начальник центра общественных связей федеральной службы контрразведки РФ Александр Михайлов ("Красная звезда", 30.12.94).

Однако в конце 1994 года подобные заявления выглядели как "античеченская пропаганда" и должного эффекта не произвели. В принципе, о том, что Дудаев "разыгрывает исламскую карту" (причем именно такими словами) писали и раньше, но стремление Дудаева получить поддержку, а главное финансовую помощь от богатых мусульманских стран воспринималось как "вполне естественное".

Кроме того, власти, чтобы оправдать начало войны, всячески доказывали, что в "Чечне царит беспредел, с которым необходимо покончить", и для доказательства опасности приводили примеры иностранного участия, которое, несомненно, имело место. С другой стороны, нужно было успокоить общество, которое расценивало начавшиеся боевые действия как "авантюру" и "начало нового Афганистана". То есть одновременно решались две противоречившие друг другу задачи.

В рамках выполнения задачи умиротворения общества появлялись фантастические по своему оптимизму прогнозы. Например, сотрудник Института военно-стратегических и военно-политических исследований Антон Суриков 28 декабря 1994 года, выступая на "Радио России", заявил, что:

- "вытеснение дудаевских боевиков из Грозного и освобождение транспортных коммуникаций: шоссе Ростов - Баку, системы нефтепроводов и Северо-Кавказской железной дороги займет не меньше месяца";

- "активные боевые действия с участием российской армии продлятся где-то до конца января", после чего "бандформирования будут изолированы в горных районах", а "ликвидация бандформирований силами МВД займет не менее года";

- "ничего подобного Афганистану России не грозит", "проникновение бандформирований и наемников из мусульманских стран, кроме единичных случаев, исключено - граница перекрыта, воздушное пространство, в основном, взято под контроль".

То есть общая линия была такая - Дудаев, конечно, гад, снюхался с иностранцами, но все под контролем, граница на замке, оснований для беспокойства нет.

Да никто особо и не беспокоился. Почитывающие газетки обыватели меньше всего думали об "исламском факторе" и "международном терроризме". Более "продвинутая" публика в 1993-94 годах читала статью Хантингтона о "войне цивилизаций" и обсуждала ее (преимущественно, в полном отрыве от жизненных реалий), сравнивая идеи Хантингтона с идеями Фукиямы и Тойнби. Политологи и СМИ в целом тоже не слишком сосредотачивались на этой проблеме. Слово "ваххабизм" в 1993 году "знали" только С.Кургинян и секретарь правления Союза писателей РФ В.Поволяев, и то применительно к Таджикистану, ну и, как водится, к "мировому заговору".

Подводя итоги работы группы аналитиков, изучавших по поручению Верховного Совета РФ причины трагических событий в Таджикистане, С.Кургинян акцентировал разницу между "антинародной садистской версии ваххабизма" и "народным исламом Таджикистана". Кроме того, он сообщил, что "еще в 1976 году в аналитических центрах США, Великобритании и ряда исламских государств разрабатывалась совместная программа "Ислам против коммунизма", предполагающая совместное финансирование антикоммунистических организаций в исламской части Советского Союза". Более того, Кургинян пояснил, что проект "Ислам против коммунизма" направлен на взаимное уничтожение двух сил - России и ислама, которые, истощив силы в противостоянии, будут вынуждены без боя смириться с лидерством Запада, и в первую очередь - США.

Текст был напечатан 10 августа 1993 года в "Правде". До Указа Ельцина о разгоне Верховного Совета оставалось полтора месяца, и если учесть, что статья кончалась обычными для коммунистической прессы стенаниями о "расколе общества" и "угрозе гражданской войны", то стоит ли удивляться, что геополитические откровения Кургиняна были восприняты как "параноидальный бред".

В следующий раз о ваххабитах СМИ вслед за официальными лицами "вспоминают" в мае 1996 года в связи с необходимостью вскрыть финансовые и военные источники подпитка чеченских боевиков в мусульманском мире.

А между тем первые вооруженные столкновение между ваххабитами и традиционными мусульманами произошли в дагестанских селах Карамахи и Миатли еще в августе 1995 года. Однако на фоне войны в Чечне эти события, между прочим, сопровождавшиеся убийствами, особого интереса ни у СМИ, ни у власти, судя по всему, не вызвали.

Полную дозу информации о ваххабизме российская публика получила только в начале лета 1997 года после вооруженного инцидента в дагестанском селе Чабанимахи и разразившегося вслед за этим политического кризиса в Дагестане.

Но тогда, в мае 1996 года речь шла не столько об "исламском факторе" чеченской войны, сколько об иностранной помощи боевикам. "Известия" в статье "Второй фронт" кавказской войны" и "Комсомольская правда" - в статье "Наемники в Чечне" сообщили публике массу интересных подробностей об огромных сумах, отправляемых в Чечню, о количестве "наемников" из мусульманских стран, добавив к этим описаниям еще и перечень мусульманских организаций и стран, задействованных в оказании помощи боевикам.

Однако тогда - и это важно отметить - речь шла не о "дуге нестабильности" или "глобальном наступлении исламского экстремизма", а всего лишь о "помощи" и "наемниках". Вопрос ставился так, будто подразделения мусульман поступают в полное распоряжение руководства Чечни.

"Время Хаттаба". Как мы изучали "исламский экстремизм"

Масхадов ведет диалог с Москвой - Хаттаб и его сообщники разворачивают в Чечне сеть баз по подготовке террористов. Северный Кавказ потрясают взрывы - это студенты Хаттаба сдают зачеты. СМИ пишут о лагерях террористов и требуют от власти осмысленной политики на Кавказе - власть безмолвствует.

Дело в том, что, опять же - если верить СМИ, присутствие "международных террористов" в Чечне началось еще при Дудаеве. По разным сведениям, Хаттаб появился там либо в конце 1994, либо весной 1995 года. Ему приписываются такие операции, как нападения на колонну 104-й дивизии ВДВ под Шатоем в начале 1996 года, гибель 53 солдат из 245-го мотострелкового полка под селом Ярыш-Марды 16 апреля 1996 года.

Первый серьезный звоночек прозвенел в августе 1996 года: боевики совершенно неожиданно для российского командования захватили Грозный. Как ни крути, а на фоне начавшегося в мае диалога с Москвой этот эпизод показал наличие у боевиков собственных планов, выходящих за рамки дискуссии о статусе Чечни.

Дальнейшие события эту гипотезу подтвердили. Фактически, Хасавюрт поставил Чечню перед дилеммой - плотное сотрудничество с Россией или превращение в базу мусульманского экстремизма. Чечня застряла перед этим выбором надолго, постепенно все более склоняясь в сторону второго варианта. И происходило это в большой степени вследствие отсутствия внятной политики со стороны России.

Здесь стоит отметить, что СМИ время от времени начинали буквально "вопить" о базах и лагерях по обучению боевиков на территории Чечни, но власть, судя по всему, не реагировала ни на эти вопли, ни на оперативные данные спецслужб, которые время от времени давали "утечки" в СМИ.

Еще осенью 1996 "Завтра" и "Независимая газета" обратили внимание на реальность угрозы исламского экстремизма и преступное легкомыслие России и Запада. Еженедельник "Завтра" поднял этот вопрос в связи с событиями в Афганистане, где как раз в это время талибы заняли Кабул и казнили афганского лидера Наджибуллу. Особое негодование "Завтра" вызвало то, что Наджибуллу "выволокли из экстерриториальной (!) миссии ООН...", но даже этот факт, не говоря уже о подробностях казни, не помешал ООН уже на третий день установить контакты с талибами. Далее были сделаны два примечательные вывода.

Первый - связывал воцарение шариатских законов на территории Чечни с происходящим в Афганистане: "В Афганистане наступают талибы, и их канонада отзывается в Чечне палочными ударами..."

Второй - носил более общий характер. Газета назвала происходящее в Афганистане "цивилизационным сломом" и предложила США отказаться от беспочвенных иллюзий относительно того, что "талибы предназначены исключительно для внутримусульманского использования", напомнив, что "главным в списке врагов талибов остается "большой шайтан" евро-американской цивилизации". После событий 11 сентября этот вывод кажется просто пророческим. Похоже, газета "Завтра" может по праву претендовать на звание "лидера среди российских СМИ в вопросах геополитики".

"Независимая газета", ограничившись рассмотрением ситуации в Дагестане, подвергла критике не Запад и США, а руководство России, которое "совершено не занимается проблемами Северного Кавказа". Ссылаясь на доклад, подготовленный группой под руководством замминистра по делам национальностей и федеративным отношениям Кима Цаголова, "Независимая газета" указала на перспективу дестабилизации ситуации в Дагестане, выхода республики из России и создания на ее территории исламского государства. В качестве главного источника угроз была названа Чечня, ставшая рассадником ваххабизма.

Прогноз чуть не исполнился менее чем через год, весной 1997, когда в республике вспыхнуло открытое противостояние. Эксцессы продолжились и в 1998 и весной 1999, а закончилось все вторжением чеченских бандформирований в Дагестан в августе 1999.

Были и другие, менее яркие и "пророческие" публикации. Таким образом, СМИ подавали сигналы власти и обществу. Однако никакой реакции не последовало. Причины очевидны - было не до того. Напомним, речь идет об осени 1996. Президента в это время готовили к тяжелой операции на сердце. В стране катастрофически не хватало денег, помните слова Лившица - "Денег нет", "Надо делиться". Кремль решает проблему Лебедя, который стал себе "слишком много позволять". Впереди выборы в регионах. Словом, много текущих неотложных дел.

А в Чечне тем временем начинается полный беспредел - лишившись общего противника и, тем самым, смысла жизни, бандиты начинают междоусобные разборки. СМИ сообщают об убийствах и похищениях, а также о прибытии ваххабитов из Афганистана и Пакистана.

В декабре 1996 "Независимая газета" цитирует военных экспертов, которые говорят о "дуге нестабильности" на южных границах России, об угрозе превращения Чечни в "базу мусульманского фундаментализма" и опасности втягивание в этно-религиозное противостояние соседей Чечни, а также мусульманских народов Поволжья, Урала и Сибири.

Практически одновременно спецслужбы сигнализируют о связях боевиков с исламскими странами. "Аргументы и факты" пересказывают фрагменты подготовленного ФСБ "Аналитического обзора по вопросам снабжения чеченских незаконных вооруженных формирований".

В СМИ все чаще упоминается имя Хаттаба.

Убийство сотрудников госпиталя Международного Комитета Красного креста в Новых Атагах в декабре 1996 стало еще одним свидетельством стремления "неких сил" выдавить с территории Чечни всех посторонних - как журналистов, так и сотрудников международных миссий.

На этом фоне в Чечне идет подготовка к выборам президента. СМИ фиксируют противостояние между светскими и религиозными лидерами республики. Победителем становится вполне светский Масхадов. При этом, по мнению еженедельника "Итоги" (19 декабря 1996), в ходе предвыборной борьбы Масхадов пользовался неафишированной поддержкой становящихся все более влиятельными в Чечне ваххабитов. Утверждение это представляется небесспорным, однако оно имеет вполне рациональное объяснение. Масхадов не являлся сильным лидером, способным установить полный контроль над республикой (вообще не понятно - кто мог), одновременно, его фигура вполне устраивала Москву, следовательно, в течение какого-то времени он вполне годился на роль прикрытия.

Фактически, именно этот сценарий начинает развиваться после выборов. Масхадов ведет бесконечные переговоры с руководством России, а на этом фоне продолжаются похищения журналистов, возникают новые базы террористов, все чаще происходят теракты. За март-апрель 1997 года на территории Чечни зарегистрировано 22 случая диверсий и террористических актов. В конце апреле 1997 года происходят теракты вне территории Чечни - в Армавире и Пятигорске.

Комментаторы и СМИ выносят приговор - "пророссийски настроенный Масхадов не контролирует ситуацию". Масхадов не контролирует, но кто тогда контролирует? На хаос междоусобных разборок картина с каждым днем похожа все меньше.

В мае 1997 газета "Сегодня" предложила версию ответа - "ваххабиты", попутно сообщив, что КГБ Чечено-Ингушетии зафиксировало их деятельность в Чечне еще в конце 80-х, но "бурные события 1990-1991 годов отвлекли внимание Центра от этой проблемы". Здесь нелишним будет напомнить о программе "Ислам против коммунизма", которая, по сведениям Кургиняна, начала разрабатываться еще в 1976 году.

То есть к середине 1997 года уже не только левые, но и вполне либеральные СМИ - "Независимая газета", "Известия", "Сегодня" - начинают прямо говорить об "исламском факторе" и неспособности Масхадова противостоять влиянию ваххабитов.

В Чечне, между тем, начинаются публичные казни. В августе 1997 Масхадов издает указ о запрете пропаганды форм ислама, "вносящих раскол и вражду" в чеченское общество, воспринятый как попытка "осадить ваххабитов".

Однако это не помогает. Теракты и похищения продолжаются. Некоторые наиболее громкие преступления - нападение на Буйнакск в декабре 1997 года и на автоколонну военных инспекторов весной 1998 - на время оказываются в центре внимания общества и СМИ, но это никак не сказывается на общем направлении политики России.

В целом 1997 и 1998 годы проходят в безуспешных попытках Масхадова и созданного им Центра по борьбе с терроризмом под руководством Исрапилова положить конец терроризму. Тут возникает резонный вопрос - почему Москва не оказала официальному Грозному хоть сколько-нибудь заметной поддержки в этом направлении.

Напомним, что начиная с лета 1997 российские СМИ периодически пытались привлечь внимание власти и общества к "базам международного терроризма" в Чечне и требовали от Кремля "решительных действий" и "четкой политики на Кавказе". Однако если вспомнить, что творилось в это время в Москве, становится очевидно, что власти снова было "не до того".

Весной 1997, когда в Чечне было отмечена первая серьезная вспышка терроризма, в Москве шла "раскрутка" команды молодых реформаторов. Снова, как в 1991, готовились реформы, обострилась аппаратная борьба. В августе, когда Масхадов пытался нейтрализовать ваххабитов, все были заняты войной вокруг "Связьинвеста".

Весной 1998, когда объектами нападений и похищений становятся официальные представители России, в Москве происходит смена правительства и очередная свара элит. Начиная с августовского дефолта вообще становится не до Чечни. Кремль отбивает атаки со всех сторон.

А СМИ, между тем, с подачи грузинских спецслужб, уже начали связывать происходящее в Чечне с именем Усамы бен Ладена и даже "искать" его на территории "свободной Ичкерии". В декабре 1998 министра иностранных дел Игорь Иванов, по сообщению "Интерфакса", был вынужден опровергать факт присутствия бен Ладена на территории Чечни. Через три года последовал ответный удар - Иванов предложил поискать бен Ладена на территории Грузии, в Панкисском ущелье.

Осенью 1998 года Масхадов прямо-таки "вопиет о поддержке". Выступая на заседании чеченского правительства, он заявил, что США, действуя через Саудовскую Аравию, стремятся ослабить позиции России на Кавказе - теперь мы видим, что Масхадов, похоже, говорил правду. Новый глава правительства Е.Примаков предпринимает попытку поддержать Масхадова. Во всяком случае, именно так СМИ восприняли встречу Примакова и Масхадова во Владикавказе.

Казалось бы, наметился некоторый прорыв, однако этого не произошло. В ноябре 1998 "Коммерсант" связал неудачу с игрой имеющего свои интересы и многочисленные контакты в Чечне Б.Березовского.

В конце 1998 года отрезание голов англичанам и новозеландцу в Чечне не привлекает такого внимания СМИ, как случившаяся накануне отставка В.Юмашева. Практически без реакции Москвы остаются срыв антиреррористической операции в Чечне силами Управления по борьбе с похищениями людей при министерстве шариатской безопасности и убийство его руковдителя Ш.Баргишева, а также покушение на муфтия Чечни А.Кадырова - одного из главных врагов ваххабитов, ставшего сейчас главой чеченской администрации.

Призывы ряда СМИ поддержать Масхадова в его стремлении изгнать из Чечни наемников, воевавших против российских войск, и эмиссаров ваххабитов остаются незамеченными.

Все это продолжается вплоть до вторжения чеченских боевиков на территорию Дагестана в августе 1999, взрывов жилых домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске и начала контртеррористической операции в Чечне.

Окончание следует...