Тема второго заседания (10.06.02): "Единая Европа" как политико-географический образ

Мы как-то вдруг заговорили о Европе. Именно "вдруг" и именно "как-то". Без особых на то видимых причин... В самом деле - можно ли считать серьезной причиной 17% на выборах у Ле Пена, неплохие, хотя и не блестящие, результаты "Списка Фортауна" в Голландии, ощущение (именно ощущение, не подкрепленное покамест никакими серьезными политическими шагами) некоторого "поправения" европейцев? История послевоенной Европы знает немало примеров убедительных побед ультраправых, хотя, нельзя не признать и того, что результатов, аналогичных лепеновскому, у них не было еще никогда. Но с другой стороны, никогда еще ультраправые не были столь либеральны и социалистичны, не были настроены столь конформистски по отношению к существующим порядкам. Это, кстати, происходит и у нас, где дугинская "Евразия" (по европейской терминологии - несомненно, ультраправая) переходит на откровенно конформистскую риторику - ни вам тамплиеров, ни пролетариата, ни конца света, ни даже серьезного антиглобализма... На фоне словесных перебранок происходит взаимная конвергенция политического мейнстрима и европейской ультраправой, поскольку идеи ультраправых для современной Европы становятся функциональными, более не являются маргинальной идеологией, превращаясь в важную часть политики.

Несомненно, что победоносное шествие либеральной и социальной демократии по объединенной Европе выдохлось и подошло к концу. Несомненно и то, что нынешняя правая волна значительно отличается от неоконсервативной волны начала 1980-х. Отличается хотя бы потому, что в большей степени замешана на национализме и, с другой стороны, практически не ставит под сомнение либеральные (если не сказать либертарианские) и социальные завоевания левых. Европа отвернулась от левых не потому, что они не справились, а потому, что они справились хорошо. Строительство развитого социализма в отдельно взятой части света можно считать в основном завершенным, и по Европе бродит призрак совершеннейшего еврокоммунизма. Левым больше нечего делать, и они могут на время отойти за кулисы. Сегодня решается другой, значительно более насущный вопрос - кто будет жить в новейшем Парадизе? Будут ли это интеллектуальные голландские гомосексуалисты и смазливые французские домохозяйки или полувнешний пролетариат из Туниса, Алжира или, в лучшем случае, Турции, встающий, живущий и ложащийся спать под доносящийся из телевизора голос муэдзина.

Левые испекли достаточно пышный общеевропейский пирог. Задача правых и ультраправых - его правильно разделить. Формула Фортауна "в стране больше мест нет" применима и для всей Европы. Понятно, что такая позиция ничуть не препятствует тому, чтобы сочувствовать Арафату и делу ичкерийской свободы, лениво откликаться на позывы к "священной войне", раздающиеся из Вашингтона или Москвы. А уж калининградская проблема вписывается в логику намечающегося европейского порядка куда более естественно, нежели в логику уходящего либерализма. Для серьезно поправевшей российской интеллектуальной элиты может быть, конечно, известным утешением - увидеть в Европе у власти себе подобных, но это в основном эстетическое утешение. В отличие от поправевшей Америки, в отношениях которой российские уступки еще как-то уравновешиваются пусть сомнительными, но преференциями, поправевшая Европа окажется для России значительно более жестким геополитическим оппонентом - хотя бы потому, что она у России под боком, а Россия под боком у нее.

К сожалению, у наших консервативно настроенных интеллектуалов существует настоящий культ Европы. Европа как нечто хорошее противопоставляется Америке - как чему-то плохому, как источнику глобализации, демократизации, либерализации и прочих зловредных ересей. Чем сильнее, независимее от США и консервативней будет Европа тем, мол, легче будет найти с ней общий язык, возможно - объединиться против общего врага - Америки и побить этого врага если не в военном, то хотя бы в геоэкономическом сражении. Это представление, если попытаться заглянуть в его подсознательный источник, основано на элементарной лингвистической безграмотности. Благодаря неточному русскому переводу названия книги Шпенглера в нас всех засела святая уверенность в "Закате Европы", противопоставляемом восходу и укреплению Америки и России. Европа перестала восприниматься как самостоятельный геополитический субъект, мало того, за ней перестали признавать право на самостоятельную идею.

Только сейчас приходит, например, осознание того факта, что в ходе Второй мировой войны Советскому Союзу противостояла объединенная Адольфом Гитлером Европа, силы которой, направленные на восточный фронт, во много раз превосходили силы так называемого "сопротивления". На памяти еще живущего поколения существовала, пусть и всего несколько лет, объединенная мощным имперским началом Европа, и тот факт, что после победы над этой Европой пришлось делать вид, что ее нет, и экстренно выдумывать солидарное сопротивление народов против фашизма, говорит о воле победителей, а не о подлинном настроении побежденных.

Несомненно, обе сверхдержавы после войны сделали немало для того, чтобы лишить Европу геополитической субъектности. В актуальной политической аналитике не предполагалось никаких сценариев, в которых Европа выступала бы как самостоятельный субъект. В том геополитическом дискурсе, который был создан Маккиндером и развит Спайкменом, Европа - ничто, межумочное образование между континентальным "Хартлендом" и морским "Внешним полумесяцем"; Европа для такой геополитики - операционально удобная пограничная полоса между сушей и морем. С точки зрения боровшихся в эпоху "холодной войны" двух станов Европа была разменной монетой. Но является ли она таковой для самих европейцев? Разумеется, нет. В эпоху своей навязанной бессубъектности европейцы, прикрытые американским ядерным зонтиком, построили себе удобную среду обитания, сконструировали европейское пространство - не только как пространство экономическое, но и, прежде всего, как пространство единого образа жизни... Возможно мы будем свидетелями того, как это общеевропейское пространство возвращает себе политическую и геополитическую субъектность.

У этого субъекта свои амбиции, свои интересы, своя геополитическая мифология и идеология, которая неумолимо будет толкать его к определенным действиям, в логике которых нам важно разобраться заранее. Геополитическая идея Европы возникает в противопоставлении идее Рима, и в частности - в противовес византийской интерпретации римской идеи. Первым актом идеологического конституирования Европы в качестве отдельного субъекта можно считать провозглашение франкского короля Карла Римским Императором. Еще ранее раскола между западной и восточной церквями происходит раскол идеологически-политического Римского Имперского Пространства, и Европа как геополитический субъект конституируется через свою империю, никогда не являвшуюся прочной политической реальностью, но оставшейся на многие столетия, вплоть до Вестфальского мира 1648 года, закончившего Тридцатилетнюю войну, ведущей европейской идеологемой. Неслучайно, что сегодня европейские "новые правые" интеллектуалы (прежде всего такие, как Стойкерс, Ален Бенуа) активно апеллируют именно к этому имперскому опыту. Для европейского единства знаковой является не столько идеологема Римской Империи, оформленной вокруг Средиземноморья, но исключающей Германию и Срединную Европу, сколько идеологема Империи Карла Великого и Священной Римской Империи Германской Нации, в идеале распространяющаяся на все нынешнее пространство Европейского Союза.

У идентичности современной "Европейской республики" есть основательный имперский исторический бекграунд (а без такого бекграунда серьезная геополитическая субъектность, по моему мнению, невозможна). Идеологема Империи Карла Великого может быть легко извлечена из европейского подсознания, тем более что опыт Наполеона и Адольфа Гитлера придал ей дополнительную актуальность. За внутренней этнической консолидацией "коренных европейцев", которая может быть достигнута под влиянием нынешних ультра-правых националистов - которые, в общем и целом, скорее европеисты - в ближайшем будущем может последовать геополитическая консолидация Европейского Союза в качестве реальной мировой державы. Тем более что новое поколение европейских правых берет европейское единство как аксиому, и их правизна будет иметь более общеевропейский, то есть имперский, нежели национальный и националистический характер. Подобная имперская консолидация Европы тем более вероятна на фоне происходящей инфляции ядерного оружия - старые сверхдержавы его сокращают, новые ядерные страны, кажется, готовы его демифологизировать, использовав его именно как оружие, а не как символическое средство устрашения. В этих условия вопрос о силовом потенциале Европы становится значительно менее актуальным - трудно стать третей ядерной сверхдержавой, а вот произвести ремилитаризацию Европы, создав мощную обычную армию, очень даже возможно, тем более что такая армия окажется практически одинокой - до стен недвижного Китая ни одной другой мощной армии не имеется.

Но самое важное не это, а то, что империи созидаются через экспансию. Каким может быть направление этой экспансии? Вряд ли европейцы рвутся завоевывать Северный полюс и вряд ли, желая избавится от алжирцев во Франции, французы захотят устанавить свой флаг в Алжире. Для любой интегрированной панъевропейской державы остается лишь одно направление экспансии - Восток, еще точнее - Россия. И - вопреки любым мечтам наших мечтателей от геополитики о "континентальном блоке" и "Европе от Дублина до Владивостока" - реальное осуществление европейского проекта, реальное возвращение к мифологеме Империи Карла Великого ставит объединенную Европу на ножи с Россией - и в плане реальных геополитических интересов, и в плане политических мифологем, коль скоро с точки зрения Римско-Византийской (которую на уровне геополитического кода унаследовала Россия) эта западная империя есть плод беззаконной и еретической узурпации.

Поправевшая Европа - это конфликтная по отношению к России Европа. Это противник достойный, по-своему симпатичный, но значительно более сильный, чем невнятное геополитическое междометие нынешнего либерального "Римленда". Поэтому говорить о "закате Европы" преждевременно, а говорить о возрождении Европы с восторгом - неразумно. Солнце Европы если и закатится, то только там, где закатывалось всегда - на северо-востоке.

• Константин Крылов. Европа и ее европейцы
• Вадим Цымбурский. Европа между "Евразией" и "Евроафрикой"
• Михаил Денисов. Моральные основы политических проблем европейских левых
• Михаил Ремизов. Европа после морального банкротства
• Дмитрий Замятин. Европа: открытый образ