Любое появление консерватора на интеллектуальном
рынке вызывает сильную досаду либеральных
публицистов, давно монополизировавших печатные
площади и эфир. Их неимоверно раздражает даже сам
запрос читателя на нечто нелиберальное и
несоциалистическое. Запрос же власти, начавшей
посматривать в консервативный лагерь, попросту бесит их.

Андрей Савельев¹

Чтобы не сбиться в метафизику или в тиражирование листовок, у колонки с 8000 знаками на выпуск не так уж много жанровых альтернатив. Она может быть: 1) новостной; 2) философской, с включением в контекст журнала; 3) монотематической.

Первое для меня уже пройденный этап; в отношении текстов, где черносотенство величается честертонианством, мне милей позиция репеллента; мой же интерес к теме колонки я намерен исчерпать сегодня, попутно решив проблему, как-то поднятую одним из членов Правого Клуба.

В вольном пересказе вопрос звучит так: "Недостатки нашей политики в том, что идеи в ней формулируются на языке прошлой эпохи - давайте изменим язык, и политика станет вменяемой". Идея не самая плохая, но не мешало бы понять, что же такое "язык прошлой эпохи". Иначе перспектива у нее та же, что и у попытки поднять нравственность, отменив нецензурщину, - "а ругаться давайте цветами".

Для сжатого, нарочито-формального решения мне потребуется неформальная иллюстрация в виде диаграммы Нолана:

Вверх-влево отложим степень веры в благо политической свободы, вверх-вправо - веру в свободу экономическую, а значения координат ограничим единичным квадратом. Получается очень удобно: увеличение суммы свобод сдвигает общество вверх, а левые и правые выражают предпочтения в направлении движения.

При этом свобода никогда не бывает абсолютной, потому что свободы разных индивидов взаимно ограничивают друг друга. Поэтому из углов квадрата достижим лишь нижний, в виде трайбалистского общества. Ресурсы и качество институтов задают для суммы свобод некоторый криволинейный "потолок". В богатом обществе он выше, но он есть и там. Вменяемые политические силы тащат общество под потолок, который стараются приподнять. Невменяемые пробивают потолок или пол.

Под флагом дилеммы "свобода или несвобода" хаотические колебания по вертикали происходили в прошлом и позапрошлом веке. (В России это тянулось до ноября 1999 года, когда Чубайс потащил "правых" вправо - поддержав операцию в Чечне.)

Антитеза: "правые или левые", колебания по горизонтали, на разумной высоте под "потолком возможностей". Это можно иллюстрировать почти любым общественным диспутом. Возьмем хотя бы армейскую реформу. Проекты от СПС и "Яблока" различаются отношением к призыву: "Яблоко" считает необходимым от него отказаться, СПС предлагает полугодовой призыв². Есть и сходство: оба варианта предусматривают увеличение военных расходов на 1%-1,5% от ВВП.

Эффективная налоговая ставка в России - 39%; планируется снизить ее до 36%. Имеем дилемму: свобода бизнеса или свобода личности.

Вообразим, что в 2003-м году произошло экономическое чудо по образцу 2000-го, и российская экономика выросла на 8% - деньги на сокращение призыва вроде бы нашлись. Вопрос решен? Увы, нет.

Контракт

Во-первых, оценки стоимости вольнонаемной армии базируются пока на опросе ВЦИОМ³, согласно которым рядовыми у нас готовы молодые люди идти за $100 в месяц (то есть примерно за среднюю зарплату). Редкий военный удержится от нецензурной брани, комментируя результаты этих опросов. Во-первых, из подобного минимализма неясно, сколько же тогда предложат лейтенантам. Если сравнимо, то и боеспособность не вырастет; если намного лучше, то почему не предложить это им до (вместо?) реформы? Во-вторых, ни один "работодатель" даже не пытается решать, что реально должен делать солдат с 0:00 до 24:00. Понятно, кто-то отправляется на боевое дежурство, а остальные - на "хозобеспечение части". Или последним займутся гражданские службы, а солдат - на военную подготовку? Об этом можно бы предметно дискутировать и отдельно, но "торг неуместен": реформаторы не выносят в отдельный вопрос дополнительные расходы на эти красивости.

Общество, понявшее частную собственность не как институт, а как наборы объектов, пережило первобытные 90-е. Общество может легко забыть, что армия - это институт защиты государства, а не собрание вооруженных людей под командой ответственного лица. Риски сравнимы. Во избежание рисков нужно воспринимать армию как институт. Первый институциональный атрибут профессиональной армии - контракт. Поговорим о втором.

Доктрина

Сколько человек нам нужно в армии? Нормальный офицер Генштаба ответит: "в зависимости от того, с кем мы хотим быть способными воевать". Проекты реформ, похоже, предполагают обратную зависимость. В настоящее время у нас как бы имеется две военные доктрины. Одна и не доктрина вовсе, а риторика "на вынос", для наших западных "партнеров". Другая - "для служебного пользования" офицеров Генштаба. Последняя критически важна: пока не понятно, с кем мы, возможно, будем воевать, мы рискуем получить карабахи, приднестровья и ичкерию везде, где можно, с любой армией - большой, маленькой, наемной или призывной.

Тонкость внешнеполитической ситуации не вдохновляет власти на публичный диспут по доктрине "ДСП" даже в эвфемизмах типа "зон ответственности", "защиты национальных интересов" (см. пример). "Доктрина на вынос" удобна разве что для потягусиков "военную реформу в один год". Закладывая ее в фундамент реформаторских проектов, либералы спровоцировали власть отдать вопрос на откуп генералам.

Особенности национальной полемики

Дело не только в личных грехах гг. Немцова или Явлинского. Дело в традиции. Что, казалось бы, общего между стихийным либертарианцем Анатолием Левенчуком и рафинированным поклонником Шпенглера Михаилом Ремизовым? Оба нечувствительны к экономической координате. Экономическое измерение вульгаризуется в дистрибутивную этику или предается анафеме - в зависимости от личных вкусов и приемов очарования читателя.

Впрочем, авторы (к сожалению) таковы, каков читатель, а читателя жаль. Как бы ни плохо в России преподавали экономику, дальше будет еще хуже: ее будут давать в средней школе, где попутно прикончат физику, заменив естествознанием. В школе, из чьей программы собираются убрать даже логарифмы, единственное экономическое, что можно дать, - некий курс экономической мысли. Его, при желании, можно сделать хорошим; но в нашем случае, догадываюсь, готовить программу будет явно не Шумпетер. Скорее всего, школьников накормят порцией гегельянства, въевшегося в мозги авторов учебников еще на курсах марксистской философии. Это запросто - изложат модно, добавив традиционализма и коммерческой рекламы.

Только не стоит потом удивляться, что вместо консервативных настроений на российской почве прорастают трайбалистские.

Перспектива

Власти могут использовать трайбализм, например, как (предвыборное) средство поляризации общества (вспомним, как Ширак использовал Ле Пэна). Но если говорить о консервативно настроенных интеллектуалах вроде Виталия Аверьянова, то в открытой полемике их перспективы смотрятся бледно. Причина проста.

Привлекательность дистрибутивной этики (даже брутальной, как культ карго) - в апелляции к прагматизму (индивидуальному - у либералов, коллективному - у социалистов). Традиционалистские же идеи адресуется к историческому опыту, и здесь возникают две трудные проблемы.

Во-первых, вокруг традиционализма всегда было много лицемерия: тысячи лет он использовался для утверждения социальных ригидностей - например, как платоновский концлагерь или как гегельянский конформизм на службе у пруссачества. Во-вторых, консервативная философия, лишенная экономической компоненты, выглядит слишком оторванной от реальности. Еще более оторванной, чем те идейные огрызки, в которые превратились в голове российского либерала экономические принципы, - после того как прошли импорт, утряску и усушку.

Примечания:

¹ Максим Соколов, "Спаси и сохрани", "Эксперт" #28, 2002.

² Зарина Хисамова, "Весенний привод", "Эксперт" #17, 2002.

³ Там же.