Анонсированный нами период утрамбовывания новых внешнеполитических территорий, занятых ВВП весной, начался лихо. От визита Жака Ширака ожидали, конечно, многого, но тот мессидж, который послали "Европе и миру" французский и российский президенты из Сочи, удивил, похоже, даже завзятых оптимистов и хорошо информированных пессимистов. Этот мессидж, при прочих благоприятных условиях, может привести, ни много ни мало, к новой внешнеполитической конфигурации в Европе "и вокруг нее".

Не только слова, но все поведение французского президента во время его пребывания в Сочи можно описать словами: "Ну наконец-то!". В том смысле, что можно, наконец-то, говорить то, что думаешь и не оглядываться при этом на свое собственное социалистическое правительство, включая МИД. В последнее время становилось все более очевидным, что мнения президента Франции неоголлиста Ширака и бывшего премьера социалиста Лионеля Жоспэна расходились во многих областях, особенно же во внешней политике. В отношении России - в том числе. Не надо забывать и того факта, что Жоспэн имел мощную поддержку со стороны французских левых и совсем левых интеллектуалов, которые, по справедливому мнению Марка Урнова, являются для Франции скорее диагнозом, чем социальной группой. Так что не удивительно, что до недавнего времени все материалы о франко-российских отношениях в ведущих - и по преимуществу левых - парижских СМИ заканчивались напоминаниями, во-первых, о Чечне и, во-вторых, о "свободе слова". Правда, во времена двоевластия во Франции российская пресса отвечала взаимностью, неизменно напоминая о деле Натальи Захаровой и о потакании со стороны французского правосудия швейцарской фирме "Нога". Периодически самые либеральные российские издания "обнаруживали" в действии французских судей элементарные русофобию и предвзятость.

Теперь можно сказать, что российско-французские отношения сдвинулись в позитивную сторону по всему фронту. Теперь - это после того, как французская власть стала даже более монолитной, чем российская (Ширак может похвастаться "своими" парламентом и правительством, в то время как у ВВП есть - или считается, что есть, - по крайней мере противоречия с премьером, хотя и не такие радикальные, как еще недавно у Ширака с Жоспэном). Даже намозолившую глаза и слух фирму "Нога" прижали во Франции к ногтю, и российский парусник "Седов" тут же отправился на регату во французский Брест, с легким сердцем и полными парусами.

Однако не это главное. Главное, что неоголлист Ширак сможет теперь - в запасе еще целых пять лет - реализовать заветы отца-основателя современной Франции Шарля де Голля и, через максимально тесное взаимодействие с Россией (Шарль де Голль, как и нынче Жак Ширак, сам помнил и другим говорил о провиденциальном характере российско-французского союза конца XIX - начала XX века, памятником которому является в Париже мост российского императора Александра), добиться нового мирового статуса для Европы - "Большой Европы" от Атлантики до Урала и далее везде.

Вообще то, что у Ширака теперь освободились руки для большой европейской работы, явно настроило его на глобальные темы, и поэтому от "калининградской проблемы" он фактически отмахнулся. Не царское это дело - решать какие-то там технические вопросы. Французский президент смотрит дальше. Однако по ходу дела он все-таки высказался в том смысле, что визы для россиян при переезде из одной области в другую - абсурдны и потому недопустимы. И повторил - недопустимы. Да и не тот это вопрос, чтобы из-за него поссорились Европа и Россия, сотрудничество между которыми сулит столь высокие политические и экономические дивиденды для обеих сторон.

Консервативные ценности

Есть и еще один мотив в позиции Ширака по Калининграду, который не был по-настоящему оценен наблюдателями и который связан с наследием де Голля. Когда Ширак говорил о недопустимости попрания достоинства России и россиян, он напрямую апеллировал к де Голлю. А именно к позиции генерала по германскому вопросу. Вообще для голлистов слова о достоинстве народа как о непреходящей ценности столь же естественны, как, скажем, для замороченных либералов и примкнувших к ним новых социалистов естественно ставить права человека выше интересов нации и государства. Это, кстати, не значит, что для правых политиков проблемы прав человека несущественны. Нет, просто правозащитная тематика не стала для них своего рода новой религией, как для левых.

Напомню, что еще на заре послевоенного объединения Европы два великих европейца Шарль де Голль и отец-основатель новой Германии Конрад Аденауэр, - в правизне взглядов которых сомневаться не приходится - именно сохранение достоинства своих народов называли главной причиной новых франко-германских отношений.

Во время первой встречи де Голля и Аденауэра (тоже, между прочим, в приватной обстановке) разговор двух лидеров закончился именно словами о достоинстве народов: "Я всем сердцем радуюсь возрождению мировой роли Франции, - сказал Аденауэр де Голлю, если верить воспоминаниям последнего. - Но позвольте мне напомнить, что немецкий народ, хотя его демоны отличаются от демонов французского народа, равным образом ощущает потребность в собственном достоинстве. После встречи и разговора с вами я верю, что вы поможете немецкому народу обрести свое достоинство" (Шарль де Голль. Мемуары надежд. М., 2000, с.165).

Надо сказать, что де Голлю пришлось уже очень скоро подтвердить свою готовность помочь немецкому народу не только обрести, но и сохранить свое достоинство. На встрече с Эйзенхауэром, Макмилланом и Аденауэром, которая предшествовала визиту в Париж Никиты Хрущева, именно де Голлю пришлось убеждать англосаксов занять жесткую позицию по Западному Берлину, который, по мнению французского президента, ни в коем случае нельзя было отдавать Советам. "Если мы уступим перед угрозой, - говорил своим союзникам де Голль, - нарушится психологическое равновесие и тогда естественное развитие событий приведет к тому, что Советы начнут требовать все большего и большего, а Запад неуклонно уступать им, вплоть до того момента, когда дальнейшее отступление станет для него неприемлемым, и примирение - неприемлемым для Советов, в результате чего произойдет взрыв" (Там же, сс. 204-205).

Попробуйте заменить актеров в приведенной исторической пьесе на сегодняшних - например, Советский Союз на Европейский Союз, Берлин на Калининград, Запад на Россию, де Голля на Ширака, Аденауэра на Путина, - и вы увидите, что ВВП вполне может сказать Шираку фразу, сказанную сорок с лишним лет назад Конрадом Аденауэром де Голлю: "Если <этот город> будет потерян, то немедленно поколеблется мое политическое положение".

Сколько помнится, тогда - сорок с лишним лет назад - западные союзники не пошли на поводу у СССР. Де Голлю удалось убедить своих коллег. Посмотрим, удастся ли Шираку убедить Брюссель.

Надо иметь в виду и тот факт, что Жак Ширак - истинный француз - прекрасно знает, какие столетиями незаживающие раны оставляет в народной душе именно попрание его достоинства. Достаточно вспомнить, с каким трудом были преодолены - если были! - вековые обиды французов и их зарейнских соседей друг на друга. Для их преодоления после второй мировой французы и немцы должны были подняться над частными и вроде бы неразрешимыми проблемами, что и было сделано при создании Евросоюза (тогда - ЕЭС). При наличии такой высокой политической воли к преодолению застарелых проблем другие деятели - и прежде всего Жан Монне - прокладывали дорогу к согласию при помощи решения частных - технических - вопросов, которые можно было разрешить без больших тектонических сдвигов в европейской политике. Эти маневры по обходу - условно поверху и понизу - тупиковых проблем во взаимоотношениях, в частности, между Францией и Германией, обстоятельно описаны в мемуарах того же "архитектора" единой Европы Монне, который, кстати, исходил из того принципа, что надо сделать первый - пусть минимальный - шаг навстречу друг другу, а потом вступит в силу инерция. Эта схема "малого действия" вполне может пройти и сегодня. Но только в том случае, если обе стороны - ЕС и Россия - имеют политическую волю к сближению.

Париж-Брюссель-Москва

Есть у Ширака - как у голлиста и француза - еще один мотив для столь определенной и идущей вразрез с декларируемой еврочиновниками позиции по "калининградской проблеме". До своего первого президентства Ширак не был горячим поклонником европейского сверхгосударства и расширения Евросоюза. Скорее он наследовал в этом вопросе де Голлю, который писал в мемуарах: "Для меня, как и для Аденауэра, и речи не может быть о том, чтобы стремиться к ликвидации наших народов, с их государствами, с их законами, путем слияния их в некую безродную конструкцию..." (Там же, с. 163). В этих словах видны скрытые мотивы нелюбви французов к европейскому сверхгосударству. Такая Европа для де Голля - конец Франции и, главное, французского народа с его вековыми традициями и ценностями, вплоть до французской кухни и сыра. И все это отдать ради "безродной конструкции"?

Правда, став президентом, Ширак был вынужден поддержать маастрихтский процесс, хотя и не ради него самого, а для того, чтобы возглавить "колонну идущих вместе из Маастрихта": "Против единой Европы могут выступать политические, но не государственные деятели" (А.Дюамель).

Вообще для французской дипломатии сейчас - после ухода со сцены социалистов - наступило время, когда она может реализовать собственные - неоголлистские - внешнеполитические идеи: добиться для Франции ведущей роли в Евросоюзе; "выдавить" США из внешней политики и политики безопасности Европы (на решение этой задачи призван работать и российско-французский Совет по вопросам обороны и безопасности, как и аналогичный российско-европейский Совет внутренней безопасности, созданный по инициативе Франции); отыграть позиции Франции и Европы в арабском мире и на Дальнем Востоке.

Формула европейской интеграции, которой придерживается Жак Ширак, содержит в себе, по словам Е.Обичкиной, три взаимосвязанные идеи: (1) независимость и величие Франции могут утвердиться только в опоре на (2) единую и сильную Малую Европу, опирающуюся на (3) государства-нации. По большому счету, именно исходя из этой триединой идеи, можно понять, почему в Сочи Ширак так настойчиво повторял слова о необходимости развития прежде всего двусторонних отношений между Францией и Россией.

Для Ширака необходимо - во всяком случае пока! - сохранить баланс между строительством Европейской Державы и национальной политикой. Сейчас, когда Брюссель пользуется темой расширения ЕС как предлогом для самоутверждения в качестве политического актора, который берет взаймы у национальных государств политический вес (и вряд ли собирается возвращать), для Ширака чрезвычайно важно сохранить самостоятельную роль Парижа в европейском концерте.

Российская внешняя политика должна непременно учитывать, во-первых, всю сложность отношения Парижа к Брюсселю, а во-вторых - иметь в виду, что сейчас французская внешнеполитическая доктрина, фактически, формируется заново, под новую правоцентристскую коалицию президента, правительства и парламента. Поэтому наблюдатели совершенно справедливо высоко оценили тот факт, что свой первый зарубежный вояж французский президент совершил не в Германию, как обычно, а в Россию. Это может свидетельствовать о том, что, по мнению Ширака, поставленные в свое время еще де Голлем и Аденауэром проблемы совместного жития Франции и Германии в целом решены и не требуют оперативного вмешательства первых лиц. С Малой Европой все более или менее в порядке. Пришло время заняться строительством Большой Европы. Такой момент Москва упускать не должна ни в коем случае. Надо предельно интенсифицировать европейское направление во внешней политике, причем именно с упором на Францию, куда, пожалуй, пора съездить и спецпредставителю ВВП по Калининграду Дмитрию Рогозину. Стоит услышать развернутый ответ от Парижа по калининградскому вопросу. Если позиция Парижа еще не сформулирована, надо спровоцировать его на те формулировки, которые выгодны Москве.

В любом случае, у Кремля сейчас, после сочинского демарша Ширака по вопросу о Калиниграде, есть пространство для маневра. Грех будет не воспользоваться моментом.

А дальше?

Конечно, в связи с поддержкой со стороны Ширака России по проблеме Калининграда, возникают два вопроса: 1) не передумает ли Ширак и 2) с какими силами в Европе столкнется французская позиция в том случае, если она останется неизменной.

Что касается первого вопроса, то решение Ширака продиктовано, похоже, не тактическими, а стратегическими соображениями, а именно - желанием войти в историю в качестве отца-основателя Большой Европы. Поэтому, надо думать, даже если Брюссель задействует все возможные рычаги давления на Париж, Ширак будет сопротивляться до последнего.

Вопрос о противодействующих силах сложнее, в том числе потому, что ситуация в европейских делах постоянно меняется. Появляются новые вызовы, ответы на которые способствуют складыванию временных внутренних блоков и коалиций. Однако можно все-таки попробовать просчитать некоторые перспективы.

Итальянский премьер Сильвио Берлускони, который со свойственной ему прямолинейностью предложил для решения - точнее, для снятия - калининградской проблемы вообще принять Россию в Евросоюз, только и ждал, похоже, такого паровоза, как Франция. В том, что он присоединится в Шираку, можно, в принципе, не сомневаться, особенно после того, как торгово-экономические отношения между Италией и Россией получили новый мощный импульс. Испанский премьер Хосе Мария Аснар, у которого нет никаких собственных - то есть испанских - интересов на Балтике, зато есть очень даже большие планы в отношении Франции и России, тоже вряд ли будет ставить палки в колеса французской инициативе. Великобритания, заинтересованная в России как в стратегическом партнере, тоже вряд ли будет проводить собственную - и антироссийскую - политику в калининградском вопросе. Скорее всего, Лондон, вслед за Вашингтоном, решит наблюдать за баталиями между Москвой и Брюсселем со стороны и потом присоединится к победителю. Что ж, лучше так, чем если бы Лондон играл против Москвы.

Остаются, помимо собственно Брюсселя, который стремится самоутвердиться за счет России, два игрока, которые непосредственно заинтересованы в том, чтобы решить калининградский вопрос на еэсовских условиях - Германия и Скандинавия. Однако Берлин занят сейчас собственными предвыборными проблемами. После выборов, если канцлером останется Шредер, Москва получит, конечно, сильного противника, причем в условиях цейтнота. Если же новым канцлером станет Эдмунд Штойбер (что, скорее всего, и случится), то он будет в не меньшей степени, чем в геополитическом утверждении Германии в Центральной и Восточной Европе, заинтересован в том, чтобы создать в Большой Европе устойчивую правую коалицию, какая еще совсем недавно была в Европе у левых. В таком случае ему придется строить эту коалицию вместе в Россией, а не против нее, поскольку и ВВП, похоже, больше склоняется к правой политике (может быть, именно поэтому не хотят регистрировать чуевскую христианско-демократическую партию? Берегут домен для ВВП?).

При таких делах скандинавские страны при всем желании и при поддержке стран-кандидатов в ЕС (особенно Польши), не смогут диктовать свои условия России. И вряд ли пойдут на то, чтобы поставить Москву перед фактом - слишком велика будет цена такого демарша для самого Брюсселя.

Так что, несмотря на пустой результат последних консультаций между чиновниками еврокомиссии и российским МИДом, общий расклад сил складывается - после поддержки со стороны Ширака - скорее в пользу России, чем Брюсселя. Задача Кремля и его спецпредставителя Дмитрия Рогозина - доиграть партию. Главное - доиграть спокойно, без штыковых атак, вышибания мозгов и арестов всех несогласных. А потому стоит пойти с Брюсселем на компромисс, но только на российских условиях.