Можно сказать, что российский внешнеполитический рывок, который удивил, кажется, не только западную, но и российскую публику, завершен. С одной стороны, начались летние каникулы, а с другой - вполне рабочий процесс утрамбовывания новых занятых "территорий". Подведены даже итоги внешнеполитического сезона - в выступлении ВВП перед дипломатическим корпусом (хотя на подведение итогов речь президента как-то не очень походила - в ней явственно звучал мотив промежуточного финиша). К процессу утрамбовывания и утряски относятся российско-французские вояжи; празднование дня рождения Нурсултана Назарбаева, где ВВП самим фактом "отчета" о Кананаскисе перед своими коллегами продемонстрировал тот "багаж" (и ведь не только Центральная Азия, но и Китай!), который он принес с собой к столу "восьмерки", за которым все остальные представляют, по большому счету, только самих себя; нефтеналивной супертанкер, который свалился на голову американцам "с любовью из России" от г-на Ходорковского и так напугал европейцев, которые решили - наслушавшись регулярных выступлений хозяина Юкоса в западной прессе, - что Россия вообще переориентируется в своей внешнеэкономической политике на США. Кроме того, в Западной и не очень Европе случились некоторые события, так или иначе касающиеся до Москвы: Дания возглавила Евросоюз и на ее долю выпало координировать решение пресловутой "проблемы Калининграда"; Штаты и Европа вошли в клинч по поводу Международного уголовного суда (МУС) - любимого детища европейских либералов - что дает России хорошие возможности для внешнеполитического маневра; в Риге состоялся саммит "Вильнюсской десятки" - стран-кандидатов в НАТО - который лишний раз продемонстрировал отстойный менталитет натовских идеологов. Было еще одно событие, достойное отдельного комментария: визит в Москву Эдмунда Штойбера, кандидата на пост канцлера Германии от ХДС/ХСС.

Еще до того, как в Москву прибыл новый министр иностранных дел Франции г-н Галузо де Вильпен, в Париже побывал с целью пробить для России выставку ЭКСПО-2010 Михаил Касьянов. Впрочем, визит премьера оказался важен не тем, что он делал во Франции, а тем, что в связи с этим говорили французские политики и влиятельные СМИ. Так что визит Касьянова послужил неплохим информационным поводом для обсуждения повестки дня будущей встречи в Сочи ВВП и Жака Ширака.

Самым существенным заявлением, сделанным во время пребывания в Париже российского премьера, стало, конечно, заявление Ширака о возможном присоединении Франции к российско-германо-украинскому газовому консорциуму. Если такое случится, то путинская "Курская дуга", о которой мы не раз уже писали как о виртуальном проекте, станет чуть осязаемее. Здесь, однако, стоит сделать паузу и задуматься в целом о европейском контексте, тем более что в ближайшие полгода нам придется жить с Евросоюзом очень интенсивно, учитывая все тот же "калининградский перевал".

Главное, что бросается в глаза наблюдателю в политической жизни сегодняшней Европы, это все большее ее отмежевание от Соединенных Штатов. Европа очевидным образом дистанцируется от внешнеполитической линии Вашингтона, что продиктовано, прежде всего, усилиями по обретению собственного голоса в мировых делах. Регулярные обвинения США со стороны европейцев в унилатерализме являются как раз частью механизма дистанцирования. Надо сказать, что к возможному "расколу" между США и Европой приложила руку и Москва. Еще осенью прошлого года в "исторической" (так определил ее Шредер) берлинской речи ВВП провоцировал Евросоюз на самостоятельную, то есть независимую от Вашингтона, внешнюю политику и предлагал все наличные российские ресурсы - политические, интеллектуальные, сырьевые и т.д. - для того, чтобы внешнеполитическая самостоятельность Европы смогла реализоваться. Европа, как вскоре выяснилось, не очень-то и нуждалась в стимуляции в деле обретения самостийности, но прямо выраженная поддержка со стороны России была как нельзя кстати (особенно подкрепленная договоренностями о "едином энергетическом пространстве").

***

За прошедший с момента создания антитеррористической коалиции период претензии Европы к Вашингтону не только укрепились и оформились, но и преумножились. Более того, Штаты в ответ на европейский "список вопросов" сформулировали уже свой "список ответов". Так, например, Уильям Сэфайр из The New York Times приводит шесть мифов, которые "заставляют европейских левых или то, что от них осталось", критиковать внешнюю политику США (насчет "левых", так это г-н Сэфайр принял желаемое за действительное, так как от "правых" европейцев Америка получит еще более крутой "список претензий"). Героями мифов являются: 1) Международный уголовный суд; 2) "ось зла"; 3) Россия; 4) Израиль и Арафат; 5) "жесткий курс"; 6) Колин Пауэлл и "Конди" Райс. Комментируя этот "список", нельзя не отметить, что г-н Сэфайр просто-напросто "забыл" о тех "мифах", где, что называется, крыть нечем, как, например, вопрос о Киотском соглашении или о Протоколе по контролю за биологическим оружием, которые Вашингтон блокирует по той причине, что ему это экономически невыгодно, а там хоть трава не расти (в прямом смысле этого слова). Зато особый интерес для нас представляет аргументация г-на Сэфайра в связи с первым мифом. Она настолько показательна, что стоит ее привести целиком:

"Миф первый. В Америке временно взяли верх пекущиеся только о собственных интересах изоляционисты, которые отвергают договоры, задуманные здравомыслящими лилипутами для того, чтобы связать по рукам и ногам сверхдержавного Гулливера (пусть читатель сам решит, с иронией написаны слова о "лилипутах и Гулливере", или без - А.К.).

Реальность. В истекшем десятилетии Соединенные Штаты спасли Европу от превращения в экономического вассала Ирака, который намеревался завоевать Кувейт и Саудовскую Аравию. Несколькими годами позже, пока Европа выжидала, мы возглавили усилия НАТО по предотвращению захвата Балкан Сербией. Недавно мы изгнали исламских террористов, которые угрожали Европе в такой же степени, как и Америке, из их учебных баз в Афганистане. Разве мы требуем многого, когда хотим, чтобы 250 000 наших солдат, защищающих свободу заграницей, вместе с нашими сотрудниками организаций гуманитарной помощи и нашими журналистами были защищены от договора, позволяющего жаждущим известности прокурорам их преследовать?".

Во-первых, аргумент насчет того, что "мы вас спасли, а вы..." очень напоминает советские сетования по поводу западных империалистов: "Мы вас от Гитлера спасли, а вы...". Интересно, до какой степени США уподобятся империи Советов?

Во-вторых, умиляют констатации: Ирак хотел завоевать Саудовскую Аравию; Сербия хотела завоевать Балканы. Точно хотели?

В-третьих, трогательно выглядит уравнивание перед лицом Международного уголовного суда вооруженных и применяющих оружие солдат, сотрудников гуманитарных организаций и журналистов. Интересно, сколько свадеб в Афганистане и китайских посольств в Европе разбомбили "гуманитарные труженики" и журналисты The New York Times? Но ход верный - американским солдатам что ли незаметно придается некоторое гуманитарное измерение.

И, наконец, в четвертых, - почему это американские наблюдатели опознают "жаждущих известности прокуроров" только тогда, когда дело может коснуться американских солдат? А в случаях с представителями других держав считают их "борцами за право и свободу"? Вопрос, конечно, риторический.

***

На сегодня самыми горячими темами в диалоге США-ЕС являются: 1) Киотское соглашение; 2) Международный уголовный суд; 3) ближневосточное урегулирование и судьба Арафата. Но нас здесь не интересуют подробности разногласий между Евросоюзом и Америкой. Важнее другое. Во всех трех вопросах Россия открыто поддерживает именно Европу, несмотря на собственные сложности. Так, например, в "деле Арафата" Москва могла бы поддержать и Вашингтон, так как решительное осуждение Арафата - "Америка вырвалась из длившегося целое десятилетие романа с террористом", по словам того же Сэфайра - за поддержку террористов со стороны США помогает России отбивать атаки забубенных либералов со всего мира по поводу Чечни и Масхадова. Ан нет, Москва - в частности, ВВП на большой ежегодной встрече с журналистами - однозначно высказалась за диалог с законно избранным лидером Палестинской автономии.

То же и с Международным уголовным судом. Не далее как неделю назад мининдел Игорь Иванов заявил: "Сегодня мы политически поддерживаем этот документ". Ратификация Россией статуса МУСа, судя по словам Иванова - вопрос времени, и только. Министр подчеркнул, что Россия "не боится" МУС в связи с "чеченским вопросом".

А вот Евросоюз в вопросе о МУСе едва ли не впервые до такой степени "показал зубы" своему заокеанскому патрону. После того, как Штаты пригрозили заблокировать через Совет Безопасности ООН миротворческую операцию в Боснии, если Евросоюз не прекратит "наезд" по поводу МУСа, Хавьер Солана (верховный представитель ЕС по вопросам внешней политики и безопасности) объявил о том, что Евросоюз готов раньше намеченного срока - 1 января 2003 - принять командование в Боснии и "освободить" американцев от участие в этой операции. "В конце концов, 80% находящихся на Балканах "голубых касок" - европейцы, а не американцы", - не очень-то ласково добавил комиссар ЕС по внешним связям Кристофер Паттен. А вот этого - самостоятельной политики в области европейской безопасности без какого бы то ни было участия Америки - Вашингтону совсем не нужно. "Разводиться" в Европой в военно-политической области сейчас было бы роковой ошибкой, так как в этом случае концепции и направления борьбы за безопасность Европы и Америки могут пойти по совершенно разным направлениям.

Вашингтон отступил - частично. То есть просто перенес "разборки" на 12 месяцев, что предусмотрено, к сожалению для Брюсселя, Римским договором о МУСе от 1998 года.

Что до России, то мы, для того чтобы сделать какие-либо ходы в связи со сложившейся вокруг МУСа ситуацией (да и по большинству других внешнеполитических вопросов сегодняшней повестки дня), должны решить для себя главный вопрос - с кем мы? С Америкой, с Европой или сами по себе? И похоже, что отвечать на этот вопрос - даже если не очень хочется так торопиться - придется уже сегодня, до начала нового политического сезона. У нас, кажется, нарисовался "геополитический цейтнот". Калининград, например, давит, а нового Жана Монне, теперь уже для решения противоречий между Евросоюзом и Россией, как-то на горизонте не наблюдается. Может, Дмитрий Рогозин, новый спецпредставитель ВВП, сдюжит? Как знать. Впрочем, тогда, после окончания второй мировой, инициатива поступила от победителей. С тем, что Россия проиграла "холодную войну", согласны, кажется, все. Другой вопрос - можно ли однозначно отнести к победителям Европу, или только Америку? Хотя по большому счету неважно, с какой стороны придет этот "новый Монне" - лишь бы смог вывести "проблему Калининграда" на новый уровень и тем самым вытащить ее из того милого тупичка, в котором она оказалась в результате того, что Евросоюз растет как внешнеполитический субъект и не желает останавливаться в росте, а Россия отступила уже к последнему рубежу и дальше отступать не собирается.

***

Возвращаясь к французским мотивам и имея в виду скорый визит в Сочи Жака Ширака, стоит вспомнить, что именно Франция уже давно является неофициальным лидером тех сил, которые готовы бороться против издержек глобализации, определяя последнюю как "англосаксонскую глобализацию", действующую против национального и культурного своеобразия и разнообразия. Французы, по словам А.И.Уткина, говорят не о потенциальных жертвах системы свободной торговли, не о компаниях, теряющих значение в мировом соревновании, а о глобальных заботах - защите окружающей среды, демократии, гражданских прав и культуры. "Красные и желтые цвета "Макдоналдса", - пишет влиятельная Le Monde, фактически солидаризируясь с Жозе Бове, - являются новым вариантом звездно-полосатого американского знамени, чья торговая гегемония угрожает сельскому хозяйству и чья культурная гегемония сокрушает все на своем пути, даже манеру питаться, - священные черты французской идентичности".

В этой благородной борьбе с "цивилизацией заменителей" Россия и Франция являются естественными союзниками и могли бы возглавить всемирное движение (ладно, пусть пока скромнее - европейское) за "натуральные продукты и естественные образцы". Как пишет о российских перспективах в деле "опережающего развития" А.С.Панарин, "учитывая богатство своих природных ресурсов, Россия могла бы усмотреть в этом реванше естественного над искусственным шанс выйти на рынки богатых стран - потребителей натуральных изделий и создать альтернативный проект постиндустриального будущего".

А.С.Панарин, правда, рассматривает "миф новой натуральной экономики", который может стать основой возрождения "мощного сибирского мифа русской культуры", в контексте перехода к антизападной и антилиберальной политике (хотя, на мой взгляд, между последними двумя понятиям нет обязательной причинно-следственной связи). Почему же именно так? "Миф новой натуральной экономики" вполне может обслуживать прозападный курс России. Во-первых, стоит прислушаться к словам Г.Павловского о том, что "Запада" как такового для российской внешней политики более не существует. Есть разные "запады". В особенности это относится, добавлю от себя, к Америке и Европе, которые уж точно являются разными "западами". А потому миф натуральной экономики следует интеллектуально противопоставлять не абстрактному "Западу", а конкретным США и, возможно, более широко, англосаксонскому ареалу (Австралия и Канада, наряду с США, - крупнейшие мировые производители, в частности, генно-модифицированных продуктов, то бишь "пищи Франкенштейна"). Что касается Европы, то, например, Франция сама стремится, как мы уже говорили, противопоставить американской искусственности - "кока-колонизации" и "макдоналдизму" - французскую естественность. Так что выбор в пользу мифа новой натуральной экономики не обязательно влечет за собой антизападный, а уж тем более антилиберальный курс развития России. Напротив, это выбор - который, упаси Боже, не должен быть тотальным, как это часто у нас случается - может еще больше сблизить проекты будущего России и континентальной Европы. Прежде всего Франции, но, возможно, также Испании и Италии.

Проекты г-на Панарина вообще отличаются радикальностью, которая свойственна виртуальным - игровым, по сути дела, - проектам. Однако если ввести этот проект в рамки сегодняшней конкретной внешней политики и спроецировать его, например, на будущую встречу без галстуков ВВП и Ширака, то он, во-первых, сразу дерадикализуется, а во-вторых, сможет стать очень перспективным мотивом для еще большего сближения России и Франции, для чего сейчас, после того, как у власти во Франции встали не только президент-неоголлист, но и неоголлистское правительство. Во всяком случае, слова нового министра иностранных дел Д.Галузо де Вильпена о том, что "Россия занимает особое место в сердце Франции", явно выходят за протокольные рамки выражения дружеского участия. Вообще новый политический расклад во Франции, когда президент Ширак повторил российский успех - я имею в виду пропрезидентское большинство в парламенте - может способствовать переходу взаимоотношений Парижа и Москвы на качественно новый уровень. И не только потому, что геополитические интересы Франции (как суверенного государства, а не члена Евросоюза) и России практически не входят в противоречие друг с другом (Францию мало интересует Восточная Европа, а Россию - Северная Африка), но и по причине политической близости правоцентриста Ширака и "неопределившегося" (в смысле - публично) Путина. Хотя так ли это?

Из всех виртуальных проектов "партии Путина" самым удачным был проект, предложенный Андреем Левкиным на сайте СМИ.Ru, однако Левкин моделировал под Путина лево-центристскую партию. Мне же кажется, что если ВВП и близки какие-нибудь партийные программы - что вовсе необязательно, так как не исключено, что эпоха партийной политики вообще уходит в прошлое, - то речь может идти именно что о правой партии. Об этом говорят факты и фактики разных порядков. Например, именно о совпадении консервативных взглядов с ВВП говорил Джордж Буш после встречи в российским президентом в Любляне: семья, патриотизм и т.д. Однако самое примечательное - это встречи ВВП в качестве президента с зарубежными партийными лидерами. В памяти остались только встречи с Гельмутом Колем, Ангелой Меркель (во время той встречи Путин и Меркель обменялись любезностью, перейдя в разговоре на язык собеседника, то есть ВВП на немецкий, а Меркель - на русский) и вот теперь с Эдмундом Штойбером. То есть ВВП официально принял весь синклит право-центристского блока ХДС/ХСС, включая его "патриарха" Коля.

И это, пожалуй, неспроста. Такое выделение правых христианско-демократических лидеров, помноженное на Людвига Эрхарда, которого ВВП наряду с Наполеоном и де Голлем назвал своими "историческими героями", говорит о политических взглядах ВВП не меньше, если не больше, чем все его декларации. Кроме того, сюда без трения укладывается инкриминируемая ВВП церковность. Действительно, какой же консерватор без христианства. Во всяком случае, в выборе между фундаментальными ценностями, декларируемыми Шредером и Штойбером в их предвыборной борьбе, Путину, кажется, ближе католик Штойбер с его заботой о социальной справедливости, чем социал-демократ Шредер с отношением к церкви, которое нынешний канцлер определяет как "критическую солидарность".

Кроме того, правые политики должны импонировать ВВП тем, что всегда прямо говорят о том, чего они хотят, даже если это неприятно слышать оппоненту. Определенность всегда лучше, чем лукавость, свойственная деятелям Социнтерна, которые думают одно, говорят другое, а делают вовсе третье. Это, так сказать, родовое клеймо социализма, что лишний раз подтверждает внутренняя политика лейбористской партии Энтони Блэра. Если принимаешь жесткие законы, которые на корню противоречат левой идеологии, то за каким... называть себя социалистом и писать вместе с канцлером Шредером "Социал-демократический манифест" для XXI века?

Мне скажут, что сегодня в России говорить о консерватизме бессмысленно, поскольку суть консервативного мировоззрения заключается в "сохранении традиционных ценностей". А в России? Традиции разрушены, а те, которые сохранились, лучше похоронить, чем реанимировать. Однако мне вспоминается тезис одного американского неоконсерватора (Фрэнка Майера, если не ошибаюсь), который говорил: "В наше постреволюционное время консерватор должен бороться не за сохранение, а за восстановление традиций и ценностей", причем не обязательно "вчерашних", а, возможно, даже "позавчерашних".