Я полагаю, что элементы управления страной через религиозные общины рано или поздно будут затребованы жизнью. Кстати, принцип "этнархии" - самоуправления этносов на основании своих собственных традиций, основанных в значительной степени на конфессиональных нормативах - записан в программе нашей партии "Евразия". При этом в евразийстве детально продуман план, как сочетать конфессиональные элементы во внутриэтническом устройстве с политэтническим и поликонфессиональным характером Государства в целом. Евразийство решает эту проблему так. Приведу выдержку из программы:

"Евразийская Федерация - новое понятие, отличающееся от классического буржуазного государства, как отличаются от него древние империи или современный Евросоюз.

Евразийская федерация предполагает два уровня управления - стратегический (геополитический) и этно-федеративный.

На стратегическом уровне установлена жесткая надэтническая унифицированная централистская система управления, аналогичная модели управления силовыми министерствами и ведомствами. Этот уровень связан с управлением всем геополитическим механизмом, включающим как собственно РФ, так и стратегические пространства, входящие в евразийскую зону и комплектуется из федеральной элиты, образующей "геополитическую администрацию".

В ведении "геополитической администрации" находятся только те сферы жизни, которые напрямую затрагивают вопросы обороноспособности, безопасности, территориальной, экономической, транспортной, информационной интеграции, а также правовые вопросы, связанные с межэтническими отношениями.

Руководство "геополитической администрации" сосредоточено в руках Президента Евразии, Совбеза Евразии, Администрации и Госсовета Евразии.

Территориально-административное деление России (в дальнейшем - Евразийского Союза) основывается на стратегических округах (исторические аналоги - воеводства, губернии, федеральные округа).

На втором уровне главным политическим субъектом является этнос (или автономия).

Этнос (народ) должен быть признан главным политическим субъектом. Во всех вопросах, не затрагивающих стратегический и геополитический контекст, этносам (народам) должна быть предоставлена максимальная степень свободы в самоорганизации и самоуправление.

Ни один народ не имеет права навязывать другому народу свои этические, культурные, правовые, конфессиональные, языковые, правовые, нравственные установки.

Этносы организуют систему самоуправления и правовые нормы в соответствии со своими историческими и культурными традициями - в этом вопросе допускается самая широкая свобода выбора. Этносы могут в своих пределах создавать различные политические системы - как выборно-демократического, так и династически авторитарного или религиозно-харизматического толка.

Полномочные и авторитетные представители этносов (или их политические руководители) формируют представительную Евразийскую Ассамблею (Евразийский Собор). Это структура однопалатная, в чем-то аналогичная нынешнему Совету Федерации.

Этносы, образующие совокупность политических субъектов Евразии, не имеют юридических права на распоряжение по своему усмотрению никакими территориями, управление которыми находится в единоличном ведении "геополитической администрации". Ни при каких обстоятельствах этносы не имеют права отчуждать территории (даже в областях компактного проживания) от общего пространства Евразийского Союза. Вместе с тем, этносы имеют право проживать компактно или в рассеянии (компактное проживание считается приоритетным) на всей территории Евразийского Союза, особенно там, где это освящено историческими традициями и складывается естественным путем.

Вмешиваться в вопросы расселения этносов "геополитическая администрация" может только тогда, когда это затрагивает вопросы стратегической безопасности".

То, что здесь понимается под "этносами" как субъектами евразийского права, можно в определенных случаях отождествить с этно-конфессиональными единицами, а это уже напрямую касается вопроса общинного управления. Общегосударственная система в такой перспективе остается светской и гражданской, не объединяясь ни с каким религиозным или этническим признаком. То есть Евразийское Государство отделено и от церкви и какого-то одного этноса - в том числе самого большого - русского. То есть такое Государство не является ни конфессиональным, ни национальным. Но вместе с тем, в качестве основных субъектов такое Государство имеет именно этносы, как политических, правовых субъектов. А эти этносы управляются в свою очередь этнархическими инстанциями. Русское православное население строит свое самоуправление на православных принципах, исламское население на нормах шариата и адата (или как оно само выберет). При этом не следует чрезмерно настаивать на немедленной конфессионализации этнархий. Здесь мы должны действовать осторожно, с учетом исторического опыта. Право - это продукт культуры и, в конечном счете, результат влияния религии. Даже секулярные правовые системы являются продуктами предшествующих религиозных форм. В современном западном обществе мы имеем дело с римским правом, существенно переработанным католическим, и еще в большей степени протестантским сознанием. Православное право, вышедшее из Византии, но позднее существенно измененное под влиянием Орды, далее Московской эсхатологической государственности (Третий Рим) и позже романовской вестернизации, в секуляризированном виде дало скорее социализм, "рационализацию общинности", а не либерал-капиталистическую модель гражданственности, как на Западе. Поэтому в организации русского общества по православным критериям не только в церковном, но и в социальном, политическом и юридическом аспектах, следует быть очень деликатными, так как сами критерии этой правовой системы, основанной прямо или косвенно на Православии, исторически неоднократно менялись. В этнархии главное сохранить дух, а не букву. Поэтому следовало бы внедрять Православие в общество постепенно. И также постепенно переходить от чисто церковного понимания Православия к его социальному пониманию. В этом вопросе сделан важный шаг публикацией "Социальной доктрины РПЦ". Аналогичный процесс в рамках ислама развивается еще быстрее.

Важнейшие сегменты Государства наиболее эффективно могут управляться именно этнархическими принципами. Элементы такого подхода уже имеются - во многих межконфессиональных и межэтнических конфликтах роль религиозных лидеров все более возрастает, и Государство постепенно начинает понимать и признавать серьезный вес этого фактора. Однако тут надо действовать очень деликатно: не дай Бог, властные функции в рамках этнархии окажутся у радикальных фигур - исламистов или "православных фундаменталистов". Это очень опасно, так как, несмотря на долгие века исповедания традиционных религий, современное российское общество является в религиозном смысле неофитским, отсюда опасность свойственного неофитам радикализма и экстремизма. Все, однако, разрешимо и взвешено, продуманно и высчитано в рамках евразийства.

Что касается второго вопроса, то индексация вероисповедания как и индексация этнической принадлежности очень полезны. Но придавать юридическое правовое содержание этому показателю следует только тогда, когда евразийская правовая система утвердится окончательно и будет закреплена законодательным порядком. Пока же в незрелом правовом обществе, не определившем своей геополитической и политической идентичности, строгая атрибуция конфессиональной и этнической принадлежности может привести к нежелательным эксцессам, так как ни конфессии, ни этносы пока не имеют строго обозначенного правового статуса в нормативах российского права. А в перспективе евразийской правовой реформы это будет весьма полезно, и опыт Израиля нам может здесь очень пригодиться.

Если рассматривать евразийский сценарий перспектив роста социальной роли традиционных конфессий России (в первую очередь - мусульман и православных), то он, безусловно, повысится. Это вполне естественно. В данном процессе религиозный фактор выйдет за рамки чистого культа, из того гетто, куда его поместили носители предшествующей агрессивно антирелигиозной идеологии. Православие станет социальным явлением и социальной силой. Это будет в некотором смысле иным Православием, социальным Православием. Тоже верно и применительно к социальному исламу, социальному иудаизму (Израиль так и создавался на основе именно социального иудаизма), социальному буддизму и т.д. Сегодня верующий живет в обществе в шизофреническом состоянии: в обряде, богослужении, на проповеди и в общении с другими верующими он пребывает в одном мире, с одними этическими, эстетическими, мировоззренческими признаками, но во всех остальных областях социальная реальность полностью опровергает, подвергает осмеянию, издевкам или тотальному безразличию это церковное бытие. Современная светская социальность абсолютно несовместима и с другими традиционными конфессиями. Такое раздвоение личности понятно при прямых репрессиях против религиозных кругов, как было в СССР, и тут уж верующим ничего не оставалось делать, как принимать правила игры (таковы законы "апокалиптического строя", "новые катакомбы"). Но когда нет официальных запретов на религию и интерес к ней постоянно возрастает, у людей религиозных нарастает мощное недовольство, глубокий социально-политический протест против окружающего мира, сверстанного по лекалам, агрессивно противоположным его церковному сознанию и самосознанию. В такой ситуации либо секулярное общество должно силовым образом обосновать свою претензию на "новую тоталитарность" и нормативность, снова загнав религию под тем или иным в "социальное гетто" (кстати, на Западе инструментом для такой маргинализации служит жупел "интегризма" и "фундаментализма" - хотя сами они являются именно экстремальным ответом на агрессивную секулярность), либо оно должно пойти на встречу религиозным кругам и начать подстраиваться под конфессиональные принципы в широком спектре социальных тем.

Я как традиционалист и православный христианин вижу решение вопроса только в расширении социального влияния традиционных конфессий. То есть для большинства россиян в христианизации, ортодоксализации общества. Вместо конфликтной формулы религиозные общины (со своей этикой, метафизикой, историософией) против светского общества, я предлагаю тезис о постепенно слиянии Церкви с русским обществом, новое воцерковление (в самом широком смысле) русского народа.

При этом, желая возврата к духовным корням своих единоверцев и братьев по племени, я считаю, что этим же путем стоит следовать и представителям других традиционных конфессий и этносов России. Перед лицом апостасийной социальности интересы православного, мусульманина, иудея и буддиста почти полностью совпадают. Агрессивная, калькируемая с Запада, дегенеративная эрзац-культура современных масс-медиа одинаково враждебна и православному, и мусульманину, и иудею, и буддисту, это наш общий враг, и он нас сплачивает. Светской может и должна быть Империя, геополитика, стратегический сектор, высшая арбитражная инстанция. А народы должны основывать свой общественный строй на принципах традиций.

Соответственно, должны меняться и функции духовенства. Должен повышаться их социальный статус, их социальная ответственность. Это тоже не такой простой вопрос, так как клир в советских условиях - да и в романовской России роль синодального православия в значительной степени ограничивалась фасадной стороной - был по сути десоциализирован, отчего успели выработаться соответствующие навыки, инстинктивная (и вполне оправданная исторически) боязнь социальной активности. И наоборот, стремящиеся к социальной активности неофиты лишены сплошь и рядом чувства меры и ответственности, склонны к радикализму. Поэтому это серьезный вызов духовному сословию - надо пройти между Сциллой и Харибдой, между пассивностью и экстремизмом. Впрочем, мой опыт убеждает, что такие организации, как ОВСЦ МП РПЦ в Православии и ЦДУМ в среде российских мусульман прекрасно осознают сложность проблемы, и действуют максимально адекватно в данной ситуации. Особенно хотелось бы выделить крайне взвешенную и конструктивную позицию в этом вопросе Святейшего Патриарха Алексия II, митрополита Кирилла (Гундяева) и шейх-уль-ислама Талгата Таджуддина, главы ЦДУМ.

Общинное правление (общинное самоуправление) это также одна из главных целей и важнейший программный пункт нашей партии "Евразия". Я полагаю, что для исламского общества в целом опыт самоуправления традиционных исламских общин крайне важен. Особенно следует подчеркнуть, что вопреки исламистскому проекту, отрицающему многообразие различных культур народов, исповедующих ислам, евразийство, напротив, видит в самобытности каждого из этих народов, в уникальности их усвоения и адаптации ислама к своим локальным условиям высшую ценность. Поэтому даже универсальные мировые религии, оставаясь едиными в своих принципах, столь существенно отличаются в культурном плане в зависимости от их локализации. Татарские исламские общины разнятся от кавказских исламских общин - не только по мазхабам, но и по влиянию адата, родового уклада, местных племенных особенностей. Я хочу сказать, что мусульманская община мусульманской общине рознь. И говорить о каком-то одном строго фиксированном типе едва ли возможно. Я убежден, что "исламская социальность" обобщающего характера не должна выстраиваться искусственно - как этого хотят ваххабиты, салафиты и другие исламисты. Будучи объединенным безусловно признаваемыми богословскими нормами, это общество должно оставаться общинно дифференцированным, сохраняя тем самым всю полноту и все многообразие культур мусульманских народов.

Православная община строится на совершенно иных принципах и нормах. С исламской общиной ее объединяет лишь отказ от агрессивного навязывания секуляризма, сакрализация пищи, отношений между полами, трансцендентная ориентация бытовой деятельности (постоянная память о Боге), осознание традиций как священного наследия, почитание предков. Но формы этих проявлений совершенно иные - иная этика, иные обряды, иные запреты и поощрения. Поэтому возрождение общинного строя в православной среде должно питаться опытом нашей собственной истории, нормами общежития, которые сохранились в деревнях, селах, религиозных семьях, монастырях, особенно в старообрядческой среде. Кстати, именно старообрядческая среда может быть взята как парадигма православной общины на сегодняшний день. Здесь дело в следующем. В Московский период русское общество и русская община были нераздельно слиты - в бытовом, обрядовом, социальном, этическом, хозяйственном смыслах. Об этом много и хорошо писали наши славянофилы и евразийцы. После раскола "никониянская" реформированная церковность стала атрибутом быстро секуляризирующегося романовского общества, вбирающего западные светские черты. То есть уже с конца XVII века началась секуляризация общества, до этого бывшего вполне общинным и сакральным. Староверы, жившие в бегах, подвергавшиеся гонениям, сохранили сакральность и общинность Древней Руси на обрядовом и бытовом уровне. Староверческие общины - это голограммы сакрального общества, спрессованные в крохотные нонконформные коллективы радикальные русские традиционалисты. Гонения на Церковь в целом при большевиках несколько уравняли старообрядцев с "никониянами", как подчеркивал уже Рябушинский, но привычка к параллельному существованию в значительной степени помогла староверам сохранить линию живой традиции, тогда как "никонияне", следуя за конформизмом в отношении властей, были поставлены в неудобную позицию - раз пойдя на поводу у "не совсем ортодоксальной власти", им пришлось через 200 с лишним лет пойти на поводу и у "совсем неортодоксальной". Трудно сказать, как РПЦ вышла бы из этой ситуации, если бы не национал-большевистский демарш Сталина накануне Второй мировой войны... Как бы то ни было, и возрождение собственно "общинного устройства" и расширение "традиционного общинного уклада" на все общества, с моей точки зрения, должны очень внимательно, глубоко и серьезно учитывать опыт русских старообрядцев.

Здесь есть несколько параллелей с вопросом об адаптации в процессе общинного управления опыта устройства традиционной исламской общины. Дело в том, что между старообрядческими общинами и общинами традиционных российских мусульман, оказывается, есть много похожего. Староверы, как и мусульмане, не носят галстуков, а женщины не повязывают платки, а закалывают их булавкой под подбородком. Речь идет о древнем запрете на ношении "узла на шее", который считался у православных символом Иуды Искариотского, а у мусульман - "харамом", запретом. Староверы мужественны и воинственны, в церквах традиционно не меньше половины мужчин. Причем в древности у русских мужская и женская половины храма даже разделялись особой перегородкой. Так же и у староверов и у мусульман жестко табуируется нагота. Большинство старообрядцев не пьет, хотя прямых запретов в этом отношении нет. Мужчины обязаны носить бороду, ходить без бороды считается позорным и неприличным, рассматривается как "вероятная склонность к мужеложству". Созвездие старообрядческих согласов во многом напоминает мазхабы или суфийские тарикаты. Так что здесь, на самом деле, есть параллели.

И все же, каждая традиция должна возрождаться, обращаясь к своим собственным корням.